* * *
Давай расскажу тебе белый мак
Чёрный ирис полный воды
Ты за это подай отдай мне знак
Как уйти беды.
Так ведь я подаю тебе, дурачок:
Этот тихий стройный цветок,
Извлекающий, как смычок,
Из тебя не крик, но молчок,
Нового изумления ток.
Изумись давай выйди ко мне из ума
Стань сама как стебель тверда
Мак неровный длящийся как зима
Как допустим до или да.
Двадцать лет спустя
И я своих не знаю берегов.
ААА
При последнем свидании у меня начались месячные,
И кровать была вся в крови.
Запах парфюма Фаренгейт: тогда уж, 451:
Люди, заполнившие себя мычанием стиха.
При себе не было документов: только журналистский блокнот.
Бросили в коридоре больницы. Забинтовали ногу.
Зачем возиться: всё равно не жилец.
Трещина в черепе. Тоже мне Гийом Аполлинер.
(Дружок Паблито всё просился заглянуть:
Ну, что там у тебя? Ну хоть разок!)
Что там у тебя?
Как зияющая чаша,
Которую пронесли мимо.
Как старый мушкетёр в свой город П.,
Всхожу я по больничным коридорам,
Воняющим нежизнью и мочой.
Всё думаю найти его блокнот.
И разобрать каракули его:
Вот телефоны женщин,
Вот набросок жеманной гуттаперчевой статьи,
С эпиграфом из страшной поэтессы,
Комки французских и армянских слов.
Всё бредил, всё мычал ты не/по/русски,
Когда переворачивал медбрат
Хладеющее тело: не Пьета ли!
Пытаясь поживиться хоть бы чем.
Вам с мародёром тут не повезло:
Парижский вид на жительство тютю:
Не житель, но уже и не жилец.
Кто умер ночью? Чурка в коридоре.
Кто умер ночью? Прочерк, аноним.
Жизнь показала: все забудут всё.
И та, что билась и скребла асфальт,
Живёт, его совсем не поминая,
Утешилась и жизнью обросла.
Но только запах крови иль парфюма
Иль смех воркующий в толпе прольётся:
Что ты сегодняшняя той тогдашней?
Что, думаешь ты, было в том блокноте?
«Напоминать себе не вспоминать».
* * *
Иногда мне хочется хочется говорить с тобой
Как будто ты тень вечерняя или ночной прибой
Или светляк несущийся сломя голову наперерез звезде,
Как будто ты свечение или молчание рассыпанное везде.
Хочется быть услышанной впитанной как ливень землёй сухой,
Поперёк дрожащего неба зарницей лихой —
Хочется быть замеченной —
Или среди снегов
Попрыгивающей лисицей, бегущей мощных врагов
И хитроумных жертв, чтоб ты видел: я алею чернею горю.
Не в ожиданьи ответа
Я с тобой говорю,
Но в ожиданьи света,
Меняющегося всегда,
Льющегося отовсюду и всюду и мимо рта.
Из театральных воспоминаний
В этой сказке выпало мне подработать Шахерезадой,
Горькоглазой темноязыкой унылозадой,
Полной песка и пепла песка и пепла,
Но по мере свивания текста выросло и окрепло
Тело моих скитаний презентабельным стало скисло
В горечь речь простокваши
Исполнилось квазисмысла.
Шахрияр не казни меня.
Не потому что тоже
Как и сотни других, я искала тебя на ложе
Утоляя бореньем воли ночные страхи
Не потому что мне неохота плахи
Вонь почувствовать лезвия и прощанья негу
Не казни потому что со мной по снегу
(что это снег? он любопытствует но скорее вяло)
Ты уйдёшь со мною,
Как старое одеяло,
Снег в моём краю желтоват, сероват, следами
Испещрён неведомыми,
Как после пожара в дыме
Всё хлопочут уже не нужные миру тени,
Снег в моём краю
Обрамленье предел хотений:
Не казни меня.
Пока я говорю
О вулкане-рыбе
О вагине подземной которая вход в Магрибе
В усыпальницу демонов
О кошке царице яда,
На тебя проливается морок печаль услада
Утешение
Вот ты и слово и вот ты снова
Белый сонный младенец,
Всему основа в тёплом доме, что только тобою дышит,
Пёс храпит, повивальник вышит,
Бабка гладит лицо твоё, мудрая и живая,
От несносной нежности подвывая.
Я ещё говорю
Не казни меня
Лал сияет
Слово невысказанное зияет
Как жемчужину в рот тебе положу за щёку
Как себя в огонь твой
Чтоб длился, —
Бумажку щепку
47 
