ISSN 1818-7447

об авторе

Василий Карасёв родился в 2001 году, живёт в Риге. В 2017 году был номинирован на соискание премии Аркадия Драгомощенко.

Votum separatum

О себе Василий Карасёв частенько говорит в третьем лице: «человек думает», «человека не выслушали», «у человека завтра чтения в ‘Болдерае’». Сообщает — если попросят — «родился 2001 в Риге, жил и живу в Риге, пока не умер подо Ржевом». Обладает поразительной способностью переваривать текстовый материал начала прошлого века и строить из выплюнутого в пески плавника концепты на конец нынешнего. А будучи спрошен в ходе одного из семинаров Литературной академии в Риге, куда, собственно, он собирается «отстраиваться», отвечал задумчиво: «…на Фридрихсалу, в XVII век…» живут там уже, мол, восемью домами, для города известь делают… Его интерпретации в какой-то мере можно сравнить с органными: в них не всегда присутствует такая мелодическая черта, как усиление и ослабление звука, — но, пожалуй, именно с такой линейной энергией и следует вбивать сваи, мостя недоступные обычному уху горизонты. Вежлив — приносит оммаж Олегу Золотову: «мой сладкий мой всем любезный друг […] строительных лесах тебя самаэле михаэле рагуиле сарииле…» Хотелось бы сказать, мол, «новая рижская школа»! Ан нет. Старая рижская сама порядком понастроила и славно подзасрала окрестность, в эту/этот полубогадельню-полупантеон вряд ли имеет смысл втискиваться. Тем менее — наслаиваться поверх. Так что: отстраивающийся… Покамест.

Сергей Морейно

Василий Карасёв

Повреждение ногтя

* * *

хозяйка дома скальд

дама в апаше мила

малы страны леса

потир невидим людьми

* * *

разум горизонт дроби : дыхание числитель знаменатель смерть

* * *

воздух-заповедь молока
полутемно стекающая
вниз*

        С. Романцову

паче чаянья: цветущий-море-глаз * Cм. Э. Багрицкий.

иликтрꙮна — море-мак море… аржанец

почти маг (к вечеру… затишье перед новой

бурей а

так ли сложно выдолбить для двух во мху

костей убежище и нишу для свечи. глубина

— огонь ладони)

Pax/priex

мой сладкий мой всем любезный друг наш тральщик вирсайтис вернётся с нами на борту

когда забыв о крошках льда о том как в море обжигают вынырнувшее тело седые рыбаки

с чернильницами и бородатыми удочками ругаться будут собор петра захочет всех их

перебить но шум какой все заняты делами на площадь привычная обманка а думали стаффаж

невероятно тихо катит бочку с мёдом на продажу плюгавый старичок

поземка нас несёт осколки трубок в заляпанных белой краской глубоких карманах я отдал

за них коня

из говяжьей кости шведу семнадцатый век положил коня на скатерть

            волны бередят душистые травы берега под тельняшками уставших насмерть

разбитых о крики крачек а им-то чего стоят себе с удочками слева справа

мой незнакомый неопытный друг я

               тебе

                      из воды помашу ты проходя по набережной обязательно

в воду посмотришь в старую воду рыбака там старца поплавок похожий на луковку в скиту

прохожий сквозь морозь и семейную пару с ребёнком о письмеце одном спросит

с календарным листком второй половины прошлого века

и тогда посмотрим сколько проревёшь в камышах но не бойся в камышах читай в терновнике

со всякими птицами как рябит

как от всевозможных сортов пойла на книжной полке дальше

о всех о них       строительных лесах тебя самаэле михаэле рагуиле сарииле ещё немного

разносмыслов

в твой плед в матерчатый венок

                  из трюма вытащенный снег уже поздно стабильный он ишь

            может и нутро согреть когда

            в старинной книге моряка вздувшейся как водоросли пузырьками

в страницах покоящихся в новой дамской сумке всё ново все молоды их в такую минуту можно

даже забыть выстуженные трагедии героев

луковая шелуха

не выброси её в несущую кораблик к эстуарию муть ещё пригодится хоть пасха алый праздник

мало что значит для нас

* * *

K. Zalānam

<у самой груди растворилось облако>

строение с наклонным фундаментом

не так уж далёк рисунок

ароматы сандарак перец дешёвая водка

конечно же тина

но надпись на сердечке-замке не впускает

в себя не позволяет пройти посветить за филёнки

где древним по молочно-красному пены пресной

не святое слово глиф

ꙊꙒ

* * *

её пальцы

светское сборище

она как видно

перебинтовывала рану

* * *

на вазах умирающие слоги глаголов

 

вот — под треснувшим черепом причина горестей народа

поклоняющегося кургану — ритуальные чаши с какао разбиты

и чаши с бальче и урны с прахом (только мумифицированная

голова на лице которой треснула маска немного возвышается

нетронутая огнём):

песок скрывает иероглифы штукатурки

невообразимые фрески

 

чаши смерти

 

наш сосед вспоминает в хижине молодость проведённую в джунглях с

кусочками позднеклассической керамики —

шоколадные чайнички со своими чёрно-белыми листьями лесенками лицами

(узнаёте эти болота что назвали проклятыми старыми

цветами: говорили — в них живут духи — и злые духи

в керамике ускорили процесс старения и сколько ни закрывайся

плащом перед кельей или академией)

 

жевательная резинка

 

…готов уже бесплатно отдать мне эту марку с иероглифами

пахнущими какао (как на паспортном контроле (не узнаю́т) мачете)-

чёрно-белые разбитые улыбки как следы повсюду — вот дурной знак

сулящий смерть всей знати послеклассического периода

 

подумать только

твоя голова найдёт покой

под твоим же черепом — заменит мозг кургана своей спрятавшейся за змеиной яшмой

улыбкой

* * *

когда пуговицы

этой красной божьей

коровки отвалятся

чтобы пропасть в

талом бензине захочу

 

увидеть у запорошённого

пня пахнущего опятами как бы выведенного

кистью броце* * Иоганн Кристоф Броце (1742—1823), рижский педагог и этнограф, автор многочисленных зарисовок лифляндской архитектуры.

** Густавс Шкилтерс (1874—1954), ведущий латвийский скульптор; в его одноэтажном доме действует музей.
себя в

тёплой куртке штанах

зачерпывающим кружкой снег

 

пусть фоном будет не просто зима

дом шкилтера**

пусть несмотря на броце чем-то

с пнём будем похожи на голову

старого хозяина города с проступающими

чертами альберта

 

митурич когда-нибудь проедет

эти точками не опавшие

сцепленные места

кучки песка раздвигаемые в снег сны

раздвигаемые в траву

* * *

все богородицы (числом 427: прозрачны и чисты) живущие на небольших белых плоскостях стен различимы с 16 до 19

* * *

этот текст как

и некоторые другие

 

похож на гордого верблюда

умирающего от жажды

у лужи

 

этот верблюд

появляется на холсте города

за семнадцатый век

 

видели его трижды

 

этот верблюд разбит

жаждой молящихся трещин

 

трещит белым муравьиным песком

 

его глаза построены на запрещённой

для строительства территории

осенью и весной воробьи

 

выпивают его в даугаву

этот заросший самый несчастный

из всех собранных по косточкам

 

верблюд

 

надолго мною покинутый

* * *

уруз Луизе Нежберте

что под перьями

два человека молча

плывут осторожно

 

в синее небо не вплетаясь

в пряди прохладной реки

на дне которой

всё одиноко

 

что не знает тревоги

что могло бы иметь нутро

 

и

сближаясь сближаясь

под действием разных законов

дышать через

шелест

 

что спустится рядом

быстро до глади камней

до лежащих под ними

легко

не заметим якобы

 

фридрихсала ещё ближе

в травах закрученных покрытые росой

тела дальше всё дальше

отходят

 

осы

на стволах

потёрлись

почти исчезли

 

в кленовой кошме

полузабытой

почти одинокие

никогда не встречающиеся фигуры

* * *

люди как в тех песнях

в которых треск

и не понять ни слова

 

едешь себе в машине

по каменному мосту

глаза разбивает

отражение трамвая

в недрах библиотеки

ты хочешь быстро

перечитать волны не перескакивая

не пересказывая никому

 

найти нужную строфу

а не можешь

ведь уже темнеет дождь по велению

самоуправления не ощущаем того

как выключаем свет и возвращаем на полки

сахар

собранный с увеличивающихся капель букв