* * *
Родился в Жемайтии,
как раз в середине зимы.
Талант унаследовал от отца,
и от матери унаследовал.
Выращивал все, что положено,
чтобы старых родителей прокормить…
А стихи? Писал ли стихи?
Талант, говоришь, унаследовал.
Да где там.
Ходил на рыбалку.
Режу бумажки
Режу бумажки,
раскладываю там и сям.
Размышляю о том, о сем,
или о каком-нибудь гомере.
Размышляю о ренессансе,
переходе от мифа к литературе или о чем-то еще.
Смотрю —
шагает ко мне через поле
друг Валюкас.
Несет что-то в пластиковом пакете.
* * *
Он один на скамейке на остановке,
рядом белый пакет,
спрашивает, сколько времени, говорит: не едет автобус,
встает, подходит ближе, говорит уже по-русски,
бормочет, опустив голову,
совсем как я, когда читаю стихи,
слышно через два слова на третье,
говорю: скоро приедет.
Не приедет, и не знает, что делать, пешком идти или что.
Под курткой дырявая тельняшка,
в пакете комбинезон, знаешь, фирма, надо, чтоб было чисто.
Сварщик я.
Спрашивает, где работаю, говорю, что студент,
тогда, отвечает, езжай заграницу, все сейчас уезжают.
Я бы поехал, но мне уже шестьдесят. Никому не нужен.
Найди там себе девушку и живи.
После паузы.
Я не пью, но сегодня не мог, ну не мог просто.
Друзья еще остались.
Потертые брови, белые виски, складки.
Я хоть и выпивши, но с миллиметровкой мог бы тютелька в тютельку попасть.
Я не так себе я как сказать я весь аппарат чувствую, так взял и чувствую
весь аппарат.
Тут его голос крепнет, становится четким, он поднимает голову,
как будто ищет
миллиметровый зазор где-то там, за деревьями, за забором
Совершенно неожиданно обнаруживаю:
Только на фотографиях
мы сидим чинно
и едим вкуснее,
а ведь и вилки одолжены
(откуда у нас серебро).
Гораздо больше улыбаемся и гораздо
больше, о горе, похожи
на небожителей.