* * *
Когда переосмысление лишило прошлое смысла,
всё стало всё равно, прощено,
умиротворено
и забыто, как тобой, так — что самое важное — и другими,
ты слышишь стук, доносящийся от причала.
Аж пугаешься: лодку, что ли, не выволок на берег — вмёрзнет же! Но нет:
твоя лодка полумесяцем чернеет на берегу, уже вторую луну ожидая весны.
Не стоит обращать внимания?
Но стук не стихает.
Так по весне барабанит обуянный желанием дятел —
разве куда громче.
Когда ты идёшь поглядеть —
дрожь подымается из глубин твоего чрева, и извивы кишок доводят её до сердца,
словно ты в чём-то виновен, а в чём — не помнишь,
с каждым шагом всё меньше желая знать, что ж это там стучит-то.
Должно быть бревно, уверяешь себя.
Чёрное, тяжкое от водяного лака.
На подходе к пристани ЭТО ещё можно принять за бревно, которое затянуло под настил,
и вот оно слегка стукает снизу по доскам, приподнятое волною.
Но нет.
Нет.
Это труп твоего врага.
Бледный висок покойника слегка, точно играя, бодает с исподу чёрные от водяного лака доски настила. Так бодает мать разозлённый малыш, добиваясь, чтобы она его приласкала.
Это и есть источник звука.
Тук-тук-тук.
А так — тишина.
В старой восточной притче река проносит труп твоего врага мимо, и ничего более.
Но мы — в северном озёрном краю.
Здесь иные обычаи: твой враг — ты и хоронишь.
Своими собственными руками.
13.1.2018
* * *
На моих глазах люди умирают от рака. Признаются в этом, шутят об этом, смеются над этим, тоскуют из-за этого. И умирают от этого.
Я переживаю их.
Я переживаю эти жизни, лишь слегка притормаживая собственную, чтобы выразить соболезнования, если есть что сказать, или попрощаться, если услышат, или попросить прощения, если простят.
И даже если смерть будет скоропостижной, моя жизнь не замрёт на месте.
Жизнь не терпит суеты, даже если полна ею.
Жизнь в принципе не выносит смерти.
К счастью, с возрастом это проходит.
15.2.2018
* * *
Когда ты забрёл достаточно далеко в будущее,
начинаешь, сам того не замечая, ходить по кругу.
Одни называют это «ведьминым кругом», другие — «стабильностью».
Как посмотреть.
Со стороны это, конечно, «ведьмин круг»:
человек ломится через одни и те же заросли,
бредёт через одно и то же болото,
запинается об одни и те же корни,
наступает на всё тот же ягель,
но за его спиной
заросли смыкаются,
болото затягивается ряской,
корни торчат, как торчали,
ягель выпрямляет рожки.
Всё возвращается на круги своя.
Если смотреть глазами идущего — это «стабильность»:
все коварно метящие в глаз ветки известны наперечёт,
глубина болота давно замерена с точностью до миллиметра,
корни вечно забываются, ну что ты будешь делать,
ягель незаметно прибавляет по сантиметру в год.
Ничего не меняется. Всё в порядке.
Только вот время не стоит на месте,
а потому
в один прекрасный день заросли загустеют до непроходимости,
болото свернётся в торф,
деревья падут, и корни вскинутся кверху,
и всё затянется ягелем.
Вот ты и в незнакомых местах.
И как так вышло?
18.6.2018
* * *
Жизнь как будто спустила воздух.
Её упругая выпуклая поверхность
промялась, манкая ямка
похожа на гамак летним вечером,
когда солнце пронизывает травяные метёлки.
Но скоро этот гамак
провиснет сильнее и глубже,
покуда не сомкнётся
в мягкий шар,
где будет вызревать куколка
для новой жизни.
19.6.2018
* * *
Слов не хватает, как воздуха, ускользающего из горла перед инфарктом.
Ещё ничего не случилось, но душа уже чует, что ничего и не будет —
кроме скорой фатальной болевой атаки.
А потом скажут, что лёгкий конец.
Когда слов не хватает, внутри возникает пустота, втягивающая в себя всё подряд: небрежную запись друга, длинную, искусно составленную статью, чью-то исповедь из женского журнала, случайную новость, невнятный письменный сор.
Всё впору, но нечем заменить прямую речь, для которой так и не хватает слов.
В бессловесном пространстве требуется скафандр, но его не надевают, как в обычном безвоздушном, а вживляют под кожу. Непроницаемая плёнка эффективно изолирует глубинные слои от поверхности, так что под покровом кожи можно продолжать жить, как и раньше. Постороннему, а подчас и близкому иногда непросто догадаться, что внутри знакомого субъекта гнездится бессловесность, эта лишённая значений полость, прущее наружу вздутие, разрыв которого не принесёт облечения, потому что внутри нет ничего, кроме немоты.
Немота — не синоним тишины.
Тишину можно соблюдать, а немоту — едва ли.
Тишину порождает страдание, а немоту — боль.
В тишине слова не нужны, а в немоте их нет, как ни ищи.
Поэтому боль заворачивается в ладонь — получается кулак, и он ищет себе цель.
Боль должна говорить — пусть и на языке тела. На том самом языке, чьё последнее слово — лёгкий, или всё же не такой уж лёгкий конец.
8.8.2018
* * *
Эта болтовня постронних.
Как открытые люки — за ними глубокие ходы
человеческих жизней.
В моём мозгу
эти ходы ветвятся,
стремительно разрастаясь в целые древа,
в могучие Иггдрасили.
Внутричерепные пустоши
зарастают их частолесьем.
Броди себе там неслышно,
наслаждайся до боли:
каждое словечко,
каждый шёпот,
каждый вздох,
каждый оттенок
важны точно так же,
как любая веточка,
тростинка,
сухой листик
или ягодка.
Жизнь — это лес.
Он в каждом растёт по-своему.
3.3.2019
Нарушения сна
Вой воронка, пульсируя,
разбегается синими кольцами,
звенит о стены.
Не унимается.
Беспрерывно
сканирует сумрак сознания
по принципу эхолокации,
выявляя
смутный очерк.
Твою тень.
Одержимого тобой беса,
От которого не скрыться.
16.3.2019
Покупка земли
Кусок земли.
Наискосок с юга на север.
Или наоборот.
Это уж как посмотреть.
Вернее, отмерить.
Ничего особенного.
Дом, как рисуют дети.
Двускатная крыша, крыльцо коробочкой.
Солнечно-жёлтые стены
под серой облачной бязью.
Рядом красный сарайчик
да каменный хлев.
Ничего особенного.
Собственный перелесок.
Облезающий сухостой.
Густой растрёпанный ельник.
Спящий наяву филин.
Задранная косуля.
Ничего особенного.
Тихие соседи,
чьи руки помнят наощупь
рукоять вил,
бутылку самогона,
курок берданки,
горло врага.
Я подтверждаю сделку.
Вполне подходящее место для родины.
16.3.2019
* * *
Возлюби плоть свою
каждым её движением,
в каждом её движении.
Ведь у неё никого нет,
кроме тебя,
поневоле проникшая до мозга её костей
жизнь.
14.7.2019
* * *
Ты же девочка.
Тебе нельзя стрелять в одноклассников.
Под конец тебе придётся пустить себе пулю в лоб, и в гробу ты будешь уродиной. Пусть крышку гроба и не откроют, но все же знают: у тебя полголовы нету, и мозги стекают на крахмальное изголовье.
Ты же девочка.
Тебе нельзя курить и колоться.
А то придётся всё время замазывать тоном синяки под глазами, пока не протрётся вся кожа до кости. Пусть крышку гроба и не откроют, но все же знают: там на крахмальном изголовье лежит голый череп. Никаких мексиканских узоров, одни только слёзные русла.
Ты же девочка.
Тебе нельзя ударяться в религию.
Придётся выбирать между тем светом и этим, а поди разбери, где который? Куда стремиться, куда нет? Где светлее? Где темнее? Где ад? Где рай? Хотя никто и не знает, но все же видят: вот в гробу — или на ином смертном одре — или на костре — лежит девочка, которая поверила, но не посмела.
Ты же девочка.
Тебе надо готовиться стать матерью.
Хоть мать-землёю, если детей рожать неохота.
7.10.2019
50 
