Не видел его лет 20, а узнал сразу. Он стоял в очереди за беляшами и вид имел не то задумчивый, не то ошарашенный. Да какой 20! Все 30. Я окликнул: Фёдр Михалч! Он обернулся и не сразу, но узнал меня.
То есть сначала узнал в том смысле, что понял: а, кто-то знакомый. А кто, почему? Окликнул — тоже неправильное тут слово. Я так тихо, но внятно и нараспев: Фё-о-о-дрми-ха-а-а-а-лч — и стою улыбаюсь. И он — как волна по лицу прошла — вспомнил.
Еще бы. Может, я один и звал его Фёдр Михалчем.
Это глупая история, но расскажу.
От умных всех давно тошнит.
Я еще учился в универе. Мы слушали тяжелый рок и любимые песни помнили наизусть. Но помнили что-то такое очень свое. Это сейчас — залез в интернет, раз — и вот тебе слова, лирикс, так сказать. А тогда всё на слух. Гитаристы на слух соляки копировали, а мы, ребяты попроще, помнили то, что слышали. То есть непонятно что.
Слышали мы не только своими ушами: еще ходилии в кругу легенды. Считалось, например, что в какой-то из песен Слейд поется «еврибади евривер все ебуца». Уверен, что «ебуца» пригрезилось кому-то спьяну. И пошло гулять. Хотя кто знает. Проверять не собираюсь.
Фёдр Михалч произошел из песни Блэк Сабат. Мы ясно слышали в ней: Фак Ми! Сейчас могу сказать со всей определенностью: это чушь. Уже в эпоху интернета мне попался на глаза текст этой песни, никакого фак ми там нет. Но мы были уверены, что есть. И — может быть, поэтому — это была наша любимая песня. А какая — уже забыл.
Надо пояснить: у нас был свой язык. Сейчас-то про это диссертации пишут. Даже в каком-нибудь сраном офисе как-то сам собой складывается язык, понятный только своим. Сейлз говорит «упаковал-таки лыжи», а все понимают: запарил какому-то лоху LJ. Это я для примеру — первое, что в голову пришло. Ну так и у нас, разумеется, был свой язык.
Там много слов было. Туалет был Мистер Эн. Сначала кто-то придумал Сартр. Схожу-ка в Сартр. Но не прижилось. Не потому, что сортир через О, — такие детали никогда не мешали. Просто потому, что его вытеснил Мистер Эн. Эн — это просто Нужник. Сначала говорили: Где тут Мистер Эн? А потом мистерами энами стали звать нелюбимых преподавателей, да и просто друг друга. В шутку.
Фак Ми! — с восклицательным знаком — стали царапать монетой на столах в аудиториях. И на стенах ляпать фломастерамии. Но уже в сокращенном виде: F.M.! Это было что-то вроде нынешних граффити. То есть не нынешних гламурных, что в галереях выставляют. А посконных, типа пометить место. Выпускники известной 2-й матшколы писали Крука-Сука там, куда заносила их причудливая еврейская судьбина. То есть везде. А отучившиеся в МАРХИ метили территорию не менее странным Ушацъ. У нас вот был F.M.!
Незаметно Эф Эм стал Фёдором Михайловичем.
— Вчера был с маман в консерватории.
— Фёдр Михалча поставил?
— Обижаешь. В фойе, рядом с мистером эн.
Я вот сказал: простые, мол, ребята. Лукавил. К моменту, когда я познакомился с Фёдр Михалычем, я уже был непрост. Я был дискоболом — бегал по коридорам ГЗ с дисками Ледзепелин и Йес под мышкой. Не то чтобы элита. Но около того. У дискоболов были свои места встречи. На углу Ленинского и Крымского вала, где-то около ГУМа. Уже не помню. Однажды я договорился по телефону с одним дискоболом о встрече в метро. Оказалось, он с нашего потока.
— Как мы узнаем друг друга?
— Ну ты сразу узнаешь.
Конечно, я узнал его сразу. На сумке с дисками Фёдр Михалч красным по синему. Потом выяснилось, что это не он написал: дружки пометили Фёдр Михалчем его только что купленную сумку. С первой встречи и дальше я звал его за глаза и в глаза исключительно Фёдр Михалчем.
Я до сих пор не знаю, кто он на самом деле.
Мы выпили по бутылочке пива на улице. Воспоминания требовали продолжения банкета. Пошли в пивняк «01» напротив, где пиво льется из таких крантиков со счетчиками, на каждом столе. Льешь, а цифирьки крутятся.
Жизнь у Ф.М. сложилась не то чтобы гладко. После МГУ он недолго работал по распределению, в Перестройку мотался переводчиком у челноков в Турцию, Германию и даже в Индию. Потом провалился в никуда: прятался в дурке от армии, служил ночным сторожем в одном из институтов при МГУ. Сочинял романы и рок-оперы. С «работы» его выгнали: заглянувшие на огонек творческие личности устроили дебош на его рабочем месте, а тут как назло заглянул директор: ключи от гаража в столе забыл.
Уже в сильно приподнятом настроении я пытался расплатиться за него в «01». Но Фёдр Михалч принял это как личное оскорбление. Чуть не до драки. Он только что получил гонорар за переводы — сказал. Я не поверил. Расплатился он таки Визой.
Москва, доложу я вам, удивительный город. Сколько тут у нас живет? 12 миллионов? 15? А то и дело встречаешь в метро или где знакомого, которого 10 лет не видел и не слыхал о нем ничего. Как так? Энигма. Короче, встретил я Ф.М. буквально через полгода после той встречи. На Юго-Западной. Вот ведь как: то 20 лет ни слуху ни духу, а тут опаньки.
Захожу я в магазин «Альпиндустрия». Ищу, собственно, там этот самый мистер эн. И вижу картину маслом: группа товарищей — Ф.М., гламурная киса и продавец-чучмек обсуждают, какой сноуборд выбрать. Киса уже вся в белом комбезике, щупает доски и щебечет аки птичка. Ф.М. увидел меня, хотел сделать вид, что не заметил, но было поздно, заулыбался, представил меня своей ляльке.
Я тогда, грешным делом, подумал. Вот он, индийский сериал. Неприкасаемый оказался сыном брахмана, бухгалтер Пупкин обратился в биллионэра Корейко, совладелец ОГИ — в Джека Потрошителя. Или наш образчик славного племени ночных сторожей расколдовался в гэбню высокого полета. Но надежды на Встречу с Чудом не оправдались.
Я о третьей встрече. Еще через полгода, но уже не такой неожиданной — географически. Как-то мне пришлось заглянуть по делу в одну небольшую фирму, которая сидела в РАГСе (это около разваливающегося Зеленого Кристалла на Юго-Западной, если кто не знает). Вот вы как устроились, — говорю своему знакомому. Недурно для стартапа.
— А то, — говорит он. Слева 3-D принтеры, напротив — 4-D кино доизобретают. Если уже не 6-D.
— А справа? — спрашиваю.
— Ооо!
И подводит меня к двери, и щелочку приоткрывает, чтобы я заглянул одним глазом. Заглядываю и вижу Фёдр Михалча, как вы уже догадались. Какие-то столы, компьютеры, за ними не первой молодости мужчины в пиджачках.
— А в чем Ооо? — шепчу.
— Чиновники, государевы люди, ёпт. Инновационные деньги раздают. Скоро все в Сколково переедем. Будь оно трижды неладно, как бабуля говорила.
И с этими словами заходит он в кабинет и к нему:
— Ну что там, Фёдр Михалч, когда ж бабосы-то? Так и ноги недолго протянуть. Вас же и пожурят ваши товарищи за наши ноги протянутые.
Я рот раскрыл, а дверь прикрыл. Вы представляете? Я его зову Фёдр Михалч в шутку, а он и есть Фёдр Михалч!
Что-то они еще пообсуждали, посмеялись из-за двери своим шуткам корпоративным, а я сижу в комнате стартаперов и думаю о Судьбе. Примерно как Траволта с Джексоном, когда они про пули философствовали. Но тут новый поворот.
Выхожу в коридор, где у них автомат кофейный. А у автомата спиной ко мне Ф.М. — тут как тут. И подходит к нему барышня в рваных джинсах и на шпильках. Да, правильно, та самая, с которой они доску подбирали. И говорит ему:
— Саш, ты сегодня на Беговую?
Ретировался я тихонько. Всё в Чудо верю, дурак старый.
— Штот тя капучиний не вштырил, погляжу. Как пыльным мешком по балде ударенный, — приятель недоумевает. Это он меня пародирует. Не говорят они теперь так, про мешок пыльный.
— Он что, правда Фёдр Михалч? — спрашиваю непонятно уже зачем.
— Щаз. Погоняло это, кличка партийная. Там какая-то целая история, Шура спьяну рассказывал как-то. Длинная и нудная, я забыл уже. Про бардов. Или КВН. А что?
А ничего. Был Фёдр Михалч и нету. Вышел весь.
— Фёдр наш Михалч тот еще гандон по ходу, — приятель мой говорит, — ну сам понимаешь. А вообще ничего мужик.
Короче, выхожу я, бреду к метро как в воду опущенный. Или просто как опущенный. Ну вы понимаете.
То есть грустно мне.
Домой идти не хотелось, я вышел на Университете и зарулил в тот самый шалман, кстати, где мы с Ф.М. заседали. Условно заседали, конечно, там нет сидячих мест. Там вообще 5 кв. м., как на кухоньке, где собирались интеллигенты 60-х, прикинуть, как обустроить Россию. Тогда еще СССР, естественно.
Тамошний бармен мне обрадовался: я уж подумал, что вы заболели. Уж сколько вас не было? 10 дней? 2 недели?
Что правда, то правда. Я повадился ходить туда каждый день после работы. Ритуал. Публика там такая… интересная. В основном деклассированные препы МГУ или аспиранты, не менее деклассированные. Ну и просто сброд случайный. Шалман этот в такой стекляшке, где мобильные телефоны, цветы и китайские шмотки. Там, вы не поверите, есть очень приличное, европейского уровня, я бы сказал, дорогое пиво — бельгийское, ирландское. Но никто его не пьет там, конечно. Я попробовал, мне понравилось, но тоже на отечественное перешел, не Ротшильд я, как вы уже, наверное, поняли.
В этот раз вещал какой-то рослый дядя в длинном пальто, слегка потрепанном. Слушаю краем уха. Мир наш — поле битвы оных Ротшильдов с Рокфеллерами. Правительства и корпорации суть марионетки. С ним человек пять помоложе, все кивают, поддакивают. Я пью свое чимкентское. Оратор, поощряемый слушателями, знай излагает свою доморощенную конспирологию, плюс кто миф Холокоста разработал и все такое, полный комплект, короче. Пересыпая термины матюками в соотношении 1:2. Хотя, между прочим, там знак специальный: слово Хуй, по диагонали перечеркнутое, мол, не матерятся у нас — шутка юмора, как говорится.
На второй или третьей кружке понял я, что поддакивают ему типа по приколу. Городской сумасшедший. В руках у него сумка, туго набитая книжками. А я уже… не то чтобы пьяный, но… дерзкий. Извините, говорю, вот так вы интересно рассказываете, но миром не Вротшильды простигоподе правят, а махатмы подземные. Мне знающий человек говорил. Инсайдер, практически.
Обернулся он:
— Слышу иронию в вашем вопросе.
— Да какая уж ирония: Второе пришествие на носу.
— А ведь наш новый собеседник правду говорит, — поворачивается он к своим, — махатмы правят. Я некоторых махатмей этих даже знаю лично. Хорошие люди, умные, образованные. Завидую. Только вот удручает в них вечная скорбь вечного народа в глазах. И форма носа характерная. Хотя о чем я? Был бы человек хороший.
— И уши, уши. Мочки ушей, — ему подсказывают. Отвернулся от меня, продолжает свой монолог бесконечный.
Я еще пива взял, тараньку сосу. Треволнения недавние — на ровном месте, спорить не буду, — на задний план отходят, в фон. Как бы дремлю стоя и с глазами открытыми. Вдруг фраза меня из абстракций моих меня выдергивает.
— … это еще Фёдор Михайлович в своей пушкинской речи говорил..
Тут я сделал стойку: э-э, погоди, вития.
Запрашиваю пардону. И вот что вопрошаю:
— Мы же примерно одного возраста. Ту же музыку слушали наверняка.
Он оборачивается. И вся клика его.
— Ну?
— Знаешь, у Блэк Сабат песня такая? — Я зажужжал, изображая рифф в исполнении их гитариста, ну с пальцем отрезанным который. — Помнишь там они так: фааак мииии. Вспомнил?
Эти его смеются — нашла коса на камень, бинго, мол, у нас тут теперь два городских сумасшедших на 5 кв. м.
Он на минуту задумался. Что-то у него даже как бы побежало по серому лицу — рябь такая, что ли, тени теней мыслей. Тени теней прошлого. Потом раз — и поскучнел.
— Нет, не помню. Слушал, да, по молодости. Блэк Сабат, Дип Пёпл. Все слушали. И я слушал, купился. Многие купились. Даллес не дурак был, отдадим старику должное.
— Да господь с вами, любезнейший. Какой к херам Даллес? Вычислили давно. Это из «Вечного Зова» кусок.
Но не на того я напал. Если у вас паранойя, — цитирует, — это еще не значит, что за вами не следят. Он уже в сумку за следующей книжкой полез, достает том воспоминаний Евгения Примакова, экс-министра. А там уже закладочки цветные, есть и про Даллеса, факсимиле документов каких-то чуть ли не из Библиотеки Конгресса.
Но меня он уже не интересует, я уже иду вон из гадюшника. Провались он пропадом.
А на улице стемнело. Толпы в метро прут. И из метро. Торопятся, рожи мрачные. Ну и у меня настроение так себе, мягко говоря.
И вижу: девочка. Котика рисует мелками на асфальте.
И тут пробило меня.
Дай, говорю, мелок свой. Дядя порисовать хочет. Девочка дар речи утратила, ротик раскрыла. Я вытаскиваю из портфеля коробочку конфет «Рафаэла», которые жене нес, и мягко так у нее из руки мелок.
Мать ко мне с криками, конечно, а я уже в метро, по эскалатору бегу вниз.
Доезжаю до Юго-Западной и к этому, к РАГСу.
Нет, вы представьте: немолодой дядя, по асфальту елозит. Колени уже в мелу все. Выводит буквы, буквищи. Не с сердечком «Олененок люблю тебя». А Фёдр Михалча выводит. Сиречь F.M.!
И так хорошо стало! Как будто снова мне 20! Слезы пьяные катятся, а я смеюсь, как дурачок. И перед глазами у меня не асфальт с пятнами жувачки тысячами подошв сплющенной, а все мы, молодые: и Фёдр Михалч тот же, но не чинуша мордатый, а как тогда — на Мика Джаггера похожий. И Мишка, который в Хайфе, и Сузий Кватр, который в Америке, и Лосось (Лосев), что здесь на Лобачевского со вторым инсультом. И Лорочка, которой уж нет на этом свете.
Восклицательный знак не дорисовал. Подъехала Лада ментовская.
Проверили документы. Москвич, все в ажуре. Твое счастье, — говорят, — но в отделение проедем.
Старлей интересуется:
— Что это ты там накарябал, Пикассо Тропаревский?
— О! Фёдр Михалча. Это длинная история.
Начинаю рассказывать, а самому смешно. Не протрезвел еще.
Тот посматривает в зеркальце.
Чувствую, в дурку сейчас примут — вместо отделения.
Замолчал.
— Что замолчал, отец? Давай, жарь про Фёдр Михалча своего.
А я лихорадочно соображаю. Ну и осенило.
— Ладно, — говорю со вздохом, — сдам своих. Хоть меня за это, может, и уволят из фирмы. Это у нас такая рекламная кампания. По всей Москве сейчас ходят наши и рисуют. Про FM радио слыхали?
— Пиздит? — это он напарнику.
— Пиздит, похоже. Ладно, хуй с ним. Ты вот чего… — выходит, лезет в багажник. Приносит тряпку грязную и пластиковую канистру с водой. — Поехали. Ототрешь своего Фёдр Михалча — и свободен, как н* в Африке.
В общем, поставил зубило свое ментовское против этого РАГСа. И я — раком со ссаной тряпкой в свете фар. Такая вам картина маслом. Таким вот и запомнился мне последний мой Фёдр Михалч.
* * *
Ну да, такая история вышла с этим нашим Фёдр Михалчем. А теперь и автора этой истории нет. А существовал ли когда этот сторож и чинуша в одном лице, Фёдр Михалч? Тайна сия велика есть. Большие это сомнения вызывает, точнее. Дело в том, что это у меня и был намалеван на сумке тогда этот самый Фёдр Михалч. Но я-то и есть тот самый «Сузий Кватр, который в Америке». Нестыковочка, брат.
И недавно я, как в Москву приезжал, вышел как раз у метро Университет — альму матер навещал. Нет там никакой пивной «01». Из краника там пиво ему лилось, ёпт. Хотя какая разница, с другой-то стороны.
53 
