* * *
В моём государстве
время растёт или стоит столбом.
Серое дно
в кучевых облаках над водой.
Случайно впасть в реку —
выйти по ту сторону правды.
Левиафан молчит:
обвиняю тебя, потому что могу,
но хочу от тебя
истины и любви.
* * *
Внутреннего Цезаря трясёт
от неизбежности.
Чувствует дюжину струн
протянутых от сердца к спине,
что связали руки друзьям,
резали воздух между нами.
* * *
Детский мишка с плачем сядет
мягкой попой на асфальт.
Тяжело бежать от охотников на людей.
Замкнуться в башне из живой кости,
в умственном гетто,
внимательно изучить
собственный полутруп.
* * *
Мокрый барашек на синих плечах,
в одном кармане камень, во втором утюг.
Морское пугало, точка в терминаторе.
В керамическом горшке
плавают две рыбки:
одна про любовь, вторая про смерть.
* * *
Качается на ветру
Dama del Muerte.
Трепет и содрогание
el duende.
Истончение
долгой реки моего тела,
срастание берегов.
Благородное время
видимо в зимнем саду,
в подземной реке.
* * *
Перед лицом мира-инвалида
охотник каменеет головой,
просит разрушить его сердце
для безграничной любви.
Пахнут руки её пшеницей,
похва — ржаной мукой
и оливковым маслом.
* * *
Синий дождь в высоком плаще,
двухтактовое одиночество Эмили,
фаза ожидания
для белого платья
в сумеречном доме, грозовом саду.
Гадание на перестуке
костей и костяшек в кармане плаща,
о жизни в человеческом зле.
* * *
Стой
в узком месте,
узилище.
Братская
легитимная ненависть.
Битое чрево,
зашитое горло — закрытый рот
сам говорит и поёт.
* * *
Опьянённым сенильным мясом
сбривают полосы дыма и света
с макушек, бёдер и спин.
Под железной кожей
чёрно-синяя кровь.
Не любишь лгать —
не люби и лги.
* * *
Трёхкамерное сердце, белый свет
кричит из комнаты.
Мама, мамочка, матка,
вытри кровь на солнце!
Врёшь материнскому молоку,
осторожно несёшь
в шлеме
драконье яйцо.
* * *
Страна ускользает
по воздушным рельсам
на широких потоках лжи и разбоя.
Остатки несчастных детей
мешает с землёй, опавшими листьями,
укрывает кровавыми одеялами.
Да пребудут с ними конфеты,
грязь и песок.
51 
