Об искусстве
Искусство уезжать даётся легко:
самолётный билет в кармане, окна во внутренний двор.
Каждый день
твой город что-то теряет: свои права и свободы,
лучших юристов, поэтов, интеллектуалов,
которые потом оглянутся на него,
как на остов ржавеющего на отмели корабля,
с любовью и ностальгией.
А вот искусству оставаться
нужно долго учиться, постоянно, несмотря ни на что,
особенно тем, чьи корни как-то предчувствуют, что именно в этой земле
им предстоит обратиться в прах. Горы вокруг
знали ещё твоих дедов и прадедов, тех, кому
принадлежал этот город, это волшебное царство,
навсегда залитое летним солнцем.
Меня спрашивают: правда ли, что ветер с моря
пахнет, как прежде? А деревья, как они? Правда,
что скоро начнут конфисковывать почту?
Что Гонконг исчезнет с банкнот и монет?
Что мы заговорим на чужом языке и станем
национальной окраиной? Уходит, ушёл, исчез.
Безвозвратно, неповторимо.
Ни слова об Адорно
Адорно был порядочный сухарь, так мы решили,
изучив его селфи — известное фото,
где он аскетически сидит на деревянном стуле,
с деревянным выражением глядя в зеркало.
Ты ещё сказал: это я, по-твоему, аутист? Посмотри на Адорно!
Я действительно пару раз говорила тебе, что ты бесчувственный.
Но когда твои обычно большие глаза сужаются вдвое
и ты утверждаешь, что совершенно не пьян,
и думаешь, что уместнее всего немедленно начать танцевать со мной
или чем-то ещё меня удивить, — о нет, ты совсем не чёрствый.
Или когда, болтая с друзьями
в вашей «мужской компании», ты вдруг ввернёшь нечто
неожиданно грубое и стилистически сниженное,
так что все они ржут, а я смотрю и думаю,
что ты импульсивен, как ребёнок, и на тебя
невозможно обижаться.
Ещё, например, ты совсем не был аутистом,
когда лежал голый, прикрыв простыней свой успокоившийся член,
а я, положив голову тебе на грудь, чувствовала, какая она твердая,
и слушала, как ты с выражением читаешь при свете лампочки у постели
отрывки из недавно опубликованных писем Джима к Норе.
Языкознание
Южнокитайская Morning Post
каждое утро лежит у нас под дверью.
Мы подолгу не забираем её, чтобы соседи
видели, что мы знаем английский.
Мы всегда тщательно одеваемся,
даже если просто выносим мусор
или идём купить филиппинского пива
в лавке внизу.
Вообще нам не стоило бы по любому поводу давать всем понять,
как мы культурны
и как развит наш интеллект.
Соседям на нас плевать. Они живут без амбиций и говорят
только на диалекте. Не комплексуют,
произнося «р» как «л», «н» как «л» или «з» как «с».
Им не придёт в голову обижаться,
что на них никто не обращает внимания,
когда в компании сидят два настоящих британца
и рассуждают о «Мемуарах Гейши» или о постколониальной теории Билла Эшкрофта,
а мы не решаемся и рта раскрыть,
чтобы гонконгский акцент
не выдал наше скромное происхождение.
О эта косная примитивность нашей речи!
О чудовищная бедность нашего словаря!
Дождь
Дождь всё ещё здесь. Вода течёт по моим коленям.
Льёт всё сильнее, и в прикрытые пластиком уши
входит тысяча звуков: звук моего дыхания,
смешанный с раскатами отдалённого грома
и приглушённым урчанием
дорого́й машины рядом.
Впереди
всё расплывается, увеличивается, колеблется. Мой шлем
весит как шестьдесят четыре зелёных яблока. Говорят,
что, когда пытаешься оглянуться, многие сцены
меняются или, хуже того, исчезают. Но эта
всё ещё здесь. Иногда
я отчётливо вижу твою знакомую спину
впереди, в потоках дождя.
Футболки
Ему подходят футболки размера М.
На вид он стопроцентный китаец, не то что я,
но за те годы, когда он строил мосты,
остеклял небоскрёбы или прокладывал дороги,
он стал чёрным, как африканец.
Жёлтая кожа тоже может потемнеть от загара.
Кто сказал, что наш цвет даётся нам навсегда?
Футболок размера М у него полон шкаф.
Пусть дальние страны кружили нам головы, мы всё же не забывали,
что дома, волнуясь за нас, он в тревоге губы свои поджимал.
Ничего не просил он в подарок, но радость даянья
сдерживать мы не хотели. Вот так он
начал футболки носить — из Лондона, из Таиланда,
Окленда, Токио, Хельсинки, Индии, Польши,
Куала-Лумпура, Кореи… «Откуда ты, папа?» —
спросишь его, и он отвечал: «Из Китая». Мы смеялись.
Ну конечно, смеялись. Невоспитанные дочери.
Футболки размера М лежат у него в шкафу
поверх футболок размера L.
Я помню, когда-то он возвышался, как башня,
рядом с киоском, покупая нам кока-колу,
и мы были в восторге.
В кадре
Что-то похожее на крытую соломой лачугу. Снаружи
по местной дороге иногда проносится машина.
Может быть, не лачуга, а деревянный дом,
маленький, тесный. Или всё-таки каменный?
Я не могу выстроить его заново из словесных кирпичиков,
и нет других фотографий, чтобы проверить моё описание.
Мне было около трёх, я мало что понимала во времени и пространстве,
и мои младшие сёстры-близняшки
выглядели как деревенские карапузы в заношенных чужими детьми пижамах.
Однажды они играли с разбившимися яйцами,
разрисовывая желтками цементный пол, что и запечатлено
на фотографии. Мне долго казалось,
что я тоже должна быть где-то здесь.
Многие годы я представляла себе,
что стою за шкафом или прячусь в углу, где метла,
и радостно смотрю, как сёстры играют со скорлупой,
обрывками непонятной бумаги, клоками
свалявшейся пыли.
Потом мне рассказали, что мама в свои двадцать два
не справлялась с тремя детьми
и меня отдали родственникам в деревню в большой Китай.
Так что на фотографию я не попала.
Монолог производителя бумажных айфонов
Тысячу лет мы почитаем усопших.
Тех, кто скончался недавно, просто засыпают подарками:
им прислуживают аккуратные бумажные горничные, им достаются сумки Гуччи,
ноутбуки и айфоны последней модели. Я старалась,
чтобы всё было из самой лучшей цветной бумаги,
хотя в итоге наши дары
всегда отправляются в топку.
Как-то я сказала отцу, который, кажется, верил,
что мир можно создать из бумаги: «мы стараемся для духов,
но ведь на самом-то деле они получают
только безжизненный пепел…» В ответ он пробормотал,
что рано или поздно всё превратится в пепел,
в пепел и кости. И, не сказав больше ни слова,
начал сосредоточенно наклеивать стрелки
на бумажный ролекс, чтобы зафиксировать время,
которое миновало.
Сейчас, сжигая бумажные ножницы, сделанные точь-в-точь
как его настоящие, я думаю, что, наверное, он понимал
смысл всего этого: это делают, чтоб успокоить
тех, кому нужно пока оставаться в мире живых
и радоваться, когда
глаза слезятся от дыма, и легко представить себе,
как он берёт ножницы и продолжает неторопливо работать,
время от времени протягивая руку
за цветной бумагой.
Официальные причины смерти в китайских тюрьмах
A переутомился, ставя в вазу подсолнухи
B выпил слишком много горячей воды
C хотел передать товарищу рулон туалетной бумаги, но сердце не выдержало
D задохнулся при игре в прятки
E отравился типографской краской
F слишком долго смотрел в пустоту
G пользовался кремом для рук с повышенным содержанием свинца (крем прислали родственники)
H издавал литературный журнал, названный именем популярного напитка*
I слишком много якал
J надорвался оттого, что подолгу пел в постели
K утонул в луже грязи
L страдал от аллергии на форменную одежду
M подрался с соседом
N потерял равновесие и упал с койки
O хохотал и дохохотался
P умер, выдавливая бородавки
Q просто не проснулся
R остался без языка
S по небрежности впрыснул себе в правый глаз зубную пасту
T споткнулся о свои же тапочки
U слишком много тыкал
V подрался с соседом
W страдал навязчивыми идеями, считал себя членом политбюро
X боялся пропустить письмо от жены (а ведь она его ждёт!)
Y упал, прошагав по камере многие километры
Z издавал тот же журнал, что и H
Как распространять свою поэзию
Аккуратно напиши свои лучшие стихи на обрывках оберточной бумаги,
пойди в дорогой ресторан,
заплати официантам, проскользни на кухню,
рассыпь там два килограмма клубники, чтобы отвлечь поваров,
и незаметно засунь свои вирши
в заготовку для торта.
Кто-нибудь из едящих подавится твоими стихами,
кто-нибудь в приступе отвращения выплюнет их
прямо в лицо партнёру,
но кто-то, не заметив, проглотит
и запьёт крепким кофе.
Напиши стихотворение на прозрачном зонтике
и выйди под дождь.
Останавливайся на переходах и перекрёстках
и наблюдай, как строфы стекают на мостовую,
а потом иди дальше.
Большинство твоих строк постепенно исчезнет в водосточных решётках,
сначала уйдут знаки препинания, потом прилагательные и местоимения,
но несколько ключевых фраз отпечатаются на подошвах прохожих,
и ботинки и туфли
разнесут их по улицам.
Разошли по списку контактов случайные строчки
и получай в ответ «это что?», «ты пьёшь?», «?!?»,
пока, если повезёт, не придет
«👍, совсем как стихи!»
52 
