св
правдивая реклама вечной жизни
в просторном освещенном хорошо
вагоне
в головах несытого художника
он едет не один
с большой картиной в счет больших процентов
в конце пути его встречают кредиторы
и на его картине
отлично видно
что долг его давно искуплен
не может он работать машинистом
врезаться в стену света на границе
тоннеля и моста
и выставлять событья в новом свете
он мой шофер доверенный
он знает
что я несчастлива в любви
что жизнь мне в тягость
и он везет меня сквозь всю европу
пересекает океан
мы в новом свете
мы в пробке на одном из светофоров
везет меня навстречу долгой смерти
придерживаясь правил
но сдержанность его имеет целью
когда-нибудь извлечь из-под колес
не пса зажатого меж алчностью
и поглощаемым пространством
тебя испуганного бледного
как полотно едва натянутое на подрамник
очнувшегося от дурного сна
я просыпаюсь
в неверном сне ты выглядел моим шофером
о бедное мое воображенье
чтоб я не просыпалась
встревоженная этим сходством
оно подсунуло мне вывернутый руль
и вдавленную дорогую грудь
и вот я просыпаюсь
колебанья меж сном и явью
уже не совпадают
с новой незнакомой дрожью
объявшей полупустой вагон
мой сосед вцепился в раму
не совсем как давешний шофер
как некто
кого нельзя любить так безнадежно
но это он
он мой душеприказчик
по завещанью поезд должен въехать
на мост
его замазали мгновение назад
осыпали с холстины старой краской
чтоб обнажилась молодая река
и такая прекрасная прекрасная жизнь
стоит сойтись с ней поближе
Три опущенных главы
1. Очередной допрос
где моя остановка-сердце
что когда растворила створки
смята в складках какой жестянки
из-под арабо-израильского кофе
смыта волной какого моря
нерастворимым остатком сохнет
молоком порошковым страдает
чистым адреналином сходит на нет
это старый шпионский номер
в старой гостинице из-под гостей
в белом доме из-под цветных жильцов
в складках портьер изящно сохнут
тонко нарезаны виды нейтральных льдов
зима в касабланке выдалась нынче на славу
снежная крепость лыжная мазь
незримая иордань
подробнее об этом смотри ниже
пригнись там внизу все
говорят касабланка о касабланка
там внизу все дурные приметы времени года
наконец сошлись
и пароль изменился
сколько ни слизывай последнюю каплю
а шифр все равно изменился
измена тебе говорят измена
говорят тебе а ты все тот же
мученик лапидарного стиля шифровок
шпион без портфеля гонец без ног
что тебе теперь мое сердце
в твоем ин пасэ где все без сердца
в интерьере проваленной, стало быть, явки
в смятом войною доме из-под тебя
ну что же тебе жить
проверяя свою легенду
тебе знать какими теплыми бывают зимы
какими горячими на ощупь бывают войны
каким жарким потоком
текут по форменным брюкам
горячие молоко и мед
тридцать три гроба идут за тобой
чредой из волн выходят идут за тобой
отдай говорят отдай это сердце
им тридцати трем все известно
кто из нас мужчины кто женщины
кто казаки кто белополяки
и кто и зачем и находит кого
по пулям пущенным вслед самому себе
2. Первый провал
В высокотемпературном режиме
в баночных снах в горчичном бреду
к нему приходила мертвая родина
походила контурами на чистое сердце
на холодную голову на разжатый кулак
тщательно измельченная родина
мелкой монетой стелилась по чисту полу
двуглавым драконом кверху к низкому потолку
разбрызганная по каплям родина
по-арамейски и будет рессайа
детская библия онегин в переводе набокова
и московские изыскания зигмунда герберштейна
и вот эта родина приходила
пытала его невыездными идиомами
поила его березовым соком
и требовала все новых и новых данных
покойнице было не отказать
в наличии чувства
чёрного юмора
3. Последний аншлюс
а когда наконец закончилось это лето
и выдался наконец свободный часок для зимы
когда наконец первая рыба
разбилась об лед отравленного колодца
когда на лицах детей
появились привычные неточные выраженья
в москве был пойман первый русский шпион
а в женеве опять зима вышла на славу
стылое сердце сума тюрьма и чума
старослужащие старожилы
бродят по снегу
по чёрной-пречёрной цветочной улице
зима в чёрном-пречёрном городе
на памяти их впервые
а над чёрной скамьёй
над скамьёй из-под подсудимых
повис наконец мемориальный блэкборд
с чёрных форменных крыл
мел стряхнул давешний лыжник
вкрадчивый что твоя
хронологическая неточность
такого-то и такого-то не ясно какого чёрта,
не здесь не сейчас скончался писатель N
Баллада о разных вещах
Пока ты болтался праздно
в ветвях любимого дуба
на собственной тетиве
натягивая ее
она протяжно звенела
все в тугих твоих пальцах
включая нищенку мэгги
и королеву-мать
непобедимый приз
одноразовый хруст
пластиковый стакан
предпоследний хрип
ты, прокашлявшись, понял
оно на одно лицо
но живая и мертвая хватка
заспорили о тебе
спустились с небес на землю
и поставили на тебя
переполненная луна
парк, пепелище сезона
тугой сентябрьский денек
если бы не луна
но это уже натяжка
остроты твои натужны
и сам ты висельник, парень
так сказал билетер
и пропустил бесплатно
огорченная каллиопа
всхлипнула подавилась
песенкой заводной
про то как и ты болтался
меж королевских ног
тебе эта песнь бесплатно
ты первый и ты последний
стотысячный посетитель
мистер аттракцион
лошадь на карусели
или корова на льду
всех их надо бы вздернуть
да не доходят руки
а ты один догадался
ты один ухватился
за золотую гриву
всё — королевский олень
возьми ж и храни в сердце
серебряную стрелу
она по праву твоя
а ты проиграл пари
а ты проиграл пари
а ты проиграл пари
а ты проиграл пари
а ты проиграл пари
о робин, робин-бобин, робин из локсли
отошли свой серебряный фаллос с нарочным мэгги
она узнает его по отпечаткам
такая женщина, рыжий дактилоскоп
и забудь этот неловкий дактиль
бог чужой, данник великой мэгги
беги, беби, беги, свободный аттис
вселенский синкретический сирота
запомни это новое ощущенье
вакуума в последних твоих штанах
когда-нибудь мы еще потанцуем
языками пламени спляшем в шервудском лесе
но главное — запомни — цитировать можно
запомни, беби, теперь цитировать можно
16 
