Василий Чепелев представляет стихи Тараса Трофимова

Тарас Трофимов — ветеран «Дебюта», резидент Лонг-листа вот уже с 2001 года. Стихи и проза Трофимова во множестве публиковались в «дебютовских» антологиях, в «Вавилоне», «Воздухе», «Урале» и прочая. Осенью Трофимов стал лауреатом еще одной премии для молодых авторов — «ЛитератуРРентген». О достижениях и, наоборот, об удивительной способности Тараса систематически пролетать мимо кассы можно говорить долго.

Если же немного отвлечься от того, как Трофимов задействован в актуальном литературном процессе, и поговорить о главном, о текстах, то долго говорить не захочется. Захочется читать. Стихи Трофимова узнаваемы с первых строк, что встречается ныне крайне редко. Запоминаемы наизусть стихи Тараса и, что особенно удивительно, даже его проза, едва ли не с первого опять же прочтения. Над текстами Трофимова до слез смеются десятилетние дети и профессора-филологи. Эти стихи любят восемнадцатилетние студенты, интересующиеся только сноубордингом и музыкой эмо, и, например, моя мама.

Я знаком с Трофимовым давно, лет, наверное, семь. Сейчас, вспоминая то время, приходится только удивляться, насколько совсем молодой Тарас был уже тогда состоявшимся поэтом. Его фамилия была первой, которую я назвал в ответ на вопрос, есть ли в Екатеринбурге талантливые молодые авторы, заданный мне на опять же «дебютовском» семинаре в 2000-м. За это время стихи Трофимова, на первый взгляд, изменились мало. По крайней мере, эстетика стиха, манера высказывания, по-настоящему филологический стиль его поэтической мысли остались прежними. Даже ключевой мессидж, этакая поза екатеринбургского мизантропа, не изменился. (А Трофимов, извините, очень екатеринбургский поэт, продолжатель традиций Максима Анкудинова, Бориса Рыжего, Романа Тягунова в отношении пристальной любви-ненависти к этому огромному серому городу.) Но, безусловно, поэт Трофимов, одновременно с фиксацией своего фирменного стиля, динамично развивается. Композиционные решения в его свежих текстах столь выстроены и строги, что, разглядев их, удивляешься и завидуешь. Изменилась и оптика: к полным молодого задора цинизму и мизантропии добавились уже нескрываемая всеобъемлющая жалость поэта к окружающему миру, к лирическому герою и, не побоюсь этого слова, к русской литературе.

Василий Чепелев