[стихотворение из 1915 года]
изошед от ложа, плакал на заднем дворе,
что средь тонцего сна
бедная жизнь, запонка в серебре,
в сор была сметена.
поднимался, летел над сушей и над водой,
вёл себя, как полный дебил,
был младенцем, агнцем или звездой,
ветром был.
отыскали мы запонку, да уже
поздно, нет никого,
лишь чуть слышен танец феи драже,
да уж нет и его.
отнесем её туда, где хранят для нас
до последних лет
все непарные запонки, невсходившие семена,
непогасший свет.
[памяти в. с.]
здесь ли ты завершаешься или продолжишься там за углом синевы?
в корпусе языковом я набрал из тебя лишь цитату одну глядь набор и рассыпан
вечность вертишь на пальце кольцом от ключей уходя и свистая и не обернувшись
ангела недоверчивости комом под ноги дабы путь не был гладок ты гладкости не любил
срать хотел на приличия многие тоже хотели хотел ты и срал
а когда начинал своё гонево дней и ночей своё топливо карт и спиртов то шипя потухала звезда
мне потом говорили что веспер не знаю я сам не силён в мифологии
дуйте сильнее как дуете вы это пламя нельзя погасить если правда хотите а не притворяетесь как это делает новое время
черный слишком прозрачен он видит насквозь надевайте смолу сверху пух и перо
ключ на старт зажигание и предварительная промежуточная главная вот и подъём
девять дней сорок дней год пять десять и сто крен тангаж курс и рысканье в норме
на расчетной орбите на каждом пороге на жалком краю на победной скале на траве постоянной на койке вселенской на призме горячей тихонько звенеть
слушай слушай его муравьишка
это путь твой домой
[* * *]
после смерти хозяина в доме слышны шаги
забирай и беги
за углом отверстия в воздухе и штыри
отвернись не смотри
стелющиеся растения вертикальный туман
выгляни из ума
пишут забастовала служба внешних границ
выйди и сохранись
выполненный частично
выставленный в проход
в сентябре новый год
по старому календарю
обхожу не смотрю
медленно забираю
диким бегу конём
вышел и сохранён
[* * *]
были кошмары
ушли
был в тёмный час
угол подушки
прикушен
тай
заклинание-эхо
ночь
разжимает кулак
первого
льдистого света
сон-мотылёк
облегчённо
(если услышала ты
«обречённо» —
это ослышка)
[* * *]
нет такого
застыть
а потом оглядеться
невеликая молодость
неочевидная радость
геликоптер
над каждым районом
над домом художника
и над домом писателя
два немигающих глаза
то-то
знаем их
шельм
обстоятельные
докладные
на неграмотном
но ничего
ритуальные формулы
употреблены
есть еще
неохваченное
там где трава
это простотрава а деревья
этопростодеревья а ветер
непростойавосточныйспереходомнаюжный
и нет
промежутка
разрыва
заиканья
и трепета
ставшего
кровью
где заснул ты
в скирде
на окраине вавилона
ради вечного зуда
своей лихорадки
сенной
[стихотворение из 1970 года]
всем собой приближаясь к берегу, набирая
в рот воды, перекатывая её за щекой,
красной ватерлинией приближаясь к раю,
белой кормой
нависая над адом пеннобурунным,
перемалывающим в кильватере любую плоть,
зажимал якоря в щепоть
и, потёртый, старый, казался юным.
из динамиков, похожих на крашеные тарелки —
эдуард хиль о провожании вдаль кораблей,
и стою я, мелкий,
за руку с дедом, за пять рублей
ожидая прогулки, но не на этом,
далеком и недоступном, а на речном
трамвае, но тяну его вдаль, к «ракетам»,
извергающим дивный гром.
этот не по карману, мне уже объяснили,
плыть на нём три недели, изнывать от жары,
от соломенной шляпы в викторианском стиле,
от качки в низовьях, от бесконечной игры
в шашки и шахматы, от пейзажей,
нехотя меняющихся по берегам,
и вообще, нельзя же
убегать всё время. помнишь, как ты убегал?
нет, не помню, я давно убегаю только
во сне — в эти блики на жёлтой воде,
в плач с третьей палубы грудного ребёнка,
во вторник, приближающийся к среде,
во встающую за химками сизую дымку —
жар идущего с астрахани огня.
вытащи из волос заколку свою — невидимку,
уколи, разбуди меня.
49 
