ISSN 1818-7447

об авторе

Виталий Лехциер родился в 1970 году в Ташаузе (Туркменская ССР). Окончил филологический факультет Самарского университета, доктор философских наук (диссертация «Переходность как философская проблема: феноменологический анализ опыта «пере»», 2007, опубликована как монография). Автор монографий «Введение в феноменологию художественного опыта» (2000) и «Философия знака: игра и сущность» (2002, в соавторстве) и более ста научных статей. Опубликовал книги стихов «Раздвижной дом» (1992), «Обратное плавание» (1995), «Книга просьб, жалоб и предложений» (2002), «Побочные действия» (2009), «Куда глаза глядят» и «Фарфоровая свадьба в Праге» (обе 2013). Куратор ряда региональных литературных акций, в том числе семинара «Антропология поэтического опыта» (2012—2013), соредактор литературно-аналитического портала «Цирк Олимп+TV».

Новая карта русской литературы

Само предлежащее

Полина Андрукович ; Александр Уланов ; Александр Бараш ; Роман Фишман ; Илья Леутин ; Артём Верле ; Пётр Разумов ; Татьяна Бонч-Осмоловcкая ; Юрий Левинг ; Виталий Лехциер ; Юрий Гудумак ; Александр Мильштейн ; Андрей Урицкий ; Виктор Лисин

Виталий Лехциер

Нарративная реабилитация каждого

Персональный пенсионер республиканского значения

1.

Два мира, две системы написал в книге «14 лет»

Семен Борисович Готлиб в 1931 году,

книга вышла в Смоленске, ее автор в 16-ом

попрощался с тремя братьями, сестрой и родителями

и уехал из города Мираславас Алитусского уезда,

Сувалкской губернии работать конторщиком в Харьков

 

В 17-ом призванный в царскую армию, получил

ранение при крушении поезда с новобранцами,

в московском госпитале началась биография

пропагандиста: агитация среди больных и раненых,

поединки ораторские с кадетами, митинги летучие

на ж/д станциях, стычка с солдатами Довбор-Мусницкого

 

Участвовал в ликвидации мятежа анархистской банды..

организовывал первые воинские ячейки в городе…

агитировал еврейских рабочих по отказу от Бунда,

организовал библиотеку-читальню.. губком,

солдатский комитет, армейская комиссия по борьбе

с дезертирством, Гомель, Воронеж, Смоленск, штаб Армии

 

Два его младших брата, Гирш и Мирон, эмигрировали

в 23-м в Америку, один стал владельцем

магазина, другой — мебельной фабрики, их дети

Анна, Пэт, Мэрилин и Айрин живут дружно,

но в разных штатах, занимаясь йогой, наукой,

социальной работой, живописью, family history

 

Брат Давид, одно время — министр юстиции Украины,

был расстрелян в 38-м, сестра Ева погибла

в оккупацию, вместе с родителями, Цилю, младшенькую,

видели в гетто, и мы думали, что она вместе с Евой…

но письмо 44-го, извлеченное из забытой папки (!),

сообщает что она выжила и, вероятно, оказалась в Эстонии

 

(в другом письме значится про печальные известия:

ваш дом и все другие постройки сожжены дотла

немцами во время их отступления в июле 44-го.

С ваших родителей имущества осталось одна земля в деревне

Манкуны, которую теперь обрабатывают новосельцы,

со всего Мирослава осталось только несколько домиков)

 

«Как перестроить работу советов», пишет тот же автор

в другой своей книге, в том же городе, в том же году:

— даешь 50 000 пар обуви в день!, руководство районами,

— многие советы еще работают по старинке и не приступили

к перестройке, к внедрению планового начала

и действительному втягиванию новых слоев трудящихся

в управление государством. Новые боевые задачи,

 

ставшие перед советами в период последней стадии нэпа

даже номера «Аполлона» — случайный раритет домашнего архива —

так не дрожат в руках, как эти серо-желтые страницы

по 25 коп., спрятанные для сохранности в коричневые переплеты,

под которыми все еще происходит форсированное

социалистическое наступление по всему фронту

2.

Тетрадь бумажной фабрики «Герой труда»,

исписанная фиолетовыми чернилами, крупным почерком,

редкие красные подчеркивания, цитаты, мысли, афоризмы,

Глеб Успенский о Кольцове, ответ Чернышевского московскому

посланцу, Вордсворт о французской революции,

Пушкин писал о Мицкевиче… Мицкевич друзьям-москалям

 

Вы узнаете меня по голосу. Пока я был в оковах,

ползая в молчании, как змея, я таился перед деспотом,

но вам я открывал тайны, credo Брюсова, Олдингтон,

мироощущение последнего кающегося дворянина,

сумерки сознания в символизме, из статьи Городецкого,

Горький о Блоке, цитаты о торжестве акмеизма

 

Два суждения помечены галочкой на полях:

Есть два генеральные прокурора: один —

у Ваших дверей, он наказывает за преступления

против общества, другой — сама природа, Дени Дидро,

видимо, «Племянник Рамо» попал в тетрадку

опосредованно, результат чтения Чернышевского

 

Но другая мысль о «Рамо», принадлежащая Гегелю —

сознание, отдающее себе полный отчет о своей

разорванности и открыто высказывающее это,

является насмешкой над бытием, над исковерканностью

целого и над самим собой — и несколько страниц

рассуждений о добродетели все же отсылают к первоисточнику

 

Тетрадь историографии советского общества,

тетрадь истории КПСС, во времена культа личности

находились любители перехватывать и приписывать

ученым нашей страны любые открытия, сделанные

учеными других стран, из речи академика Кедрова.

Далее в беседе Сталин подчеркнул прогрессивную

 

роль опричнины, при которой было уничтожено

большое количество ни в чем не повинных людей,

разорена масса крестьян и опустошены целые области.

Главного опричника и царского палача Малюту

Скуратова Сталин изображал как крупного военачальника,

из высказывания Дубровского. Идеализация Ивана Грозного

 

С именем сталинского посланца на Украине, Когановича,

связаны многие черные дела, нанесшие немало горя

и страдания народу… в частности, в отношении

компартии Западной Украины в конце 20-х

безосновательные обвинения в шпионаже и перерождении…

роспуск и ликвидация многих ее кадров, из речи Касименко

 

Высокие размашистые буквы, плохо отличимые «р»

и «з» с каллиграфическими вензелями, не русская «д»,

а аглицкое q, не сразу прочтешь, рассыпающееся «ж»,

записи с 47-го… отчетливо видна внутренняя работа,

мотивированная революцией и любовью к литературе,

убеждения корректируются, ядро их неизменно

3.

Выписка из газеты «Харьковский Пролетарий» от 21.01.28 г.

свидетельствует о том, что Семен Борисович Готлиб

с августа 26-го года разделял точку зрения

оппозиции по некоторым вопросам, например,

предметом расхождений с партией была политика в деревне,

однако, будучи идейно связанным с оппозицией,

 

он не участвовал во фракционной работе, осуждал ее

как путь гибельный, подрывающий диктатуру пролетариата,

как путь опасный для пролетарской революции,

публичные выступления оппозиции в Москве и Ленинграде

он расценивал как акт недопустимый, нарушающий

основные принципы большевистской дисциплины

 

Автор опубликованного Заявления идейно порывает

с оппозицией, обещает не за страх, а за совесть,

проводить в жизнь все постановления партийных

органов и призывает всех товарищей до сего времени,

кому дороги Октябрьская Революция и Коминтерн,

сделать тоже самое, член партии с мая 1918 г., п.б. 0738844

4.

нас интересует все: работа партийной организации

города Бобруйска, ее состав, люди, их деятельность,

число, настроение и борьба народа против врагов

Советской власти, героические подвиги и дела,

состояние экономики, быта, культуры в городе.

Все, что вы знаете, помните, — высылайте… /57 г./

5.

Семен Борисович Готлиб, уроженец Литвы, герой

бобруйского подполья, его воспоминания рассказывают

о деятельности молодого партийца во время

советско-польской войны, его кличка Орловский,

официально Соломон Моисеевич Райский, студент,

материал для гражданского костюма ему выдали

в ЦК ЛИТБЕЛ, куда он прибыл из Воронежа в августе 19-го

 

— С утра начиналась ловля людей для рытья окопов,

— польские солдаты задерживали мужчин и женщин,

отправляли их рыть оборонительные сооружения.

— Во время работ солдаты занимались грабежом, снимали

пиджаки, сапоги, часы. Спешно стали срывать таблички

с советскими названиями улиц. Как из-под земли

выросли царские городовые. Начались аресты рабочих…

 

Теплая беседа в вагонном купе с Серго Орджоникидзе,

три конспиративные квартиры в Бобруйске,

одна — у немца, польский танк на улице, стрельба,

первое знакомство с «победителями», обыск,

официальная легенда для патруля, военное положение,

главная деятельность — революционная агитация

среди рабочих и солдат: прокламации, собрания, литература

 

(Сарра Брозе, Гершон, Блюменталь, Гольфонд, Юркевич,

Яша — курьер в Смоленске, Камиянский — Фальк, зубной техник,

Федоров, железнодорожник, литовки Мария и Катя)

Через два месяца после его отъезда в Смоленск,

конференция провалилась, троих расстреляли — сообщалось

в местной газете, — потом появились предатель Роттер,

(осужденный после освобождения) и новые казни

 

Машинопись, сделанная для музея (был и публичный

доклад) в 57-м, заканчивается словами в мусорный

ящик истории отброшены пилсудчики, польские паны,

мечтавшие о Польше от моря и до моря, поработить

Белоруссию и Западную Украину. Приложенные справки

товарищей по подполью подтверждают его воспоминания

6.

Административная ссылка — мы знаем только,

что Семен Борисович Готлиб был выслан в Ташауз

в 37-м, инкриминирован бывший троцкизм, но

отделался ссылкой, избежал полигона «Коммунарка».

Пожинать плоды нового мира пришлось чуть позже.

Суд в 47-ом, приговор и 7 лет Карлага, откуда

он вернулся в 54-м к семье (жена и дочь) врага народа

 

Было восемь свидетелей, подлых клеветников:

расхваливал старого большевика Крыленко, не верил

в силу и мощь советского оружия, выразил острую

ненависть к вождю народов, был хорошего мнения

о немецкой технике, говорил, что плохо готовились

к войне, выражал сожаление об участи расстрелянных,

 

возмущался необоснованными репрессиями, опошление

советского искусства, был хорошего мнения о маршале

Блюхере, поражался жесткостью советских законов,

одобрял действия невозвращенцев, сокамернику советовал

не признавать себя виновным, — фантастична сдержанность

этой Жалобы 57-го, методично требующей реабилитации,

 

иллюстрирующей горестную эпопею движения жалоб,

заколдованный круг волокиты, разбирающей профессионально

все показания, грубейшие нарушения законности во время

следствия, фигурируют имена, логические аргументы,

очные ставки, оценки «свидетелей», способов фабрикации,

услуг «деликатного» характера, качества протоколов

 

Революционного агитатора обвинили в контрреволюционной

пропаганде, прокурор со стажем (прокурор Мелитополя,

прокуратура в Смоленске, Оренбурге, НКЮ УСССР и т.д.)

услышал в свой адрес: все в наших руках: суд, тюрьма и этап.

Так оно и случилосьпытки голодом, ночные допросы…

для перечисления потребовалось бы много времени и места

 

А потом — молчание, не-говорение, не-рассказывание,

только некоторые несдержанные реакции на фильмы,

в которых фигурировали колючая проволока и собаки, только

легенда о лагерном медике, поставившем ему глаукому —

фальш-диагноз — спасение: перевод на другие работы,

эмфизема легких бывшего зека нагнала его в 74-ом

7.

Пропуск: предъявитель сего тов. Готлиб имеет право

входа на трибуну в день празднования 1-го мая,

городская комиссия по проведению празднования,

Ташаузская типография, тир.200, зак.1963 1966 г.

Он берег все бумажки — юрист, — удостоверения, справки,

например, из КГБ об отмене постановлений, освобождении,

из Верховного суда Туркмении и архивов МВД СССР

 

Политический отдел 8-ой Минской стрелковой дивизии.

Дано сие тов. Готлибу Семену Борисовичу в том, что он

командируется в распоряжение ПУЗапа согласно… оказывать

всемерное содействие… год 22-ой, Действующая Армия

…находился в местах заключения и работал на разных

работах, — написано в справке для предъявления в горсобес,

начальник УВД Ташаузского облисполкома, февраль 61-го.

 

Фрагменты письма от старого друга, знавшего Пастернака,

Дом, в котором мы жили совместно с Бор. Леонид., давно

снесен… Во время и после войны его не издавали, издали

только 2 тома переводов Шекспира. Все его книги

больше, чем библиографическая редкость. Впрочем, я думаю,

у него и самого ничего не осталось. Это ответ на просьбу.

Здесь же о сокровенном, что в течение ряда лет Бор. Леонид.

 

писал роман в прозе, но он никогда не будет издан.

Удостоверение помощника прокурора Западной Области,

со всеми правами и обязанностями, указанными в…,

газета «Нива» 17-го г., мартовский номер, с фотографией

Временного Правительства, текстом «Великая хартiя

свободы», шахматными  задачками, ребусами и

загадками (!), «Живописная Россия» 1901-го, фотография

 

с траурного митинга частей 1-ой Червонно-казачьей

дивизии, 24 г., на снимке — Готлиб, дивизионный

начальник политотдела, в шинели, фуражка — в руке,

на другой — окрпрокурор с коллегами, на выезде —

Терпеньевское дело под Мелитополем, его статья

«Аппарат юстиции в борьбе за хлеб» призывает

бороться с оппортунистами и агентами кулаков

 

Маленький фельетон в «Комсомольце Туркменистана»

о правилах парка культуры и отдыха, другой — о гримасах

грамматики, материал об И. А. Гончарове, к его юбилею,

и вот (!): «Поэты нашей области» в «Ташаузской Правде»,

в литотдел (он вел его) присылали письма с просьбой

опубликоваться местные поэты, одно из них есть в архиве,

как и Свидетельство о смерти в г.Куйбышев, мне было 4

 

Писарь, библиотекарь, книжник (первая библиотека

была изъята в 47-м, он собрал вторую), политрук,

после дембеля ушедший в прокуратуру, после отсидки

заполняющий листы А4 строчками Пастернака, происхождение —

из крестьян (зажиточных), гимназист, персональный

пенсионер республиканского значения, с безупречной

репутацией, убежденный партиец, ищущий справедливости

8.

Я хочу поговорить с тобой, дедушка, — о том, о чем молчал ты,

чего нет в этих папках, у меня очень простые вопросы,

я вижу твое лицо молодое голливудское на портрете,

ты в костюме, в галстуке, конец 20-х, — поговорить о красной идее,

о сопутствующей ей жертвенности, о жестокой страсти, обо всём,

что творилось, о твоих братьях из другого мира, я не могу

понять многое, я спрашиваю у себя и друзей, как же это возможно

Поэма воспоминаний Гарри Готлиба

Я должен повторить рассказ

Кольридж

1.

Я пишу эти воспоминания в 80 лет, когда уже женат

58 лет на одной и той же женщине. Я встретил ее в 1923-м,

а женился в 28-м. Я был гражданином пяти разных стран

и говорил на 8 языках. 70 лет счастья и грусти, я пишу

о семье для детей, внуков, внучек, правнуков и правнучек.

 

Гарри Готлиб рожден в Мирославле, в районе Сувалок, во время

российского царского режима. Там проживало 15 семей

еврейских, пять из которых были родственниками Готлибов;

евреи жили в центре села, остальные жители — на окраине,

их знали не по фамилиям — портной, сапожник, мясник.

 

Нищета ужасная. Была там семья, чей кормилец Фивель

был известен в деревне как Фивель хромой. У него было

9 детей, он владел многими профессиями, был парикмахером,

владельцем бакалейного магазина, продавал масло, соль и свечи,

он был мясником, занимался религиозным образованием

 

своих детей по Торе, руководил пением на религиозных

праздниках, раз в неделю помогал отцу выделывать кожу;

пять его сыновей уехали в Америку после того, как стали

взрослыми (по иудейским понятиям). Но даже имея

все эти профессии, он бы не выжил, если бы каждый

 

из его детей не присылал ему раз месяц по 10 долларов.

Семья Гарри состояла из четырех братьев и двух сестер.

В доме не было электричества и водоснабжения. Санитарные

условия были очень плохие, туалет — на расстоянии

в полквартала от дома. Никто не жаловался, потому что

 

ничего иного мы и не знали. Сколько раз я думал,

как мама моя умудрялась кормить стольких людей без

холодильника. У нас была служанка, которая жила с нами.

На участке был маленький домик, который мы сдавали

семейной паре, не беря с них денег. Их обязанностью было

 

приносить воду и дрова для обогрева дома и варки пищи.

Два брата ходили в среднюю школу в Сувалках. Это

стоило денег, поскольку нужно было платить за питание

и обучение. Школе позволялось иметь только 10%

еврейских учеников, и они должны были быть отличниками.

 

Потом началась война, мы жили около германской границы.

Гарри рыл окопы для русской армии. Много раз село

становилось ничейным. То русские казаки на конях в селе,

а на другой день в него входили немцы. Власть не действовала,

и все прятались, боясь выходить на улицы. Однажды в 15-м

 

отец пришел и сказал: «Дети, у меня для вас плохая новость,

все евреи села должны покинуть его в течение трех дней».

Не могу выразить, что мы чувствовали, мы оставили вещи

в подвале у соседа-священника и сели в повозку, которую

везли две лошади. Уехали: я, мама, папа, Мейер, Циля и Ева.

Мы отправились в Вильно, где впервые я увидел телефон,

электричество и туалет в квартире. Спустя несколько

месяцев в Вильно вошли немцы. Мы были счастливы

по поводу прибытия немцев. В Первой мировой войне

евреи имели привилегии. Русское правительство забрало

 

всех учеников средней школы в Россию, и мои два брата,

Давид и Семён, уехали в Россию, а мы вернулись домой.

Среди литовских фермеров немцы выбрали меня для перевода

с литовского языка на немецкий. В немецкой оккупации

мы жили более счастливо, чем при русском правительстве.

 

Все наши окна имели ставни снаружи, и каждый день,

как только темнело, нам нужно было закрывать ставни

на железные засовы. Без этой ежедневной процедуры

наши окна были бы разбиты литовскими христианскими

хулиганами. В 1918 году Первая мировая война закончилась.

2.

После войны школы открылись вновь, и шесть месяцев Гарри

посещал первый класс средней школы далеко от деревни

(насколько хватило отцовских денег), потом брал уроки

в Алитусе у студента колледжа — дважды в неделю ездил туда

за 10 километров. В 23-м его жизнь изменилась. Рае приехала

 

со своей подругой. Как только я встретил Рае, я запал на нее.

Она была молода, красива и кипела энергией. Каждый день

мы проводили вместе по 8—10 часов. Я был пьян от любви к ней.

Я хотел поцеловать ее, но у меня не хватало духу. Когда

я шел спать, то обещал себе поцеловать ее на следующий день.

 

В итоге Рае уехала, вернулась в Ковно и поступила в школу

медсестер, готовясь к Палестине. Гарри решился за ней.

Получил там работу за 20 долларов в месяц (200 литовских

денежных знаков) — работал в лотерее Красного Креста.

Он оплачивал проживание, питался и даже купил костюм.

 

На 20 долларов в месяц я творил чудеса. Но Рае уехала

в Палестину, поцеловав на перроне всех, кроме него,

я чувствовал себя глубоко задетым. А в 24-м на 1 мая,

когда в Ковно проходил парад коммунистов, Гарри

наблюдал за толпой и попал под раздачу: полицейские

 

и секретная литовская служба окружили квартал, он

вышел через 15 минут из своего убежища, но был схвачен

и посажен в тюрьму на месяц за организацию беспорядков.

Литовское правительство было фашистским. Я подхватил

туберкулез и потерял работу, но нашел другую за те же деньги.

 

Он страховал здания, определял конструкции, проводил

переписку в Ковно, он ненавидел правительство, а потом

узнал, что его ждет армия. Первая мысль — Палестина.

Не нужно объяснять, почему. И он попытался. Пришел

к английскому консулу (Палестина была колонией Англии)

 

с 50-ю фунтами (одолжил их у дяди — директора банка),

но перед офисом дал их взаймы одному человеку на время

приема, а потом, получив их обратно, зашел в кабинет

и словил черный штамп на паспорте — номера банкнот

были уже переписаны. Вместо Гарри поехал другой.

 

Дядя сказал ему: «нужно быть осторожным, поскольку

удача против тебя», он пытался играть в коммуниста-героя

у советского консула, чтобы уехать в Россию, но и здесь

получил отказ: «Вы нужны нам в Литве». Оставалась

только Мексика. Отец оплатил поездку через Европу.

3.

Поездка на корабле заняла 23 дня. Я ехал третьим классом,

потому что не было четвертого класса. В третьем классе

у них были длинные столы и скамьи, вместо обычных.

Каждый день я ел два обеда, один кошерный и один некошерный.

Кошерный обед состоял из селёдки, картошки и хлеба.

 

Благодаря свежему воздуху и еде я излечился от туберкулеза.

Я прибыл в Мексику с 2 сотнями долларов и вернул 100 долларов

отцу. Я поменял 200 долларов на 200 песо. Я приехал

в незнакомую страну без профессии, без языка, без

родственников или друзей. Долго ли проживешь на 200 песо?

 

Через месяц Гарри Готлиб ходил по домам, продавал

христианские картины. Если бы кто-нибудь сейчас подошел

ко мне и сказал, что я выиграл миллион долларов,

я бы не был так счастлив, как тогда, когда я получил работу.

Спустя год я накопил 500 песо серебряными монетами.

 

Я принес их в одну компанию, предложив сделку и стал

торговым агентом, я нашел продавцов, я начал работать

в городах Джалапа, Веракрус и Мехико. Я начал свой бизнес.

Два партнера пришли ко мне, чтобы работать со мной.

Но наш бизнес в Мехико не удался. Революция — в Джалапе.

 

Переезд в Велакрус. Я был в белых брюках и белых туфлях.

В Веракрус приехала Рае с мамой. Я все потерял в Джалапе,

но успел накопить 1000 песо, я стал менеджером на фабрике

мороженого и леденцов на палочке. Их продавали в

кинотеатрах. Меня уволили за день до свадьбы. Когда

 

мы поженились, была у нас комната и общая кухня, но не было,

чем оплатить аренду. И я стал продавать галантерею оптом,

я ходил с образцами по Тампико. Я пил нефильтрованную воду

и на пути к Монтеррею заболел тифозной лихорадкой.

После выписки из больницы мы остановились у Рамбергов.

 

Я продавал товары для пошива платьев, ходя из дома в дом.

Я продавал 2 куска материала за 10 песо и собрал за неделю

10 долларов. Спустя небольшое время, там появился новый

центр продажи. И я открыл магазин текстильных товаров.

Я начал новое дело, не имея денег. Все товары были куплены

 

в кредит. Спустя 6 месяцев я потерпел неудачу и здесь.

Ирене исполнился год. Я один поехал в Матаморос, Тамаулипас,

на границе Соединенных Штатов и Мексики, и в штат Техас,

к двоюродному брату Рае. Я стал партнером Джака Фанка.

Мы открыли текстильный магазин и продавали обувь.

 

Наш бизнес зависел от хлопкового сезона. Спустя три года

я стал работать самостоятельно. Я открыл пошивочную

мастерскую. У меня был режущий станок и много материалов

для изготовления костюмов. Я делал костюмы за 24 часа,

получая 13 долларов 50 центов за костюм-двойку.

 

Мы получили визы, у нас родилась Мэрылин. Ей было

шесть месяцев, когда мы въехали в США. Год 1932.

Мы продали мексиканский бизнес за 350 долларов и

переехали в Эль-Пасо. 150 долларов стоила перевозка мебели.

С женой, двумя дочерьми и 2 сотнями долларов я начал новую жизнь.

4.

Мы сняли дом на улице Монтана и заплатили за аренду.

Я зарабатывал в среде мексиканцев, поскольку мог

пользоваться только испанским языком, мы и с детьми

говорили на испанском. И только здесь мы стали

говорить на английском. Через 5 лет мы подали на гражданство.

 

Я обычно продавал в рассрочку. Обычно я откладывал

один доллар из двенадцати каждые 15 дней. Спустя

небольшое время я открыл магазин. Я начал с очень малого,

но добился того, чтобы стало хорошо. В магазине были

текстильные товары, обувь для мужчин, женщин и детей.

 

Моего брата Давида расстреляли при сталинском режиме.

Моего брата Семёна посадили после войны. Еву, сестру,

вместе с родителями немцы забрали в Алитус, заставили

выкопать яму, расстреляли и бросили в нее. Через

некоторое время мы купили дом на улице Монтана.

Позже мы купили дом еще лучше на бульваре Керн 927.

Наши дети выросли. Они уже ходили в среднюю школу.

Однажды я их взял на бейсбол. Какой-то мальчишка

кинул камень, он попал мне в правый глаз, мне пришлось

его удалить. Но и с этим я свыкся, словно был так рожден

 

А потом я почувствовал ужасные боли, пять докторов

предсказали мне шесть месяцев жизни, поскольку

в поврежденном глазу развивался рак. Прошло 35 лет,

я пережил пятерых докторов. Я по-прежнему жив.

В 51-м мы с Рае три месяца путешествовали по Европе.

 

Мы отправились на корабле «Христофор Колумб» в Иль

Де Франс. Мы посетили Испанию, Пальму-де-Майорку, Рим,

Флоренцию, Милан, Венецию, Швейцарию, Францию и

Англию. После этого мы отправились на корабле «Лурлина»

на Гавайские острова. 62 дня мы плыли до Буэноса-Айреса.

 

На пути домой мы останавливались в различных портах…

* * *

чужие речи ничьи на самом деле

все слова чужие, все слова свои

ничьих речей не бывает тем не менее

я бы хотел уточнить понятие

оно эмпирично прежде всего —

мы говорим или слушаем, попробуйте оспорить

тут очень много эквивокаций

которые нужно вынести за скобки

есть чужие речи, которые мы тоже можем произнести

есть чужие речи, которые мы никогда не произнесем

есть речи наших близких

есть речи незнакомых обывателей

есть речи наших идеологических оппонентов

есть речи значенье темно иль ничтожно

всякая ли речь заслуживает статуса поэтической?

мне интересна речь врачей и футбольных фанатов

мне интересна речь больных, узнающих о своих диагнозах

мне интересна речь православных казаков-доносчиков

мне интересна рафинированная научная речь

на чужую речь можно вообще не реагировать

в чужую речь можно завернуться, как в облако

а можно всю жизнь прожить с чужой речью

не найдя свою

эта речь притягательна по какой-то причине, я не знаю, какой

мерцание принадлежности* * не могу здесь не сослаться на Дмитрия Кузьмина, которому принадлежит эта формулировка, потому как она претендует уже на полноценный авторский термин с некоторых пор, я думаю,

составляет норму поэтического высказывания

все начинается с импульса подражания

романное слово, дадаисты, сюрреалисты

работа с коллективным анонимным авторством

диалог с неконвенциональным чужим словом

делегирование или навязывание

механизм взаимного дарения

и вернуться к первичности опыта

и быть общественным ухом

и виртуозно работать с чужими текстами

левая поэзия терпит сокрушительное фиаско

с утратой личностного ядра лирика становится неотличима от других форм

так если она когда-то возникла, значит ли это,

что она может снова раствориться в эпосе и драме?

чужое мы не потеряли, мир так не работает

а в каком смысле эта речь чужая?

он что, слово «блядь» бы не сказал от первого лица?

современная антропология дает голос респонденту

и почти не вмешивается в него,

антрополог себя ликвидирует, чтобы реальность

говорила сама за себя

то же мы видим и в социологии —

жест максимальной самоликвидации,

чистое вслушивание, методологическая искушенность,

наивность, конечно, но тенденция налицо

нарративная реабилитация каждого

страх влияния, сказовая форма

стихотворение — это негарантированный процесс