Само предлежащее
Александра Петрова
Вулкан не загорится
Январь — начало нового. Открой
Все двери Янусу, бесстрашная хозяйка.
За ними, видишь, — тьма, холмистый лес,
Поля, засаженные репой и ботвой.
Протопчет еж, скользнет лиса, проскачет зайка.
Но нынче звери спят, лишь ты как часовой,
Туда сюда, шалава, ванька-встанька.
читать
Василий Бородин
Хлеб среди травы
холодай тебе небо — шаг
по разлитой по зеркалам
световой оболочке: шар
духа времени — пополам
горизонты в его пустой
отпущенья грехов тиши
и как радио шум простой
отражения хороши
читать
Максим Бородин
Что-то серьёзное
будущее человечества
похоже
на коробок спичек
с каждой сигаретой
спичек становится все меньше
и меньше
при этом
все прекрасно понимают
что
перекур давно закончился
читать
Сергей Сумин
ЖЗЛ
Клариса ходит по дому, заглядывает в зеркала в старинных рамах с изящной резьбой, танцует возле тяжелых столов и пышных кресел, поет старинную индейскую песенку. Октябрьский ветер за окном немного усилился, но это не слишком волнует ее, ведь она чувствует: вот-вот в ней загорится поэзия, абсолютная поэзия, воображаемый и желанный мир ярких образов. Наблюдая за ней со стороны, можно сказать, что женщина красива, у нее нежный овал лица, тонкие высокие брови и пышные дольки губ, манящие и тревожащие, но без явной чувственности. Скромное, но безусловное очарование этой женщины становится почти осязаемым в этом полутемном доме с большим книжным шкафом прямо за входной дверью. Клариса присаживается отдохнуть в глубокое кресло, в ее руке появляется тонкая дамская сигарета, но быстро тушится, ибо первые слова ее абсолютной поэзии уже пришли, требуя быть записанными. Вскоре на бумаге появляется рваный сумбурный отрывок о мужчине, который был первым, и он остался таковым навсегда, она вьет своей ручкой кружева предложений, уносящих ее за грани этих старых стен, но записная книжка и ее страницы — довольно-таки холодный домик для прилагательных и существительных, пытающихся восстановить подробности первого обжигающего глотка.
читать
Юрий Солодов
А она и так на ниточке держалась
В два часа ночи пошел пробежаться на стадионе. Возвращаюсь, — мотается фигура у двери… Уже пьяная и в приподнятом настроении. Рылась в кассетах, расшвыривала их, скакала, подбрасывая колени, дергала за руку. Мы упали на пол в прихожей.
— А знаете что? — расширилась зрачками. — А у нас с вами будет… ро-ман-чик! (Ласково.) А вы старенький. Вы знаете, что вы старенький? Что это вас, дедушка, на молодых-то все тянет?
— Это-то как раз понятно. А вот вас-то что… внученька?
Сказала просто, тихо:
— Я не знаю…
И стало ей себя жаль.
читать
Михаил Немцев
Недоброй памяти
Смерть вроде бы удивляется — мол, кто же меня пустил!
жил же! Вроде бы даже стесняется. Но, в щель заложив кулак,
втискивается в город, где
не пустуют библиотеки.
читать
Лев Оборин
Ещё не написанное
чтоб тебе битые кластеры в словаре
вырванные страницы
чтоб тебе несуразности в языке
от которых он остановиться
читать
Наталия Азарова
Сущности касаний
париж углублён в жару
по полу жадному до витража
только цыпочки красного — голуби углублённые в жару — движения жёлтый жёсткий попкорн
звук жары долгий и хриплый
в центр
читать
Дмитрий Замятин
Арктичность
Франкенштейном полярного ужаса бежит-трепещет-плещется арктичность на трех мощных старых моржах; она разговаривает с домом холодеющей вселенной как шелковый чернеющий великан; сказкой больного морозного солнца студится-простужается она как что-то тихо шепчущая рыба; радугой краснеющего чума она снаряжает ковчег оленьего путешественного спасения.
читать
|
33 
