* * *
1
…осенний день
катится чёрствым чертополохом
цепляясь потусторонними мыслями
за натюрморт пейзажа
чёрным по голубому
царапает иероглифы смерти
и зашифрованный воздух осыпается за воротник
мелким мёртвым шрифтом
в ежовых рукавицах ноября
кровоточит сердце
вырывается сдавленный крик птицы
а на губах проступает молоко
безжалостным жалом ос-сени
выколоты блестящие зрачки стерегущего
ноябрьский воздух
голубыми губами
он выводит семь арестованных нот на прогулку
за попытку бежать
спасибо не надо
но
почерневший от времени конькобежец
удравший с холста Брейгеля
уже режет дряхлый лед памяти
тоскливо прижимая к груди
украденные вангоговские подсолнухи.
2
чёрная ночь
истекая желтым желанием
пережевывает железными жалюзи
желторотый желток
скажи густопсовая тварь
кто ворует воздух из моих легких
тайком рас-спрягает глаголы
а местоимения скармливает собакам
кто отпустил слезу
плестись по щеке в такой холод как не ты
тварь жолкнутая
посмотри
это твоя свора жолтых собак
отгрызла мягкий знак у осени
и с забрызганными окровавленными мордами
бешено грызется между собой
возьми себя в руки
там в углу сгорбленная тень Гоголя
в который раз сжигает свою рукопись
пшли вон, дураки
ФАБУЛА ДЕКАБРЯ
1
по хладнокровным венам век
пробирался декабрь
медленно опускались:
руки снег температура
кто-то пытался смеяться
но не почувствовав поддержки
умер
2
воробьиный шекспир
чирикавший на заборе — присвистнул:
в каком-то сугробе
раскопали фабулу декабря бомжи да вороны
будет-будет чем полакомиться
длиннымизимнимивечерами
3
этой ночью
под мяуканье кошек
хоронили любовь свою двое
после пили чай
разбавленный чистым спиртом
4
у какого-то хорошего человека
ни с того ни с сего утром
волосы встали дыбом
ничегосебе мысли
5
хорошо бы наверно быть лысым и дома
ждатьгостей наряжатьель куритьтрубку
опрокинутьтайкомотженырюмкудругую
вспомнить все что было хорошего за год
с умилением ожидать большего счастья
6
эх
мандариновая шкурка на снегу
видеть тебя не могу.
* * *
Саше Белых
Всем тем, кому давным-давно за осень, за
полночь, Саша, мельниц ветряных хватает ветра,
чтобы загнулись наперстянки, колокольчики, левкои,
слова, покинувшие опостылевшие книги
и мудрецов в расшитых кимоно…
Там, Саша, там воруют воду водоносы
там мягким языком шелковым, зализывают, говорят одновременно,
там словно изумруды, слова мерцают в воздухе и вне,
страшно думать на языке китайском
о пыли, что вернулась в место,
где только что ты не был… или был? — какая разница…
как пусто, Саша, думать вообще
в метель японскую из пенных брызг морских,
слетевших со страниц
полуистлевших иероглифов, вишнёвых лепестков
и прочей дряни…
Здесь, Саша, разорённый сад,
войди по линии разорванной бумаги —
там мальчики, сидящие у врат, тебя пропустят
не потому, что дождь и некуда идти, — никто не знает, почему…
здесь, Саша, думают на языке богов не чаще, чем на птичьем,
обмениваются шелудивыми словами,
плетут лавровые венки — и целый день
пьют молоко, не крошат хлеб, ни с кем не говорят…
Здесь небо перечёркнуто ветвями, и тенями земля,
ты никогда не угадаешь, где встанет солнце,
кого б ты ни душил в объятьях —
тоска всё та же…
Здесь, Саша, дерево есть (то ли вишня, то ли слива), под которым
Мисима, косточки выплёвывая, плачет… что-то пишет
справа налево, иногда кричит…
но ничего не слышно, Саша, сильный ветер…
когда отступит море, оставляя
на берегу ракушки, мидии, креветки,
ты встретишься слева направо с ним…
* * *
…оставляя на крыльях пыль и тепло юга,
слезящимся глазом косит назад птица,
между вскриками пастухов на раннем рассвете
и пролитым молоком на закате
дремлет ужас убитого времени в чашке чая…
и когда ты возвратишься ко мне красивейшей старухой,
снег доисторический будет падать тихо
белыми хлопьями в ледяную кирпичную воду,
и не будет времени болтать глупости
про кукушку в лесу и потерянный ключик.
* * *
Оксане Борисовой
воробей чирикает и не спрашивает
было это или не было
это есть
молчит девочка глазами коготковыми
смотрит смотрит булыжник на неё глазами влюблёнными
не без слёз
в чикчирикнутом городе кто над кем сжалится
кто ж над кем…
а у него жилы полые
а у неё глаза голубые
да сердце
и другого нет…
осень урбанистическая
в сложенных крылышках бражника
есть на то воробей — что же ты?
кто-то уже носом водил спрашивал
не съедобен ли воздух здесь?
И какого тут собственно воробья спрашивается…
хуже боли может быть только её отсутствие
воробей чирикает и не спрашивает
страшно ли тут кому
не страшно ли…
14 
