Юный человек спит, бодрствует, ощущает боль, ощупывает глазами мир вокруг себя , говорит себе: «я не такой, как эти», говорит себе: «я особенный». Кто-то говорит: «я выше их всех». (У этих, последних, такая юность может затянуться до глубокой старости.)
В какой-то момент молодой человек начинает размышлять, и у него ломается зрение, как у подростка — голос. Он ощущает себя частью временной цепочки, частью этого места, одним из этих людей. Одним из рода, если угодно. И — составляющей того мифа, в который рано или поздно превратится сиюминутное, повседневное.
Стихи Екатерины Костицыной — об этом (настолько, насколько вообще можно сказать, что стихи — о чем-то). Эти тексты никогда не превращаются в голый нарратив, они концентрированы, афористичны, но при этом лишены пафоса. Костицына умеет взглянуть на мир под неожиданным углом, удивить оборотом, концовкой, но это никогда не превращается у нее в самоцель. Внутренняя задача ее — иная.
Искать соответствий — дело неблагодарное. Но если бы меня попросили определить корни этих стихов, я бы назвал два высоких имени: Платонов — в прозе, Заболоцкий — в поэзии.
Рекомендую вам стихи Екатерины Костицыной. Это, как сказали бы в старые времена, душеполезное чтение.
Геннадий Каневский
* * *
главное, что было во мне —
мельница у реки:
уходят предки в жернова,
выходят предки из жерновов
целыми
не ощущая вины
как погибает зерно в муке,
как продолжает колос волос
тело движется налегке
* * *
на высоком заборе фабрики «роллтон»
колючая проволока.
нам четырнадцать.
на свалке у забора мы курим «кент».
нам открывается вид
на траурные ленты,
что вечно обволакивают
памятник ильичу.
на фабрике «роллтон»
работают самые некрасивые девушки города.
я не вижу в этом ничего смешного.
они крадут и выносят с работы
мешки желтой пыльцы,
будто пчелы:
хоть шерсти клок
с паршивой овцы.
ночной ветерок
вызывает радость,
и опадающий кленовый лист
говорит об осени.
мы ходим по мусору,
который здесь бросили,
давим банки из жести,
перекидываем через забор.
я теряю на месте
головной убор.
фабричные псы подымают лай.
край поселка, города край.
это сладкое ощущение родины,
мы пугаемся и уходим.
* * *
мама смотрит на меня
и думает:
«неужели она моя».
что за фигня,
ангел приходит ко мне иногда,
отрывает от ремесла:
«божия тварь, ты его или ничья»
сколько раз приходил,
выключал телевизор, парил —
не сосчитать.
мысль убивает живот,
будто приказ, саранча.
я не та и не тот,
ем и хожу ничья,
жертвуя и мыча.
* * *
меня не приемлет река цна:
велит избавиться ото сна.
а какая река примет меня и прочее зло?
или смотри, вот тело уходит в землю,
земля забирает его крепостное тепло,
рабство рабство смотри на него, вот оно
мешает в теле доступный звон.
возьми свой голос и выйди вон.
нет ничего важнее смерти и белой муки,
которые исчезают, касаясь твоей руки.
* * *
я соединяла шариковой ручкой
родинки на её бедре
выходили контуры малой медведицы
она постоянно жевала леденцы
поэтому у юлии был оцарапанный рот
и вкус меди под языком
вчера заходила в гости
принесла торт
опять говорила про морг:
изучали там берцовые кости
на мужчине которого переехал поезд
то есть она выбегала за дверь
и ещё пила валерьянку ночью
сказала что зато знает теперь
какое сердце на ощупь
* * *
мама запретила мне смотреть канал 2×2
пока она моет посуду и думает о высоком
я сижу в кресле
и крашу глаза
смотрясь
в гладкую сторону
диска элвиса пресли
ничего никогда не боясь
* * *
белый варвар домой пришел
и, пока ему хорошо,
перед входом в собственный дом
осеняет себя крестом.
и в чужом кругу как во сне
он внушает что-то себе:
и тельце мое, и дух —
из соломы собачка для.
се нелегкая простота,
но клево горит, как пух.
я хочу быть словно изгой
в этой розовой книге большой.
* * *
навсикая полощет белье
видит одиссея
навсикая полощет белье
видит одиссея
одиссей видит тело
не видит более ничего.
мир становится и белеет:
сквозь поверхность кожи
светится
ее
нутро
как душа у дерева
или снег в траве
(он о снеге не думает в голове)
одиссей изучает мир за девою
и читает по ее спине
* * *
они передают историю из уст в уста
знание об иноверце
реку с водой и младенца
как поцелуй
как поцелуй
только при нас не умри
думай, крестись, плыви
* * *
под нами течёт река потудань
я белая женщина у меня не будет детей какая срань
он чистит варежкой лёд разгребает снег
рыба смотрит в лицо прямо в глаза
в воде светится та самая бирюза
важное что-то соскребаемое со дна пересохших рек
было такое гадание куриные потроха
нынче узнала есть у него мечта
конь в яблоках научиться читать
утопиться во всём чистом и новом
да чтоб не было войны под ростовом
и пока моя замёрзшая длань
гладит его по голове
он считает в уме
когда вскрывается потудань
и я и он
мы ползаем по льду
как будто подо льдом наш дом
но я встаю и я иду
и он идёт
в то время как река в другую сторону течёт
* * *
какой это был год
когда мы везли крестить тебя на санях
сорок первый или сорок второй
в каком году мы ехали домой
не превращаясь в прах
вперед спиной вперед спиной
28 
