ISSN 1818-7447

об авторе

Александр Бараш родился в 1960 году в Москве. В 1985—89 годах соредактор (совместно с Николаем Байтовым) ведущего московского самиздатского альманаха «Эпсилон-салон». С 1989 года в Иерусалиме. Член редколлегии журнала «Зеркало», куратор литературного сайта «ОСТРАКОН». Сотрудник Русского Отдела Радиостанции «Голос Израиля». Автор cтихотворных сборников «Оптический фокус» (1992), «Панический полдень» (1996), «Средиземноморская нота» (2002), «Итинерарий» (2009), автобиографического романа «Счастливое детство» (2006), публикаций стихов и прозы в журналах «22», «Зеркало», «Знамя» и др.

Новая карта русской литературы

Само предлежащее

Ян Пробштейн ; Анна Русс ; Марианна Гейде ; Полина Андрукович ; Иван Соколов ; Ольга Соколова ; Дмитрий Лазуткин ; Александр Бараш ; Дмитрий Веллер ; Марина Бувайло ; Ольга Зондберг

Александр Бараш

«Место жизни — спасенье от времени…» Пять стихотворений

* * *

Про́пасть с двух сторон мира, пустыня —

с двух других. Посредине лежит,

как сосуд, предназначенный глине,

город нежного звука: Мамшит* * Мамшит (Мемпсис) — византийский город на пути из Иерусалима к Красному морю. О нем в Краткой еврейской энциклопедии..

И тяжелое золото света,

вытекая наверх из сосуда,

меж землею и небом дрожит.

 

Это вынести трудно, как слезы

тех, кто любит. Там, в центре огня, —

баптистерий медового цвета,

крестоцвет византийского сна.

Был язычником — стал неофитом.

Под колоннами сизыми, снизу —

есть ступени до верхнего дна.

 

Ни стена не поможет, ни башни,

ни наемных убийц гарнизон.

Рано ль, поздно ль — из мути безбрежной

смерть-кочевник приносит разор.

Скорпион со змеею на месте

тихой чести и действенной грусти.

Но остался, вот видишь, узор:

 

луг моза́ичный перед тобою,

птицы гимны поют на заре,

рдяно-розовые, голубые,

и корзины плодов в сентябре.

Геометрия тонкой беседы,

каждый звук словно солнечный блик.

И живая попытка бессмертья —

виноградные заросли букв.

Урок

Майнц, XIII век

 

Рыцарям Ордена Храмовников

дозволено одно развлечение — охота на львов.

А у нас искушениями считаются

светская беседа и игра с детьми.

Есть ли основания для сравнения? —

спрашивает учитель.

 

Для сравнения нет оснований —

считает твой товарищ по занятиям.

Человечество представляет собой

как бы новый животный мир:

и в нем все виды существ —

от червей до птиц небесных.

 

Ты тоже считаешь, что сравнивать

не имеет смысла? Да, учитель, но

по другой причине:

невозможно понять, кто быстрее,

если те, кого мы пытаемся сравнивать,

движутся в разные стороны. Одни

к захвату чужого мира, другие —

к сохранению своего.

 

Ваши слова пахнут медом,

как первые буквы учения, —

улыбается учитель.

В Долине Великанов*

В Долине Великанов * Эмек-Рефаим (ивр. — Долина Великанов) — улица в Иерусалиме.

кофейни и сады.

Мы жили очень странно,

не зная — стоит ли.

 

В полях горчицы сонной

и жизнь — анжабеман,

когда живой как мертвый

и мертвый как живой.

 

И облака в зените —

зеркальные следы

всех нас, кто шел сквозь эти

висячие сады.

* * *

В старости она

освобождалась

от вещей и чувств.

Такое облегчение,

как в первые минуты в ду́ше.

 

В какой-то момент легла на пол

и освободилась от тела.

Но оказалось —

только наполовину:

тело перестало двигаться,

а она

застряла посередине.

Вернуться

назад невозможно,

вперед — не пускают врачи.

 

Но главное:

вот это растерянное,

скукоженное, выдохшееся —

это и есть я?

Все, что было,

и все,

что

будет?

* * *

Синий лен на террасе под соснами

и долина в предгорьях твоих —

это больше, чем время

                                        и что оно

с нами делает, теплыми, сонными,

жизнь снимая, как кожу с живых.

 

Кто уходит — тот все же останется

тенью в зеркале, светом в окне.

Он здесь дышит, как бабочка в танце,

в напряженно-прозрачном пространстве.

И цветы, ослепительно-ясные,

как сигнальные светят огни.

 

Место жизни — спасенье от времени.

В гулкой чаше долины завис,

словно облако на рассвете —

пена млечная, алые нити, —

пар дыхания всех,

кто жил

здесь.