Предложный падеж
Наталия Черных об одном стихотворении Аркадия Драгомощенко
Эти стихи обезоруживают. Но вряд ли — читателя. Читатель может пожать плечами: вот нагородил! — и пойти мимо. Может надуть щёки: это высшее достижение словесности! Может остановиться на последней строчке, желая вернуться в невозвратимое начало, и оглядываться, ища того, чей голос и речь он слышал. Проводник, чуть согнувшись от сознания того, что он не может — не может! — показать своему новому другу всю красоту известного ему сада и реки в нём, удаляется. Остаётся пейзаж, который прекрасен. Остаётся волнующаяся, как вуаль, оптическая складка на всём творении, на каждой его частице — и в этой складке едва лишь различимо обещание вожделенной полноты и неповреждённости.
читать
Алексей Скоробогатов о Марии Степановой
Эти (и другие, не названные здесь) смысловые проекции недоступного и, строго говоря, несуществующего «подлинного смысла» стихотворения, как кажется, все же помогают пониманию поэзии, что бы это в точности ни значило. При этом политико-исторические, равно как и психоаналитические мотивы говорят о замкнутости, связанности, прикованности, воспроизведении, цикличности, повторении — идет ли речь о зависимости от мифа, проживаемого в плоскости истории, или от личного, семейного или коллективного бессознательного.
читать
|
38 
