* * *
Национальные особенности медленной дружбы
четырнадцатиминутные голосовые сообщения
и букет ромашек
чтобы заварить расслабляющий чай
как и о чём говорят эти люди
уставшие быть счастливыми
стыдятся своей улыбки
стараются быть незаметнее
но счастье день за днём
поднимается из-за гор
обжигает кожу засвечивает фотографии
где им хорошо
в чём и как выражается эта дружба
когда слова вязнут в медиаслизи
а высшая форма речи проявляется в том
чтобы украсть бутылку вина с фуршета
после вручения премии Драгомощенко
и написать об этом стихотворение
которое похвалят
одновременно осуждая поступок
безъязыкое счастье быть пустым и усталым
медленно дружить со всем миром
незаметно улыбаясь с фильтрованных фотографий
где же так можно
расти только внутрь и вглубь
съёживаясь до размеров лепестка одинокой ромашки
медленно танцующей своё вегетативное contemporary
посреди пустыни надежд и желаний
под холодным солнцем и горячим дождём
где ни рай и ни смерть
а лишь стыдная гордость непонятно за что
между похвалой и осуждением
между радостным чувством присутствия Другого
и полным отсутствием
каких бы то ни было
чувств
* * *
Девочка по имени Соледад
спрашивает как звучит
её имя на русском
отвечаю и одновременно пишу
на протянутом листе бумаги:
o d i n o c h e s t v o
следом с вопросами подбегают
её одноклассники
на том же листе появляются
t i k r a s i v a y a ( o c h e n )
и
y a t e b y a l y u b l y u
всё думаю
что в это имя вложили родители
что было у них на уме
и на душе
у того венесуэльского парня
в автобусе
со связкой карандашей
он давал по карандашу
каждому кто помогал
деньгами или едой
многие ходят с конфетами
но у этого были карандаши
немецкие хорошие
так он по крайней мере говорил
как работает память
как заполняет собой
пустые пространства повседневности
выстраивая на её ландшафте
призрачные объекты
совсем рядом с условно реальными
высвечивает те или иные участки
пройденного пути
как прожектор на сторожевой вышке
держа под присмотром границы
и одновременно размывая их
вот мы вместе с венесуэльцами
едем в одном грузовике
сидим на опилках делимся планами
один из них похож
на Криштиану Роналду
а другой на Хуана Куадрадо
ночью в шлёпанцах без футболок
они выходят на футбольное поле
лагеря для мигрантов
на границе Колумбии и Эквадора
финтят и пасуются
ведут туринский Ювентус
к выходу из группы Лиги Чемпионов
наутро они продолжат свой путь
в Гуаякиль
а пока p r i v e t s p a s i b o d r u g
d o s v i d a n i y a
карандашные записи
на пачке сигарет
страницы фейсбука и
девочка по имени Соледад
босой ногой бьёт в девятку
с середины поля
обменивается телефонами с
Криштиану Роналду
и идёт спать в женскую палатку
чтобы наутро проснуться в плей-офф
и узнать имя следующего соперника
которое наверняка красиво и странно
звучит на русском
но бумажки с карандашными записями
уже догорают в очередном костре
немотивированной солидарности
возле которого мы
с Хуаном Куадрадо
допиваем выданную на двоих пачку молока
и без всяких прощаний
расходимся в разные стороны
турнирной сетки
чтобы не встретиться до финала
где нас ждут
неутешительные призы
слёзы болельщиков
и нервное напряжение
от которого не помогут избавиться
ни воспоминания ни мысли о будущем
они как те самые прожекторы
на сторожевых вышках настоящего
вглядываются во тьму
теперь уже по обе стороны
его размытых границ
но несмотря на обилие
и разнообразие объектов
на все s p a s i b o и
y a l y u b l y u t e b y a ( o c h e n)
ни за что не могут
ухватиться
* * *
Как там твои сны
что приходят быстрее
если выпить немного кофе
и не проверять входящие
всё тот же призрачный город
одинокий киоск польский акцент
дымный рок-клуб
свитера́ нелюбимого цвета
на когда-то любимых людях
что тебе снится
пока макияж аккуратно скрывает
прошлое представительниц
и представителей среднего класса
пока Том Уэйтс стыдливо озираясь
тянется за сигаретой
пока музыка мёртвых
зовёт танцевать забывая о боли
причиняемой ползающими по голым щиколоткам
рыжими муравьями
и накуренный профессор
объясняет жене
глубокий физический
и философский смысл
зодиакальной системы
всё связано со всем
и только сны ненадолго
позволяют разрушить эту связь
расшатать положение вещей
и представлений о них
только во сне
ты можешь открыть эту дверь
впустить в дом почтальона собак
и немного солнца
но от этого ты просыпаешься
оставляя всё на своих местах
дым киоск призрачный вкус шипящих
люди в свитерах
косметический стыд среднего класса
ушедшая в прошлое музыка астрологии
муравьиные танцы
и хриплый почти-шёпот:
«And it's goodnight to the street-sweepers
The night watchmen flame-keepers
And goodnight Matilda too
Goodnight Matilda too»
* * *
Девушка с грустной улыбкой
и бесконечно усталыми глазами
стараясь держаться
рассказывает о том
как её семья создавала
самую большую в городе
сеть секс-шопов
и как сейчас это осложняет
её отношения с парнем
из семьи фанатичных католиков
впустить в дом
продавщицу сатанинских игрушек
они готовы только при условии
если пара обвенчается в церкви
и вот теперь
чтобы заработать на эту церемонию
она должна продавать
в три раза больше сатанинских игрушек
чем раньше
странно и смешно
улыбаюсь ей киваю
и иду в стриптиз он же бордель
обсуждать проект
по добыче этанола
в лесах Амазонки
что обеспечит работой
сто бедных индейских семей
улыбаюсь проституткам
стараясь не мигать и не кивать
странно и уже не смешно
грязные городские джунгли
фальшивая пьяная радость
глаза людей старающихся держаться
странный танец вечного поиска денег и понимания
под звуки безразличной к несчастьям
бразильской самбы
и уже неясно
то ли вера дешевле секса
то ли зло сильнее добра
то ли бросить всё и тоже пойти танцевать
растворяться касаться других тел
а что делать так и держимся
за мелодию барную стойку другие тела
низачем просто потому что музыка играет
и ещё потому что от странной грусти
как и от веселья
от одиночества поиска сатаны или бога
а также от разговоров об этом
тоже надо
иногда отдыхать
* * *
О чём написать тебе из неизбежного завтра
где на Земле не осталось больше
немыслимых расстояний
кроме расстояния между мной и тобой
если его умножить на силу притяжения
всех тех мест где так и не остался
то это и будет
механическая работа усталого теряющего пластичность разума
продолжающаяся ради всех
кто ещё дорог
когда ничто уже не дорого
так о чём написать из тех мест где пещера Платона
устав от костров протоплазменных плясок
и игр в пластичность пространства идей
выгоняет всех вон
многократно усилив эхо
от молитвенного рёва
обезьян гуариба
из окрестных лесов
просящих о дожде и о том
чтобы всё это
хотя бы ненадолго остановилось
а мусор и пепел следы и рисунки
на стенах пещеры
остаются заботливой паре из числа первых обитателей —
памяти и ностальгии
так и пишу
слушая тихий дощатый шёпот
под соломенным небом
и наблюдая за игрой гибких теней
на восковых разводах
ох уж этот табак из Минас-Жерайс
аромат маракуйи
хрустящая бумага
керамика рыбные снасти
кем-то забытый набор мыслей
о доме семье и другие
волшебные предметы
из плетёной сумки старика-индейца
который кажется всё о нас с тобой знает
даже больше чем мы сами
представь себе там за лесом
живут улучшенные версии нас
у которых всё получилось
сейчас когда обезьяны затихли
можно услышать как оттуда доносятся звуки аккордеона
это играет улучшенная версия меня
а ты в разноцветном платье громко смеясь
танцуешь беззастенчивое каримбо
словно праздничный Шива
стирая из завтра
все вещи идеи следы и
даже рисунки
на глазах у смиренных памяти
и ностальгии
аккордеонная полифония живой природы
строгий пещерный закон
и пластика веры
но что делать со всеми левыми идеями
альтернативами принятыми вслед за нормами
по обе стороны письма
снаружи и внутри текущего момента
даже одиночество и пустота
являются частью чего-то большего
какой-то громкой и сильной песни
где слова переплетаются как лианы
над прозрачной водой
она звучит где-то в сфере
красивых имён
альтернативных практик спасения
и имеет вкус молитвенного табака
из Минас-Жерайс
его дым-дымок переплетаясь с песней
ведёт нас за лес
и мы плывём по нему
как по реке
впереди нас плывёт Пётр Первый
на скрипучем каноэ
в слабом свете балканской звезды
так что же нам делать
если ты больше не птичка
а я уже не сверчок светлячок
если эти пустые чернильные фразы
не стоят ни свеч ни хрустящей бумаги
а лишь очерчивают пространство
сужающееся к наступлению завтра
где от всех карт мира
осталась лишь бубновая четвёрка
из сербской Бабушницы
с начёрканными ручкой
заглавными буквами красивых имён
где ощутим лишь песок в волосах
и видимы лишь узоры заживших царапин
хотя кажется кроме песка
в этих выгоревших кудрях есть ещё что-то
не твоё ли это
разноцветное перо
как ключ в недостроенный рай
где создатель призна́ется в том
что всё это не он и что кажется
больше не любит
но хочет остаться нам другом
узнав что возможна такая пластичность
удивлённый Протей превращается в уголь
в руках у мальчика
по имени солнечный луч
и что бы он ни написал этим углём
то назавтра сбудется с нами
если мы ночью услышим
громкую сильную песню над лесом
и если утро наступит для нас
в одно и то же мгновение
как внутри его
так и снаружи
51 
