Предложный падеж
Анна Глазова о Михаиле Гронасе
Если верить нельзя, можно просто держаться за потерю. Это тоже сближает Гронаса с Целаном, который видел долг поэзии в том, чтобы помнить. Оба знают, что потерю потерять нельзя, потеря остаётся: «потерянное не потерял», говорит Целан в стихотворении к Мандельштаму. Для Целана таким спасительным не-потерянным было «ты», к которому он обращался в стихах. У Гронаса за потерей слова стоит пустота и, может быть, что-то бесконечно простое.
читать
Евгений Сошкин о Михаиле Генделеве
Личный военный опыт, полученный к тому же в качестве врача, то есть воюющего с войной, позволил Генделеву тематизировать ее, войны, экзистенцию, отбросив пацифистскую риторику. В более широком плане опыт совпадения фактов биографии с фактами историческими внушил поэту идею личного, референциального преодоления механизмов омертвения поэтической речи. И как следствие — свободу распоряжаться литературными клише в расчете на их полноценную ревальвацию. В России, как представлялось Генделеву, человек любит, умирает и совершает поступки по просроченным рецептам русской литературы. Встречным образом, ни семя, ни слезы, ни кровь не способны эту литературу питать. Характеристика «русская» в применении к литературе — значит холостая, гносеологически непродуктивная. Это сенильная литература для дошкольников, которая внушает им, как важно предотвратить то, что на самом деле уже случилось именно с ними.
читать
|
29 
