* * *
По дороге, где новые окна видны,
Протанцуй про меня прямиком.
Я не буду сейчас о тебе и тебе —
Вы упали, и нет никого на трубе,
Разве только какой-то зверок шерстяной
Затухает за тусклой стеной.
* * *
Люди прятались друг от друга во сне,
Словно в салки играли,
В пятнашки: «Возьми, возьми…»
Сонные улицы шли по той стороне стены,
То есть снаружи здания, но изнутри страны.
Люди прятали друг от друга весну,
Каждый при этом думал,
Что он и есть весна,
Леденцы от кашля замораживали десну
И ускользали дальше — совсем в меня.
Так и лицо на локте, и волосы в полспины
Не создавали видимость,
Словно давали тень,
И непонятно откуда выдохнется
Это «Возьми, возьми…»
И задохнётся между закрытых стен.
* * *
Каждый город по-своему чувствует боль,
Потому что есть спины, но нет у него живота,
И вода
Протекает сквозь медные трубы тайком,
Словно дождь прошёл босиком.
В каждом городе окна — скорее слеза,
Чем глаза.
Поскорее слезай
С этой белой и мёртвой стены —
Провода перечеркнуты, то бишь совсем не видны,
И про воду не стоит читать по губам,
Пересохшим до трещин в земле.
В этом городе голодно, как за столом,
И бестрепетно — как на столе.
* * *
Дм. Воденникову
Колея облапила колесо,
Где-то В. потерял серебряное кольцо,
Мы взрослеем на сотню лиц,
А стареем все на одно лицо.
Время носит полупрозрачный плащ,
А потом скидает пожатьем плеч,
И, как дворник, всякий бумажный сор
Выметает прочь, —
Чтоб уже не склеивать лист к листу.
Где же Вы посеяли серебряное кольцо?
Там, наверное, вымахал золотой сорняк
И горит — не сгорит никак.
* * *
Правая и левая рука
При общении каким-то образом обходятся
Без знания языка.
Марлевая повязка врезается
Оттого, что она узка,
Так что пальцы тянутся
Ослабить в области узелка.
Плоть так плотно облепила кость,
Что та кажется почти небылицей,
Ей бы разбиться или забиться,
Да вот, ни того, ни этого не удалось.
Повсюду бороздки, трещинки какие-то, волоски,
Но ни грамма воздуха,
Ни даже маленького пузырька,
Так что непонятно, как же слышит моя рука
Голос моей руки.
И обе — каждая — кажутся посаженными на шарнир,
Как у гуттаперчевой куклы
Досоветских ещё времён;
Разминают друг друга и трут,
И — вроде бы держат мир,
И — умещаются в нём.
* * *
Я это всё всерьёз,
Я, это, вся всерьёз,
Как яблоко, продольное на срез,
Я говорю: «Пригнись»,
Я говорю про нас,
Какой прогресс.
Я это всё из жилок и костей
Свищу наверх,
Не разжимая век,
Как челюстей.
Я говорю: «Не шелести,
Дели на всех».
Я даже говорю: «Не шевелись».
Я это всё верну тебе с лихвой,
Я эта вся вернусь к тебе с листвой,
Бескровная, как лист,
Бескровая, как мост.
Я заболела там
И заболела сям.
Прикладывай меня к своим больным местам.
Все по местам.
Я это всё в себе,
Я, эта вся в себя
И ростом, и лицом.
Какая в нас воздушная сибирь
Щекочет кожу каждым остриём —
Как здание на слом,
Как пальцы на излом
Звенят и вырываются из лап.
Плати меня собой,
Клади меня с собой,
Как медвежонка с сорванной резьбой,
И как бы так, резвясь,
Теки, как сок из лип.
Когда Ты будешь слеп,
Я буду поводырь,
Я буду по воде.
Мы все всерьез.
15 
