* * *
Просушим кеды и пожарим
по сыроежке.
С утра звонил какой-то парень
из техподдержки
и распинался: сорри-сорри,
но всё по-русски —
уж подождите суток сорок
перезагрузки.
Позубоскалим, как подростки,
пока нерезко
прорезываются берёзки
из перелеска
и перекрашивают небо
решёткой хмурой —
регионального Эреба
сырой текстурой.
Декамерон
Бормочет буря, проносясь
над серой пригородной бездной.
В России вечный ренессанс —
ведь, если дело бессловесно,
считай, что не было его:
но очертанья чьей-то речи
в ночи мне движутся навстречу,
не обещая ничего —
и ты со мною говоришь,
дыша прерывисто и часто:
и по периметру участка
неопредмеченная тишь
(не родина и не страна),
как недостроенным забором,
от нас с тобой отстранена
односторонним разговором.
* * *
зовут акации акации
в цвету у нашего крыльца.
любовный пыл коммуникации
несёт летучая пыльца:
проносится, пространство сирое
просторным садом обратив,
беседу переформатируя —
сама себе перформатив:
её дыхание нетленное —
равно признание и акт.
вовсю общается вселенная:
стучится в ходиках тик-так,
поскрипывает сеткой-рабицей,
орёт заржавленной трубой…
и как же нравится мне нравится
не разговаривать с тобой
* * *
так заявляет: мир неповторим
земля публичным актом листопада
мы встретимся и там поговорим
а здесь не надо
распахнута вселенная как люк
внизу гудят замасленные трубы
и незамысловатое «люблю»
мусолят губы —
им право повторения дано.
берётся коченеющею лапой
любовь моя, карабкаясь на дно
с электролампой,
за коробок — а нету коробка,
и не закуришь в ожиданьи встречи;
как кое-что привычное, крепка
и даже крепче
* * *
вот шагает человек
словно в молоко
пробегает человек
ловко и легко
от родимого крыльца
до ворот и за —
растворяется лица
нам не показав
что за радость разлита
в запертой воде
равномерного листа
ровное нигде —
ибо милостью зимы
каждый — аноним.
на рассвете встанем мы
непременно встанем мы
встанем я и ты и мы
и пойдём за ним
49 
