Стихи до и времён пандемии

* * *

I 

У берегов Атлантики

острой ранкой

дырявит мокрую простыню

пронзительный звук

снег идёт мелкой манкой

Медленно разрывая плёнку

тупоносый турецкий танкер

нащупывает

след туманного горна

с узким сечением

зовущего корабли

воем раненного на охоте зверя

II 

В январе после полудня

и световая минута — прикорм

попытка пробраться вброд

к весне — хвост защемлённый дверью

тело унесённое по течению

На палубе морось

вкривь и вкось

усталый Одиссей забивает косяк

табаком и марихуаной

из поношенного кисета

костяшками указательного

раздробленными кастетом

Памяти текст прошит

клинами птичьих букв

с засечками на начале свитка

Бэрешит

III

                      и сирена-плуг

вспахивает ушную раковину

и всё останавливается —

кордебалет снежинок-первоклашек

зависает над чёрным асфальтом

исполосованным

восьмёрками шин

радиопозывные

спотыкаются

на своих частотах

об окаменевший воздух

углубленья подошв

наполняются талой наледью

и не размотать их ни Шерлоку

ни отсматривающему IT-комиссару

замедленные на рапиде

записи с камер

наблюдения и соблюдения

людей вне закона и автозаков

Ошибка резидента

Бело-красный стяг развевается над Спасской башней

беларусские и русские женщины стоят живой цепью

взявшись за руки вдоль набережной Москвы-реки

На Лобном месте цыган с мартышкой

демонстрирует в маленьком аквариуме

щетинистые усы Саддама Хуссейна

Как в компьютерной игре, из касты неприкасаемых

человек Алексей перепрыгнул в высшую категорию —

несгораемых Из Берлина он вернулся киборгом

со стальными немецкими лёгкими и печенью

которую не проклюнет ни один «новичок»

В Кремле распяты Чепига и Мишкин:

за проваленную операцию вместо глаз

им впаяли золотые звёзды героев

«Поднимите нам веки, нам снится омский боинг»

Самая главная Женщина на набережной Москвы-реки

поёт голосом Курта Кобейна

Гендерно-флюидные хипстеры на самокатах

и нежные пенсионерки, выстрелившие в Перестройку

заводят хором: «My girl, my girl, where will you go?

I'm going where the cold wind blows

In the pines, in the pines

Where the sun don't ever shine

I would shiver the whole night through»

Писатель Сорокин улыбается с передовиц Telegram-каналов

Дэвид Линч обещает хорошую погоду

ветер перемен

2:0 в пользу Бога

Бог присматривает за нами по Zoom'у

Всё это — сплошное шоу Трумэна

Мелкие муравьи на его экране —

или даже кластере экранов —

                    в центре управления Вселенной

с множеством кнопок и проводов

                    Кстати зачем они Богу?

Ведь у него нет ни рук   ни ног

                    да и глаз у него   нет

Он видит нас внутренним

                    трансцендентным зрением

Иногда ему смешно   иногда он за нас волнуется

как болельщик на футбольном матче —

                    только с той разницей

                              что легчайшим движением

(ну допустим того же пальца или век

                              если бы они у него были)

Бог корректирует игру —

                    и тогда

                              прекращаются пандемии

                              сворачиваются ядерные зонтики

                    открываются двери музеев

                    Митя в очках с толстыми линзами ест мороженое

                    в развлекательном парке Новая Голландия

                              и по Иерусалиму снова

                              начинают бегать серебряные гильзы

                                        трамвайчиков…

Бог улыбается

                    и видит   что это хорошо

                              и ему немного жаль нас

                                        из своего Zoom'а

До следующей игры в бисер

Два ноль — в пользу Бога

* * *

выживут только

торговцы упаковками с чистым воздухом

и тиндер-аппликациями для виртуального секса

вместе мы практикуем выживание

типа сидения на острой бритве

пока хождение запрещено

танго с собственной тенью

приветствуется

представим что круглый коврик

это сердце пластинки

которую заводишь и крутишь

собственными каблуками

то есть на самом деле

все вы в домашних тапочках

каблуки воображаются

восстановление эректильной функции духа

посредством успокоительных таблеток

не рекомендуется

новости бывают двух видов —

плохие и очень плохие

хорошим сейчас может быть

лишь перерезанный интернет

но раз меня кто-то читает

значит он ещё это нет

* * *

Отсидимся по укромнатам

в этом новом мире дивно вогнутом

пересиди перекричи пере- что хочешь

телефон мерцает под рукой

навык многоночества наточишь

сам себе психолог и сиделка

всем пора на вечный беспокой

но не спится и не греет грелка

баю-бай! — придёт и твой черёд

камнем в братский прыгнуть огород

Памятка

На случай блокады закупим

кру́пы и макароны

закупорим дырки в доме

в пуховые одеяла ляжем

будем вслушиваться в шелест

беготни мышиной

плевать на дальние дистанции

подсчитывать трещинки в потолке

вспоминать запахи прелой листвы

тренироваться вдыханию весенней грязи

(когда-нибудь и она наступит)

а пока будем рисовать гуашью

по памяти

цивилизация обнулилась

социальные связи нарушены

но не исчезли ножи и деревянные миски

по ночам мы будем выходить на охоту

за пятиминутными жетонами в Интернет

который давно закончился

а с ним и страх новостей

не подходи к дверям

там могут быть незнакомцы

в поисках пищи и масок

но и ты не плошай — проверь

остались в запасе ли свечи

и спирт?

не касайся поверхности клавиатуры

не ковыряйся в носу

не бубни и не дави бубоны

до свидания мой милый друг

Топ июльских продаж

Мы живём в музее современного искусства «Гараж»,

мы записаны и регулярно посещаем

Платоновское философское общество,

это и есть — наши утехи, наши отростки сердца.

Я веду тихие разговоры с композиторами

и с постояльцами закрытых учреждений,

всем им задаю один и тот же вопрос:

«Где приземлиться?»

Вот она, моя история сопротивления,

опыт моей политической ориентации.

Среди психически больных пациентов и фашистов

я крадусь по следам расследований.

Прошлое, настоящее и будущее Государства

состоит из тайн и заговоров:

там, где средневековый образ говорит со зрителем,

эротическая история Версаля

неизбежно попадает в мышеловку святого Иосифа.

Дайте мне путеводитель для растерянных,

я хочу трогать стеклянных пчёл —

они жужжат и сочетают браком

Филологию и Меркурия —

такова современная природа

исторической памяти.

Я протягиваю белое яблоко

Алою Фёдоровичу Крылову.

Зачитываю ему куски из конспекта его собственной жизни,

вместе мы изучаем синдром падения Адама

и плачем над судьбой «Пятого Рима».

Плач наш — как фермата в нотах, —

он длится длиннее запланированного.

Молчание — элементарная форма,

ибо невозможно стать экологичным,

пока социология фашистских движений

российской молодёжи продолжит оставаться

в рамках тотальных институтов

и гуманитарных инициатив.

* * *

На новом месте обрастаешь ключами

как веригами —

ключами от чужой квартиры

от чужого офиса

от почтового ящика

от велосипеда

они трясутся на связке — кольцо к кольцу

будто проигравшие олимпийские спортсмены

возвращающиеся с игр вместо медалей

с разочарованиями и травмами суставов

им эту боль хранить ещё много лет

как кубкам которым предстоит

пылиться на книжных полках

сопровождаемым удивлённо поднятыми бровями детей

— А откуда это, пап? А этот за что?

Но единственная реально значащая награда —

это память о поцелуе на подоконнике

с огненно-рыжей красоткой и пронзительный запах

помады и её тела и вашей с ней дерзости