* * *
а мы всё более бессмертны
сказал владимир богомяков
потом сказал: на самом деле
мы все давно уже мертвы
в карманах наших как в конвертах
фрагменты запахов и страхов
пусть нас как авиамодели
несут чуть выше головы
по направлению простому
туда, где раньше было небо
где ястребки и мессершмитты
ведут неравные счета
а то, что называлось домом
покажется таким нелепым
что остаётся лечь подбитым
и чехова перечитать
Перекрёсток улиц Инской и Маковского в Новосибирске
крестик инской
на берегу
вспыхнет однажды
выйдут с тоской
на перекур
старые баржи
и маячок
как светлячок
снимется с места
слышь, старичок
где твой сачок
адмиралтейства
ветер принёс
из-за оби
санта-лючию
этот прононс
чистой любви
мы разучили
каждой весной
свёрток к реке
тонет — и бог с ним
крестик инской
держит в руке
толик маковский
Рэп для Серафимы,
не желающей слушать «Передвижные хиросимы»
В Петербурге есть улица Моховая,
а неподалёку от неё — улица Маяковского.
Про улицу Моховая была война мировая,
но то другая Моховая — московская.
В Москве на Моховую я ходил обедать,
когда приезжал поработать в Ленинке.
Там вообще приходилось побегать.
Была такая игра, называлась — «Лемминги».
А ты говоришь, мол, живы пока ещё,
а потом ещё — про воскресение, наверное.
Писатель Ремарк в своих книгах, например, в «Трёх товарищах»,
хоронил всех хороших людей — женщин, как правило, первыми.
Потом умер и сам писатель Ремарк.
Про него спел Усов и тоже умер.
Но что нам Ремарк? Он давно трейдмарк —
наподобие песни про чёрный бумер.
Вот так мы жили, так и живём,
так и будем жить, пока не умрём —
конечно, это уже не Ремарк,
а Майк Науменко и группа «Зоопарк».
Сентиментальный романс
Алёне Залуцкой
пожили — и хватит
пожили — и будет
пожили — и ладно
и добрая ночь
в голубеньком платье
обнимет, остудит
попросит не плакать
попросит помочь
пройти за дорогу
а может — за речку
пройти аккуратно
детей не пугать
проводит немного
подует на свечку
вернётся обратно
в пустую кровать
пожили — и будет
пожили — и хватит
пожили — да что там
и дело с концом
а кто нас разбудит
под утро в кровати?
предутренний шёпот
смех мамы с отцом
* * *
Олегу Копылову
звук, пойманный одной рукой
заряженный в свисток
а в это время звук другой
летит наискосок
летит-летит сквозь времена
качаясь на ветру
сквозь ночь, чьё имя — тишина —
рассеется к утру
не спи, возничий, отвечай
куда ты нас завёз
а звук летит, и в нём печаль
как свет погасших звёзд
* * *
Дорогие пуритане!
Дорогие пуританки!
Скоро вас посадят в сани
Или, может быть, на санки
И отправят вниз по склону —
Вам понравится кататься —
Или выстроят в колонну
И заставят целоваться,
Или вымажут в мазуте
До забытия приличий,
До утраты всякой сути —
Каждый к каждому привинчен.
* * *
В Новосибирске нет поэтов,
Сказала нам министр культуры.
А без поэтов нет проектов
И недосбор макулатуры.
Когда-то Александр Вертинский,
А с ним и Казимир Лисовский
Дарил дитям свои пластинки,
Дарил китайские кроссовки.
Сама Елизавета Стюарт,
Сама Стюарт Елизавета —
Оставьте, говорила, сударь,
Я выйду замуж за поэта.
Их больше нет в Новосибирске,
Да и в Москве, пожалуй, нету —
Иначе бы давно по бирке
Пришили к каждому поэту.
Поэтом был Сергей Есенин…
Поэтом был Иосиф Сталин…
Селений для увеселений
Мы им как книжек наверстали.
А у матросов нет вопросов.
А у стихов конфликт со смыслом.
И только Леонид Утёсов
Поёт с небес про гоп со смыком.
* * *
полёты на проспекте космонавтов
ученье, состоящее из атомов
ты говоришь сквозь сон: а кто же автор?
а автор дал понять, что нету автора
а в чёрном молоке белые льдинки
космический корабль терпит бедствие
земля-земля — вращение пластинки
она всё вертится, а нам уже не верится
this is ground control to major tom
продл-продлжай движенье ртом
жизнь твоя не весит ничего
это звёздный дождь под рождество
просто звёздный дождь под рождество
* * *
как по янкиным тропинкам
мимо каменки-реки
мы спешили на поминки
наступили сумерки
то не клён шумит
то не гром гремит
то моё сердечко ломит
как осенний лист дрожит
шёл трамвай, киоск косился
черти носят, люди спят
мы решили, что из чисел
все предметы состоят
между будущим и прошлым
шёл тринадцатый маршрут
дети стали мучить кошек
кошки всё равно не мрут
небо целится по лужам
капли попадают в цель
а в центральном парке кружит
вхолостую карусель
то в центральном парке кружит
всё быстрее карусель
то моё сердечко режет
от внезапного веселья
то по янкиной тропинке
мы спустились до ини
то котейка на картинке
не сказал ни да ни нет
Футбол 1996 года
дюкашка, забалуева, халтурина
неве́льского, она же — невельско́го
как косточка в зубах у перетурина
застряло имя дмитрия хлестова
и левый край по-югославски падает
а правый край смеётся до упаду
когда блаженным у ворот он подаёт
не руку и не прутик, а петарду
на западном горящем муравейнике
набухли электрические венки
трамвайный звон стоит на всю троллейную
распугивая нас, зажатых в стенке
но тот, кто не сморгнёт и не сожмурится
увидит птицу с веточкой оливы
его не позовут уже на улицу
ах, дети-дети, злы и молчаливы
* * *
покуда ожидали джанни
родари, стало быть, рыдали
и москвичи в зелёном жбане
лохани, судне, иордани
опережая ход событий
отчаливали безвозвратно
природы зов почти забытый
на щёчках делал пятна, пятна
и спьяну или же с устатку
запели, скажем, про рябину
хотелось каждому в кабину
скорее сделать пересадку
и хоть кому-нибудь молиться
и хоть куда-нибудь клониться
но девки любят футболистов
за ноги, номера и лица
* * *
104-я квартира на москве
гололёд дают на взлётной полосе
сквер, в котором заблудился безбилетный тёплый зверь
в нём скамейки непригодны для весель…
я молчу, и ты молчишь, и кто-то треплет языком
в этот час его тирады и нелепы, и смешны
пересох канал во рту, межгалактический ситком
крутит титры, нам остались только звёздочки и сны
эти буквы, как снежинки, не растают на губах
эти глупые мальчишки сразу метят в эпилог
взявшись за руки, плетутся близнецы увы и ах
ловко делает монтаж единый бог единорог
голограмма в виде сказочной москвы
вы звонили, но ответа так и не дождались вы
снегопад внутри отдельно взятой головы
Владимировский спуск
сон пополам с песком
кольца на дне блестят
это легко-легко
девушки летят-летят
осы спешат упасть
каплями на халат
тем, чьё призванье — спать
трогать их не велят
тянется тёплый мёд
по губе, по щеке
осы идут на взлёт
и улетают в ташкент
а полусонный цветок
тянет свои лепестки
чтобы, пока светло
стучаться в двери реки
нет ни окон, ни дверей
нет, вероятно, и дна
помнишь — как майя дерен
нам её не догнать
* * *
два незадачливых следопыта
вышли навстречу друг другу
шатались по тихому центру
без помощи алкоголя
кормили птиц
и образцовых старушек
дразнили
считали фронтоны и эркеры
слушали колокольчики
на открытый чердак не полезли
скакали по тихому центру
вместе с танцующими журавлями
на заборы плевали
рвали инжир на грядках
грелись чаем из термоса
бутерброды доели
замерли в складках памяти
полковника аурелиано буэндиа
перед самым расстрелом
тирлим-бом-бом
* * *
не навреди
говорили влюблённым
но они всё равно ведь не слушали
землю не накормить
лучше даже не гладить
оттяпает по плечо
осторожно, злая собака
умерла
осторожно, видеокамеры
под этим деревом мы прятались от дождя
гостиницу переименовали
а дождь всё идёт
и идёт
и идёт
и идёт
и идёт
и идёт
* * *
здесь раньше жил маковский
теперь здесь зоопарк
здесь львы глодают кости
и фотоаппарат
их ночью отпускают
побегать в дендропарк
но всё равно тоска их
похожа на барак
маковский брал ружьишко
держал за холку льва
и шёл стрелять по шишкам
прицелившись едва
он шёл и мысль гуляла
по лбу его и льва
пойдёшь налево — слава
слова, слова, слова
маковский брал направо
и лес ему шептал
что жизнь — это отрава
тщета и нищета
что счастливы лишь дети
в утробах матерей
что скучно жить на свете
и нужно жить быстрей
другой бы растерялся
и вышел из пике
маковский растворялся
как сахар в кипятке
маковский… ковский… овский…
где лев твой, где ружьё?
ты, видно, пьян чертовски
и весточек не шлёшь
в краю родных берёзок
тебя давно уж нет
но тот, кто слухом резок
услышит твой кларнет
уловит звук печальный
смиренный, как трава
и бросив взгляд случайный
в глаза посмотрит льва
* * *
калина красная
калининградская
а ленинградская
это конечная
троллейбуса номер пять
он проезжал мимо нас много раз
возвращаясь из аэропорта
да нет там никакого аэропорта
одно только кладбище
заельцовское
там люди лежат хорошие
сомкнули крылышки
как будто ласточки
в ожидании вечной весны
калина вызрела
рукой махнула
регулировщик
небесных путей сообщения
служба спасения
на цветочном топливе
всегда прибывает вовремя
за пять минут до начала
конца света
здравствуй и прощай
сибирское лето
* * *
а женщины летели летели летели
и мы на них глядели глядели глядели
и снизу нам казалось, что каждая юбка
как будто роспись купола в сикстинской капелле
а после их вернули вернули вернули
раздели и разули одели обули
и затерялась где-то открыточка с юга
вы были в барнауле в июле в июле
* * *
не читай
это не тебе
не читай
это не тебе
что ж
тогда о другом
на веранде
мы говорили о памяти
и бессмертии
а дом
когда-то корабль
а теперь склеп
скрипел суставами
пытаясь
не то чтобы встать
не то чтобы сесть
а, мол
я же говорил
говорил же
осень
время для стариков
память
спелые яблоки
если сплюнуть песок
ты прочитала
я тебя люблю
по крайней мере так было написано
* * *
малые речки, седые волосы
ушайка, искитимка, барнаулка
там за оврагом психические
гребешок обменяй на зеркальце
то ли расчесаться, то ли наглядеться
стекло запотело как в бане
дым идёт как борода растёт
мужичок в баньке лежит
и зеркало ему уже не зеркало
и гребешок не гребешок
* * *
красный день всех рябин
иоанн богослов
наши вниз по оби
голоса унесло
горечь под языком
ачаир на крыльце
так святые с икон
свой наводят прицел
так гуляют ветра
в опустевшем дому
след идёт со двора
и уходит во тьму
кот исправно приносит
к порогу мышей
ветер строчки приносит
в которых мишел
ма бел
так поют до утра
на реке фраера
всё что было вчера
стало позавчера
* * *
А всё-таки жаль,
что я не ковёр, не гортензия.
53 
