Предложный падеж
Виктор Iванiв о прозе Леонида Шевченко
Матричный сюжет этой книги прост, но от накопления историй, в которых обязательно случается смерть персонажа (перемена судьбы) , за которым остается право на вторую жизнь — за счет друга («Счастливый труп»), встречу с женщиной — с накладной косой, пересечение черты. Мир живых словно глядится в зеркало озера и видит себя вверх ногами, но осознает, что голова уже повита корнями на дне.
читать
Анастасия Афанасьева о книге стихов Екатерины Боярских
У Боярских мир (и поэт в нем, который тот же мир и есть, который, мы помним, союз «в») предстают как единое и живое, а камень и трава здесь имеют такие же права, как и человек. Они могут человека любить или мучить, короче говоря, вступать с ним в активное взаимодействие, никак не продиктованное его, человека, волей.
читать
Наталья Горбаневская о книге стихов Ольги Мартыновой
Проще-то всего, конечно, было бы сказать, что Чвирик и Чвирка — поэт и поэтка (прекрасное польское слово, которое я предлагаю взять на вооружение вместо замшелого «поэтесса»). Это верно, но как-то недостаточно. Потому что они, конечно же, еще и существа ангельской природы, и существа в самом чистом смысле птичьей природы — и вдобавок общечеловечьей (а не только «поэтской») природы. И потому, что они не существуют, не живут друг без друга (даже когда Чвирик уходит на войну), а поэты (любого пола) всё-таки, независимо от бытовых обстоятельств, независимо от групповщины («в хорошем смысле, а не в плохом»), ни от чего независимо, — суть поэтами всегда в одиночку.
читать
|
31 
