Из цикла «Перформансы»
Приезжают в город, идут в музей.
Город и сам музей, аптека — музей,
баня — музей, сарай — музей, особенно дровяной,
а если со старыми инструментами, то совсем — музей,
и тюрьма — музей, и базар — музей, и любая квартира —
музей-квартира, и каждый дом — музей жилища,
в его шкафах — музеи быта, утвари и одежды, технологии
производства материалов, ткачества, рукоделия, ремесла.
Там одежда матери 50-ых, брата-стиляги 60-ых,
мои первые туфли на шпильках в шестнадцать лет
из комиссионного магазина. Всё, говорю вам, музей,
только музейную выставку не устроишь. И магазин
продуктов питания, даже если в нем было когда-то пусто,
он настоящий музей времени, антропологии, этнографии.
И улица, по которой ежедневно или туристом,
и автобус — музей городского транспорта и метро,
и вокзал, его перестроют, вот увидишь, приедешь снова,
а того вокзала, что был, уже нет, и музея вокзала нет.
Церковь давно совсем как музей, и музей как храм,
эстетика духовита, и время хотя и невидимый,
но тоже музей, музей воздуха, температуры, погоды.
Человек всё выбрасывает, иначе ему не выжить.
Лучше всего сохранилось то, что разрушилось,
как Помпеи, или не до конца разрушилось — Пропилеи,
колизеи, скульптуры Психей. Музеи-кладбища
почивших богов, людей. Пляж-музей, лес-музей
и поляна. Скоро увидишь ее в музее.
* * *
В Америке принято спрашивать:
«А Вы какой поэт?» В 80-ые можно было
услышать в ответ от вполне приличных людей
с образованием: «Я поэт-сюрреалист».
От неожиданности я не могла удержаться от смеха.
Они обижались, это не шутка, у них всё серьёзно.
Это как если бы мы сказали, что мы латинские поэты
или акмеисты, ваганты или метафизики.
Постепенно я стала думать, что они, действительно,
без комплекса старых культур, потом я поняла,
что у них другие правила игры, но долго не умела ответить,
какой я поэт. Теперь я запросто отвечаю, что я
поэт политический, постсоветский, эмигрантский,
русско-еврейский, феминистский, испытавший
влияния поэзии афро-американцев и нью-йоркской
конкретной школы 60-ых.
2008
* * *
Я вхожу в кафе.
Семеро мужчин по лавкам.
Двое с книжками компьютеров
по разным углам. Один фотограф
в черной кожаной куртке
с двумя цифровыми камерами
(сразу завидую), снимает спину и желтый шарф.
Человек почувствовал и оборачивается. Лицо азиата.
Юноша в меховой ушанке рядом со мной
оказывается девочкой с сотовым телефоном.
Обсуждает счет от дантиста с представителем
медицинской страховки. Няня кормит
трехлетнего человека яблочным пюре,
он ест, и видно, что эти двое действительно
любят друг друга. Еще один мужчина вяжет
спицами что-то сложное, темно-зеленое и голубое.
Так мы живем в Нью-Йорке. Ничего особенного,
как все. Читаю первую книжку Обамы.
Две недели до инаугурации.
2009
28 
