ISSN 1818-7447

об авторе

Виталий Кальпиди родился в 1957 г. в Челябинске. Семнадцати лет был отчислен с первого курса института «как идеологически незрелый», работал грузчиком, кочегаром и т.п., жил в Перми, Свердловске, с 1990 г. снова в Челябинске. Первая публикация в России в 1987 г. Изданы пять книг стихов, сборник «Ресницы» (1997) удостоен премии Академии русской современной словесности. Куратор ряда проектов, связанных с осмыслением особенностей литературы и культуры Уральского региона (журнал «Несовременные записки», антологии уральской поэзии и уральской прозы и др.).

Новая карта русской литературы

Само предлежащее

Лена Элтанг ; Павел Жагун ; Игорь Жуков ; Кирилл Щербицкий ; Александр Иличевский ; Александр Уланов ; Павел Настин ; Владимир Стариков ; Виталий Кальпиди ; Дмитрий Зернов ; Дмитрий Зиновьев ; Вадим Калинин

Виталий Кальпиди

Челябинские слайды

На смерть бомжа

Скончался бомж. Точнее — сдох бомжара

в коллекторной, обняв одну из труб,

и полусфера стравленного пара

окутала почти тряпичный труп.

 

Освободившись от цепей природы,

он вместе с ними пал на профнастил,

и запах человеческой свободы

стоял вокруг и был невыносим.

 

Ну, что, мудак? Куда, скажи на милость,

как таковой ты взял и был таков?

Почто душа твоя не отделилась,

так и оставшись выдумкой попов?

 

Математически ты стал недоказуем,

молекулярно перейдя в бульон,

где тот, кого не поминают всуе,

и сам в себе не шибко убеждён.

 

Форсунки, фланцы, рыжие подтёки

да клочья стекловаты на полу,

где ты без философской подоплёки

лежишь, не интересный никому.

 

Лишь мухи, эти ангелы-уроды,

лакают влагу твоего лица,

реализуя через пень-колоду

не замысел, а умысел творца.

 

Спи, полумразь, спи в сторону от боли,

спи прямо в рай, куда тебе нельзя,

спи против всех, заснувши против воли,

мужчиною обросшее дитя.

Челябинские слайды

Снижаясь, ангел пожилой,

с лицом вокзального бомжа,

плюётся пухом надо мной,

случайно проглотив стрижа.

 

Старухи в драповых пальто

пересекают детский парк,

где мог бы в страстную Барто

влюбиться страшный Пастернак.

 

А в окружении среды

по окружающей среде

гуляет в сторону еды

народец, мерзкий сам себе.

 

В конторы едут упыри

с мигалками своих авто.

Блестят вдоль трассы пустыри,

где размножается стекло.

 

И, демонстрируя, какой

раскраски зебре нужен зеб,

машинам машет постовой,

украдкой поедая хлеб.

 

Сидит поэт перед окном,

слюны посасывая нить,

и достаёт колени ртом

в попытке локоть укусить.

 

По зоопарку острослов

гуляет, повторяя вслух:

«Россия — родина слонов,

которых делают из мух».

 

Моложе воробья малыш

в тени взлетающих ворон

стоит и, складывая шиш,

впервые чем-то увлечён.

 

Господь, играя в чудеса,

свой этим укрощая гнев,

под нос нам тычет небеса,

себя в них не предусмотрев.

* * *

Про сквозняки в трубе внутриутробной,

про изумлённых нежностью мужчин,

про тёплых рыб, про женщин хладнокровных

с волосяным покровом узких спин.

 

Про то, как отвратительно и быстро

сбежал отец работать мертвецом,

потом про то, что не имеет смысла

быть в принципе кому-нибудь отцом.

 

Про сладкий хлеб, про слесарей Челябы.

Про двух щенят, убитых во дворе.

Про конский топот падающих яблок

в так и не наступившем сентябре.

 

Про литератора, который обоссаться

придумал спьяну, едучи в метро,

про то, какую цепь ассоциаций

он мог бы вызвать у Эдгара По.

 

Про мысли деревянные природы

(особенно прямые у сосны).

Про то, что у страны есть тьма народу,

а у народа — только тьма страны.

 

Про молодых, да раненых, да ранних,

кто «в клещи» брал поганый Хасавюрт,

про клятву их на найденном Коране,

раз Библии в бою не выдают.

 

Про то, как очень скоро станет «Гуччи»

печатать по лицензии рубли,

чтоб наши расфуфыренные сучки

в тусовке ими шелестеть могли.

 

Как хлещут по лицу нас полицаи,

уже столетье не сбавляя прыть.

Про то, как я отлично понимаю,

что некому мне это говорить.

 

Про то, про сё, про самое простое.

И уж совсем неведомо, на кой, —

про то, как Менелай доплыл до Трои,

застав там только Шлимана с киркой.