Приручение

масло прогорклое, то ли три, то ли тридцать три я тебе покажу конечно но ты не смотри бог тебе даст конечно но ты не бери я тебе тоже дам конечно но ты не бери в сороковом боялись катюш и марусь а я ничего не боюсь ни сорока не боюсь ни кулака внутри не боюсь   дышу на ладан, но как-то живу, держусь малыши в о.р.ви, ландыши в крови я тебе скажу конечно но ты не говори это опять ломай, это опять первомай это в церквах и в скверах опять Мамай это в национальной библиотеке опять Батай а мне ничего не надо а ты на себя посмотри

Приручение

Два года я молчала. Я молча-…

Я так хотела в морду — кирпича.

Я так хотела рот забить щебенкой.

Она давала молоко мне с пленкой.

И год прошел, и два прошло, и три.

Ну не смотри, ну плюнь да разотри!

Ну не смотри ты на меня оттуда!

Как на меня, щенка, посыпались дары.

Как люди были рады и добры.

Как я кричала ей: «Уйди, паскуда!»

Апрельский лед и майская сирень,

И устрицы, и ножницы, и лень!

И ласточки, и винограда груда!

Январь малины и январь открыток!

Но вот не мил мне белый божий день.

И черный чай несладок стал и жидок.

На почте киснет банка сургуча.

В моем парадном стружки и моча.

Какие, на фиг, матери и дочки.

Во мне одна вода и камни в почках.

Я позабыла, как писать — в тетрадь.

Валокордин, душевные болезни.

Но кто мне напевает тихо песни?

Но кто меня прощает? И — опять…

Весна в Кремле

Не надо, не надо вопросов.

Не надо, не надо причин.

Опричнин, Чечни и мужчин.

В бушлатах, высокого роста.

На небе — огромные звезды.

Под небом — Казань, Сталинград.

Так просто, так, Господи, просто.

Вода и кровавая простынь.

Так, Господи, ты невпопад.

Сгорают кремлевские звезды.

Сгорают советские звезды.

И — вниз пионерские звезды

До вспаханной черной земли.

Проходит двухтысячным томом,

Проходит двухтысячным годом,

Проходит двухтысячным сроком.

И были кровавыми роды —

Но те коммунальные воды

Уж в Лету давно отошли.

По гландам березовым соком.

По почкам морозовым павлом.

Запомни, ни слова о главном.

Нас вёсны бьют точно поддых.

Зовут коммунальные пёзды

На подвиги для молодых.

Таких же, как мы, узколобых.

Таких же, как мы, узкоглазых.

Таких же, как мы, узкобёдрых.

Поспорим с тобой на щелбан?

Том Сойер, бульдог, барабан.

Тот май! Маршируют бушлаты.

Тот май! Маршируют уроды.

Мы с ними одной ведь породы.

Ломай меня, как когда-то.

На небе — огромные звезды.

И стыдно, и страшно, и пылко.

И ландыши, и пулемет.

Она ведь все сразу поймет:

И в чьей бороде снуют мыши,

И кто тронет тоненький лед.

Ворованным воздухом дышит,

Военные песни поет.

Свадьба

Л.

…И со всех сторон колокольный звон.

Ты в «Шестнадцать тонн» не придешь.

Подари алтын, холостой патрон,

Серебристую мышь да вошь.

Не заря горит, это я горю,

Это я по тебе горю.

Напиши букварь.

Напиши словарь.

Тогда, может, поговорю.

…И готовы гости, и готов алтарь.

Я в «Шестнадцать тонн» не приду.

Подарю простуду, судьбу, дуду,

Лисью шубу и худобу.

У меня будет корь, у тебя янтарь.

Ты все ноги себе сотрешь.

Я сменяю Коран на ломаный грош.

Я совру тебе, а ты мне соврешь.

Я тебя возьму, ты меня возьмешь.

Потому что такой закон.

Смерть

уж пора идти, потому что шесть

горло жжот коньяк, тело греет шерсть

соловей поет западню сулит

среди бела дня мой сурок скулит

в горле ноет кость и бряцает жесть

и сердечко моё ой болит, болит

средь бетонных плит, шоколадных плит

отошли уже розы отошли соловьи

в январе морозы воробьи, снегири

по телу розовые волдыри

в каждом горле розовом западня

не меня, красавица, проглоти не меня

хороша зима, ой дела, дела

за мной смерть пришла, вся белым-бела

тургеневская муму, лесковская левша

почему почему она так хороша

и черешня и вишня и моя душа

гоголём летят к ей прямо в рот

да боюсь не получит она ни шиша

и стою под дубом, ой урод, урод

вкруг меня водят девки третий год хоровод

хочу жить из всех синеватых жил!

здесь же милый пушкин когда-то жил

здесь ты будешь пидор, я буду жид

здесь ты будешь счастлив я буду жив

НТВ

Спиртному предаваться, предавать

Огласке бога, строить глазки, подтирать,

С утра преподаваться, поддавать

Давно не страшно, а скорей умильно.

На шее жаба, в горле скорпион;

Топила масло, резала лимон;

Рекламой лица заливал неон;

Погода НТВ; в прогнозе ливни.

Не страшно жить, но тошно проживать,

Хамить, глотать, квартиру прибирать.

Из М и Ж чего-то выбирать.

Свет погасить и вынести помои.

Молчать — мельчать или мельчать — молчать;

Носить язык, чулки, печаль, печать.

Случайно свою женщину встречать

Ни страшно, ни смешно, ни боже мой

К жизни

Любе Серовой

Ворочается, наминая мне бока.

Ворчит, как старая дворовая собака.

То окает, то брешет, то икает.

Как будто в поддавки со мной играет.

Но выиграет наверняка.

Я выхожу сегодня из игры —

И голова, и мышц моих бугры.

К ладоням липнут пряничные звезды,

И из меня сегодня можно делать гвозди.

Она берет недаром или даром,

А после на метро полдня катает.

Молчит Фадеев и молчит Катаев.

Ну что ж. Решила, так бери меня, бери.

Но ни о чём теперь не говори.

По рту читай, тамбовский мой товарищ,

Что манной каши ты со мной не сваришь.

— бразды и борозды, поля и тополя,

роддом, потом содом, и милая моя,

и небо и свинец и страшно и легко

и по губам ты мне разлитым молоком —

А небо всё — один большой живот,

И кто в нём нынче только не живёт:

И Скорпион, и Бог, и самолёт,

Гагарин и Медведица Большая —

Та тёплая, паршивая, живая,

Что из ковша лакала молоко,

И брызги разлетались далеко,

И нету этому конца и края —

А только обгоревшие края,

И страсть, и смерть, и молодость моя.

Каин

Саше Кабанову

…И я пишу, что я люблю тебя,

Что молодость дурацкая моя,

Что вообще вся жизнь дурацкая моя, —

Всё это — ничего ещё не значит.

Ты всё поправишь, карте вопреки:

И я, конечно, тоже буду мальчик

В глухом саду, где вишни, кулаки,

Где плачут; и дают друг другу сдачи.

…И я прошу: отдай же мне меня.

Мне — всю меня, наполненную кровью,

Весной, герленами, ветрянкой, корью,

Цивилизацией, привычками и страстью —

И я возьму себя, как женщину, как счастье.

А что потом я сделаю с собой —

Про это догадается любой.

В хай-тек, в мой нелюбезный век

Тебя прошу, как просит человек,

Отдай меня, отдай, но не оставь —

Всё остальное сделаю сама:

Я буду жить, как гастарбайтер, без прав,

Я буду строить новые дома.

И продавать хурму и пахлаву,

И возносить тебе и всем хвалу.

Всё забывать и вспоминать опять,

Когда меня, одну из  всех, он спросит:

«Так, а который именно Иосиф?»

Когда со мной захочет поиграть.

На нёбе привкус яблочный, железный

И аргумент мой желчный, бесполезный.

И обложили уж со всех сторон

Но я сама себе сухой закон.

В глухом саду, где правда и неправда.

Два выродка, два ирода, два брата

Сидят, обняв колени. Сад затих.

Глядят во тьму, и тьма глядит на них.

Павловск

Грызется белкой мелкая душонка.

И кажется, что прогрызет аорту.

Я ей даю пощечин и печенья.

Вслух огласите список приглашенных.

Я буду тебе первой и четвертой.

Я доживу с тобой до воскресенья.

А дальше буду жить, тебе знакомой.

Ходить в один Прокат и Супермаркет,

Кредиты брать, кредиты отдавать.

А волчью страсть и черную истому —

Такую страсть, что хоть беги из дому, —

Сложу в конверт и спрячу под кровать.

И парк пустой, и грустно белке в парке.

Ни шороха, ни шелеста, ни даже

Движенья. Статуи раздеты донага.

И так глядит в глаза из встречной арки

Какая-нибудь Катя или Маша,

Как будто мне до смерти полшага.

Налог на бездетность

А моя смерть валяется в гробу

Ей предлагаю: выпьем, дорогая?

Прикусывает заячью губу

И мной в который раз пренебрегает.

Чем пахнут Елисейские поля.

И сколько будет дважды два четыре.

Как жить здесь, только правду говоря.

Как жить здесь, чтобы это все не зря

Как яблоком хрустеть в миру и в мiре.

Ни жизнь не виновата, ни страна

В куриной слепоте, в слепой отчизне.

И моя мать во мне отражена.

А я, а в ком же я отражена.

И что сильнее смерти или жизни

Она лежит в малиновом гробу.

От белого листа осталась — сажа.

И я теперь — ты видишь — всё могу.

И вслух скажу, что мне она не скажет.

Антоний

Чулпан

Я опять победил, только что ж ты не рада.

Только что ж ты не рада, дорогая жена.

Это кровь по губам, это кровь с виноградом,

И награда как кружка золотого вина.

Ты не бойся, не надо, бояться не надо,

Я еще пропаду, я еще утону,

Я еще попаду в малину, в засаду

За нее, за мою золотую вину.

Я успею, да нет, я уже не успею

Свою жизнь пригубить. И любя и губя,

С целым миром в кармане и с камнем на шее,

Я, стреляя в него, попадаю в себя.

В колеснице и шлеме, аполлон и антоний,

Я теряю теперь не страну, не жену,

Мне помогут друзья, меня вынесут кони

К золотому вину, к золотистому дну…

Мир пошел черным прахом, пошел черным лесом.

Здесь лишь черные лисы да черные псы.

Ты куда, самый добрый, меня бросил довеском,

По которому праву, на какие весы.

Эти страшные пятна — мне не страшные пятна.

Толмачом, одиссеем, офицером сс.

Я живу сорок первым, живу сорок пятым.

Виноватым, раскрытым, растленным, распятым.

Эта кровь по ногам… Мне прощение есть.

Золотая вина, золотая награда,

Если ты со мной рядом, если ты со мной здесь.