В то время я была очень увлечена фигурой Орлеанской Девы. Разумеется, мне никто не объяснил, была ли она безумна: диагноз не содержится в хрониках. Все, что относится к идеологиям и религиям, так или иначе касается безумия. О безумии я тогда еще только догадывалась, но вскоре наткнулась на него как на неразрешимую головоломку. Во всяком случае, Орлеанская Дева, подобно множеству святых, пошла на погибель за веру. Такая абстрактная идея самопожертвования была мне глубоко симпатична, пока я не встретила в летнем лагере Зою К.
Зоя была старше меня лишь на год. Вероятно, ей уже стукнуло четырнадцать. Зоя — Греческая Жизнь — была похожа на Отечественную Смерть. Ее короткие, до голубизны блеклые волосы были зачесаны назад. Еще у нее были алебастровые руки, фиолетовая шея и огромные синие глаза. Прислали ее сюда из детдома, что немедленно окружило ее ореолом святости. И ее образ — девочки с агитационного плаката тридцатых годов — немедленно наложился у меня на образ орлеанской святой.
Зоя верила в высшую справедливость в лице государственной власти: в победу добра над злом, в целесообразность событий, в предопределенность судьбы и в высшее предназначение. Она придумала себе родителей, погибших в авиакатастрофе, и воображала свою мать великодушной героиней, а не блядью подзаборной, что могло быть на самом деле.
В лагере над Зоей посмеивались, а я ею очень заинтересовалась, даже влюбилась в нее, и теперь мы проводили много времени вместе, прячась за спортивной площадкой под соснами. Там стояла зеленая скамейка и можно было говорить о главном и о страшном, не рискуя попасться на глаза воспитателям. Тут, на зеленой скамейке, Зоя и раскрыла мне свой самый страшный секрет.
— Знаешь, на самом деле никакая я не Зоя, а Жанна. Зоей я назвала себя сама в честь Зои Космодемьянской — пионерки, которая погибла мучительной смертью во время войны, но от принципов своих не отказалась. Понимаешь?
И тут я поняла, как я была права, когда образ ее наложился на Жанну Д’Арк. Теперь их было три: Орлеанская Дева, Зоя Космодемьянская и эта Промежуточная с синими глазами.
В день, когда я ее возненавидела, мы сидели на зеленой скамейке и я была полностью в ее власти. Она крепко держала меня за руку. Ее ладонь была холодной и влажной, но именно так я впервые ощутила физическое присутствие другого человека. Мы молчали. Тело ее вибрировало. Я думала про ее шею, обвязанную красным галстуком, — она была единственная в смене, кто носил этот знак отличия невест господних.
— Почему ты спишь в пионерском галстуке? — спросила я, но Зоя смолчала.
У нее был длинный белый позвоночник, а из-под футболки выпадали тонкие лямки лифчика. Наконец, Зоя, наваливаясь на меня и сдвигая к самому краю скамейки, медленно выдавила мне в ухо:
— Мы будем дружить?
Я неопределенно кивнула. Как я уже сказала, я находилась полностью в ее власти. Дыша на меня докторской колбасой, которой нас кормили на завтрак, она что-то плела мне о дружбе до самой смерти и говорила, что истинная дружба должна быть обязательно «пламенной».
— Подруженька ты моя ненаглядочка, красавка моя умница, я за тебя в огонь и в воду, умру за тебя, буду тебя защищать от врагов, заслонять тебя от пуль собственным телом.
Это был откровенный и экзальтированный пассаж. Ее намерение умереть, защищая меня от врагов, подразумевало ответное самопожертвование.
— А ты пойдешь за меня в огонь? — Она требовала от меня сказать ей четко и честно, пойду ли я за нее на костер (инквизиторский, пионерский).
Когда я представила себе, что Зоя пришла к нам в гости, меня чуть не стошнило. Вероятно, она очень удивится, увидев моих родителей, ведь она же сирота. Во-вторых, она поселится у нас и постарается от меня избавиться. Может быть, даже занять мое «место ребенка».
— Теперь ты будешь моей сестричкой единственной, ненаглядочкой, — продолжала Зоя.
И тут я решила, что, заняв мое место в семье, она меня попросту убьет. Я живо представила себе, как она пробирается ко мне в предрассветных сумерках, колет меня в живот большим кухонным ножом, и почувствовала резкую боль. Разумеется, у меня было живое воображение, а Зоя смотрела на меня синими любящими глазами оборотня.
— Сестричка моя родная, душенька-душа. Зацелую я тебя. — И Зоя стала быстро целовать мою руку в середине ладони, тискать ее и сжимать.
Я попыталась отодвинуться, но уткнулась в угол скамейки. В этой девушке было что-то очень голодное, жадное, жаждущее, прилипчиво, обожающее и не утихающее.
— Так значит, ты Зоя Космодемьянская? — спросила я, выдернув руку и отстраняя ее, и она горячо закивала.
А я продолжала:
— Ты знаешь, что такое Космо-Демьянская? Это Дева Космо-Демонов. Зоя — это Жизнь Космических Демонов.
И тут Зоя стала быстро-быстро осенять меня крестиком:
— Изыди, чур, зло меня чур, щит молитвенный, помоги, возьмите, пташки летящие и звери зверющие, горсточку земельки. Прорыта яма, да ход напрямую к ней. Помоги ступать прямо рабе Божьей так, чтобы ямы все обойти. Четыре стороны, четыре силы, уберегите! От ямы глубокой спасите и защитите! В яме темно, в жизни светло! Дальше от ямы, ближе к солнцу! Чур меня. Слово мое крепко. Сила моя большая. Тьма, отойди, Господи, мне помоги. Аминь!
И все эти чуры и крестики сложились у меня в голове в какой-то богословский орнамент.
Я вытерла руку от её слюней и сказала механическим голосом железного робота:
— Зоя, вообще-то у тебя изо рта пахнет колбасой.
Когда я уходила, в глазах у нее стояли целые лужи слез, лужи горя. А на прощанье я отметила, что у нее очень красивая линия челюсти и полные чувственные губы.
До конца дня мы не разговаривали, а утром я вышла из лагеря еще до рассвета.
В автобусе я то и дело оглядывалась назад. Еще несколько месяцев, выходя на улицу, я ожидала встретить ее караулящей у дома.
Прошло уже много лет, а она до сих пор мне снится с предложением пойти за меня в огонь и дружить до смерти. В этих снах у нее необыкновенно цепкие лапки — лапки космодемонической священной обезьяны.
51 
