Суббота — конец сентября. Смотрим по телеку программу «Розыгрыш» — там известной артистке кино танком правдоподобно давят в лепешку ее новый белый «лексус» — мучают ее таким потрясением, доводят до того, что она чуть не с кулаками по-честному кидается на танкистов и дэпээсников и внимательно смотрят на ее реакцию — потом, конечно — с шарами и шампанским — машину по-честному возвращают.
Моя героиня приняла душ и лежит — грустная и молчаливая — в длинном синем халате — на разостланном диване — поверх двуспального пухового одеяла — в домах еще не топят. Из-под халата видны ее тонкие ступни.
Я — одет и по-честному рисую ее — маленькую очаровательную — цветными карандашами. Один рисунок — за другим. Всё происходит молча. Все, кому следует, — всё давно знают.
Мне по-честному тоже пора в душ.
Наш — с моей героиней — тринадцатый раз.
Я еще по-честному не знаю, что — последний.
Я мучаю мою героиню ожиданием.
*
Потом я мучаю ее уже по-честному. Я давно люблю ее по-честному — так, что готов мучить целые сутки, еще и еще. Никогда еще я не веду себя так требовательно, грубо и настойчиво.
*
В маленьком перерыве она вдруг — так красиво села, обнаженная, в постели — обхватив руками колени — и я вижу — какая у нее по-честному красивая длинная талия.
*
Еще и еще. Пока я сам не удивляюсь ее выносливости. Она молчит и по-честному бесстрастно терпит. Правдоподобно отвечает, что не устала. Так надо. Моя героиня — ценит время. Я требую от нее того, чего еще никогда — не требовал.
Поворачиваю её лицом к стене — и впервые вижу намокшую от пота знакомую прядь ее коротких рыжеватых волос на виске.
Мы оба молча по-честному устаем.
*
Всё.
Одеваемся и идем на кухню.
На всякий случай я сказал дома — что сейчас пью со старым другом-одноклассником в своей мастерской. Теперь я даже посылаю пьяную эсэмэску, для правдоподобности напутав буквы — она мне в этом — помогает.
Потом она отправляет эсэмэску своему Сашке со своей трижды геройской всех трудовых знамен и народов правдоподобной «нокии».
Из своего пакета, что в прихожке, я достаю пластиковую бутылку с разведенным медицинским спиртом.
«… а сейчас — я буду по-честному пьян, моя дорогая — так надо, надо для правдоподобия! — она в ответ ухмыляется — ради чего превращаться в свинью, мой хороший — оставайся? — нет. — только завтра утром — не раньше восьми — приедет от своей Татьяны Сашка. — вот! вот именно, дорогая, что — от Татьяны.»
Моя героиня хочет сделать завтра утром Сашке честный розыгрыш — чтобы он по-честному увидел меня — и посмотреть на его реакцию. Думается мне — он тоже будет уставшим, пьяным — пьяным и молчаливым — по выработавшейся профессиональной привычке. Так надо. Если же так и будет — а моя героиня умна — на худой конец я сгожусь в качестве желанного свидетеля ее молчаливых ревнивых разборок.
И вот моя героиня сидит на маленькой кухне и смотрит — как я правдоподобно пью и по-честному говорю. С каждой рюмкой — все искренней, всё честней и поэтому — всё глупей.
«… ты — мне родная и мной — любимая. Но — не моя родная ты. И не — любимая моя. Ты — ебливая моя.»
Она правдоподобно терпит. Ждет, когда я по-честному допью свой литр. Я мучаю мою героиню разговорами. И я мучаю сам себя — тем, что мне сейчас по-честному не хочется столько много пить — ведь было же на самом деле сейчас и мне — и ей — по-честному хорошо. А ей сейчас хочется в душ. И обоим по-честному очень хочется спать.
«Оставайся? А?»
Завтра приедет Сашка и чтобы проверить — что было — будет ее правдоподобно мучить — и моей героине надо будет молча кончать — правдоподобно. Хотя она и знает — что он всё равно — всё поймет. Но так — надо для того, чтобы всё было по-честному. И при этом каждый будет — правдоподобен.
А если я — пьяный — по-честному свалюсь, останусь и просплю — я буду в это самое время находиться в соседней комнате — где обычно по-честному спит — в таких же случаях — наш общий друг Андрюха.
Интересно, сейчас она молчит — потому что я прав — или потому — что я что-то по-честному недопонимаю?
Я глотаю последние капли. Вот так все насовсем и полностью мило, но пора бы идти, а то свалюсь — устал. Она из последних сил провожает меня, улыбается и правдоподобно целует.
Она даже машет мне — с высокого балкона.
*
Я — забыл у нее рисунки.
В пакете у меня — пустая бутылка и завернутый в бумагу для рисования большой самодельный нож из грамотной стали — с работы — я зачем-то сегодня взял его с собой. По ночной площади проносятся редкие машины. Я перехожу пустынную дорогу. Слышится, все приближаясь, резкий звук тормозов.
Что-то слегка, но по-честному бьет меня по левому каблуку.
*
Бывает же. Трезвею и стою, обернувшись.
Белый «лексус» — в нем два урода, по-честному. Что-то хамят. Я правдоподобно отвечаю им и иду дальше. Они не поленились свернуть — и обгоняют меня. Выскакивают — по-честному здоровые быки. Они и не представляют — насколько мне сейчас по-честному всё нипочем — я ведь всё равно думаю только о себе и о моей героине — мы ещё там, на высоком этаже.
А они-то думали, что я — просто пьян. А я могу быстро протрезветь. И они злятся, что никак у них не получается по-честному меня ударить, ни рукой, ни ногой. А я с ними в бой — не вступаю, устал — не до того сейчас — уворачиваюсь и правдоподобно отвечаю. Все-таки приключение — а правдоподобные приключения мне сейчас нужны — клин клином вышибают.
Бессмысленно наматерившись — они уматывают.
*
Прошло меньше десяти минут — а я уже по-честному соскучился — я снова пьян — уже звоню ей — отсюда ещё видны ее освещенные окна — не спит еще. Я опять мучаю мою уставшую героиню — мучаю разными нежными правдоподобными словами — и она из последних сил правдоподобно говорит мне разные нежные и ласковые слова.
*
Придя домой — я правдоподобно долго мучаю — свою правдоподобную домашнюю Наталью, которая по-честному ждала меня — из мастерской.
Мучаю — так надо — бесстрастно правдоподобно мучаю — и снова пью — дома и уже по-честному.
Наступает воскресенье…
*
…ровно через две недели.
Снова суббота — я опять на маленькой кухне. Я сижу на месте моей героини. На прежнем моем месте сидит Александр. Вид у него спокойный и очень уставший. Она — в специально по этому случаю одетой новой блузке — правдоподобно сидит боком и с краешку. Горизонтально пьяный Андрюха спит в маленькой спальне. У нас на столе и под столом — несколько полных, пустых и дегустационно, по-гурмански початых четвертинок грамотной водочки. К пустой бутылке из-под шампанского, выпитого еще до моего прихода — привязаны три надутых гелием шара —
праздник. Сашка рассказывает мне по-честному.
«…терпеть не могу наших «нив» — а тут приказывают садиться в это ведро с болтами, да еще в ней — на разложенном заднем сиденье кое-как закрепленные и прикрытые тоненькой тряпочкой два каких-то белых пятидесятилитровых баллона с непонятной черно-желтой маркировкой — и никто ничего не знает и не объясняет. И я от самого Магаса, из Ингушетии, представляешь, бля, сто восемьдесят километров горных дорог и блокпостов обходя Грозный с юга считай через всю Чечню вглубь ажно за Шали. В Урус-Мартановском районе после того как проверили мои документы — а что их проверять — я с удостоверением и в гражданке — всем все понятно — никто никому лишних вопросов не задает — так вот, уже на втором блокпосту подскакивает из-за зеленки их майор, хохол, внимательно так на меня смотрит — на мою откровенно славянскую внешность и — не смотря на все мои корочки — «ты как здесь оказался? как ты сюда доехал? тебе какого хуя здесь надо?» — Урус-Мартан — «русская смерть» — я в зеркало видел — они еще долго на дороге стояли — удивленно вслед мне смотрели.»
Моя героиня молча и понимающе кивает, гордо косясь на меня.
Александр наливает еще по одной — по-честному — себе побольше. Ему сейчас — надо.
«… привожу эти баллоны — сдаю тамошним — и как-то под водочку выясняется — и для меня становится ясно — что эта хуета жидкая — улетучивается при температуре выше температуры человеческого тела — а у меня салон по горной дороге до восьмидесяти градусов накалялся — чуть яйца в джинсах не сварил — так мне бы надо было ночью ехать, а днем спать в тенечке — хотя нет — не смог бы — я трое суток не спал — так всё на нервах — измучился — так эта хуйня жидкая — о-вэ может быть покруче того, что применяли в «Норд-Осте» — и конкретный антидот к ней только, может быть, пять человек в Москве знают — и насчет такой мелочи как жизнь какого-то прикомандированного подполковника из Ростова или Волгограда — они париться не будут — масштаб не тот. Так я, когда об этом узнал, такую им всем уродам истерику закатил — на Эдика — это ингуш один, майор, хороший парень — накинулся чуть не с кулаками. А кто виноват? — никто толком ничего не знает — уроды.»
Моя героиня по-честному восхищена своим мужем.
Мы с Александром молча и быстро пьем.
— Да — это сильный розыгрыш, — медленно говорю я, — я вот тут недавно видел один типа того.
— Да, как танком «лексус» давили, — вспоминает моя героиня.
— Да я про другой белый «лексус» — но то действительно хуйня, — по-честному замечаю я.
— Ну-ка — расскажи мне про этот честный розыгрыш, — приказывает Александр жене.
Моя любимая маленькая правдоподобная героиня скромно начинает по-честному рассказывать ту субботнюю программу.
Мы с Александром — вообще-то не курим — но сейчас — надо — и мы мучаем себя табаком. Слышно, как Андрюха о чем-то тихо говорит с моей маленькой героиней — во сне.
У маленькой героини слезятся глаза от дыма.
Мы все по-честному говорим сейчас не друг с другом, а сами с собой.
22 
