Экзамен
Вопрос звучал почему, на ответ отводилось
не более часа.
Кто-то сразу ушел, под назойливый шёпот ну что там
из рекреации. Ничего.
Через n-дцать часов флегматичная чайка
летала над головой,
под ногами
плескалась тяжёлая бухта,
куда работники ресторана
cливали вчерашнее пиво.
.
Расслабленный вид. Больше сюда никогда,
так и есть,
резонанс, никогда, не вернётся и не вернулся.
* * *
срезанный дубль на заре автаркии: по дну тёплой реки про-
легает жёсткая нить, до самой закрытой (уже) больницы.
Здесь (тогда) дети своих родителей, громыхая брелоками и
резиновыми аббревиатурами на ВМК, безнадёжно рычат,
надувая слюни, из которых потом выходят бронепластины
и полиэтиленовые пакеты — вросшие в землю ровесники.
Выравнивая по левому краю, слежу, как подсушенный выдох
перекатывается через полдень и бесшумно скользит у стены.
Время отстёгнуто вспять, насквозь промерзает река. «Не введи нас…
ну хотя бы меня… в этот сухой остаток». В этот (die) Verfremdung.
Кажется, что-то способно вырваться, вспыхнуть, стать больше себя,
но — темнеет и не отдышаться от глупого бега. В памяти трётся
Это реальная история
Несколько дней морочился, грезил скользким побегом, предательством
вообще,
переменой
пассионарной
участи,
сменой
холодной
прошивки,
перелицовкой
неровных краев,
возвращением на то самое место,
где
могла бы,
потерянная,
ответить по существу. Или сопротивляться до последнего атома.
Не вернувшаяся ни поздно, никогда: несколько пыльных вокзальных полосок,
которые ты сейчас зачем-то смахнул.
52 
