ISSN 1818-7447

об авторе

Вадим Калинин родился в 1973 г. Окончил Московский Государственный Университет Леса по специальности «ландшафтный дизайн». Работает дизайнером, живёт в городе Мытищи Московской области. Один из основателей (1989) Союза молодых литераторов «Вавилон». Публикуется с 1992 г. (газета «Гуманитарный фонд»). Стихи и рассказы печатались в в журналах и альманахах «Вавилон», «Соло», «РИСК», «Митин журнал», «Авторник», «День и ночь» и др., а также в составленных Максом Фраем сборниках новой прозы «Книга Непристойностей» и «Книга Извращений». Отдельно изданы книга прозы «Килограмм взрывчатки и вагон кокаина» (2002; опубликована также в переводе на итальянский язык, 2005) и сборник стихотворений и графики «Пока» (2004). В качестве книжного графика Вадим Калинин оформил несколько десятков книг, преимущественно издательства «АРГО-РИСК», в том числе книги Г.Сапгира, Н.Горбаневской, Н.Искренко, А.Ожиганова и др. В TextOnly публиковался рассказ Калинина «Паровоз желания» (№10) и статья о поэзии Ирины Шостаковской (№13).

Cтраница на сайте «Вавилон»

Само предлежащее

Мара Маланова ; Михаил Генделев ; Гила Лоран ; Наталия Черных ; Вадим Калинин ; Александр Демьянов ; Алексей Цветков-младший ; Дмитрий Строцев

Вадим Калинин

Маленькие вестерны

ДРУЗЬЯ И РЫБЫ

Два интеллигентных молодых человека под музыку Гершвина курят марихуану перед аквариумом. Там медленно ходят томные рыбы, боржомный шип компрессора. Осень.

— Ты рыб давно кормил? — спрашивает один.

— Давно, — отвечает другой нараспев.

— А если они умрут?

Вся комната вдруг сереет, из щелей сочится запах кладбищенской гнили.

— Умрут… — отвечает первый, с ужасом глядя в глаза второму.

— Корм есть?

— Нет корма!

 

Молодые люди одеваются в спешке, выбегают на улицу, ловят такси.

Останавливается черная волга, внутри человек в черной паре и с бородкой Мефистофеля. «Умрут…» — шепчет первый, забираясь в машину. Ветер катит по сине-сиреневому асфальту мокрые, блестящие ярко-желтые листья.

 

В зоомагазине душно. Пахнет мокрой шерстью. Влажная, жабообразная продавщица долго, противоестестественно долго заворачивает в газету живой, страшно шевелящийся мотыль. Первый думает о голодных рыбах, ему дорога каждая секунда. Продавщица протягивает ему сверток. «Сука!» — говорит ей первый молодой человек. Товарищи поднимаются по крутым ступеням вверх, в дверной проем, и свежая, томительная, гулкая, словно огромный куб из влажного стекла, осень падает на них.

— Дунуть надо! — говорит второй.

 

Молодые люди отходят от посторонних глаз в красно-желтый хаос подмосковного неасфальтированного сквера, земля пахнет потом девственницы. Первый достает из кармана газетный сверток, второй начинает наполнять беломорину веществом.

Какое-то время оба молчат, второй прислушивается к себе, прерывает процесс…

— Нельзя нам больше курить.

— Это еще почему?

— Знаешь, по игле бывает, вены прячутся?

— Что случилось-то?

— У меня шала от штакета уползает!!!

СЕКРЕТ ОГУРЦА

Сцена I

 

Маленький, однако приличный овощной магазинчик. Продавец и единственный посетитель.

 

Посетитель: Любезный, дайте мне огурец, подлинней и в пупырях.

Продавец: Вот такой вот подойдет?

Посетитель: А подлиньше и попупыристей нету?

Продавец: Знаете, сейчас ничего лучше предложить не могу, может, разве что завтра, после двенадцати…

Посетитель: Нет, мне сейчас нужно… Ладно, возьму этот… Вот вам полторы… (Кладет на прилавок полторы тысячи евро сотенными бумажками и выходит.)

 

Сцена II

 

Трогательная, с узким диванчиком и плюшевым медведем девичья спальня.

На кровати голенькая, не слишком красивая и чуть перезрелая, но очень приличная девушка. Немного неуклюжее и слишком угловатое тело несколько сероватого оттенка.

Около зеркала в углу одевается давешний посетитель овощного магазина.

 

Девушка: Милый, у меня просьба, может, и неприличная…

Посетитель: Конечно же, оставлю.

Девушка: Скажи, я очень скверная?

Посетитель (напевает): Без окон, без дверей / Полна горница людей… (Наконец он заканчивает туалет, оставляет на столике полторы тысячи евро, улыбается девушке и выходит из комнаты, однако через секунду прибегает обратно.)

Посетитель: Как же я так чуть не забыл. (Берет с тумбочки тот самый, приобретенный за хорошие деньги огурец и уходит окончательно.)

 

Сцена III

 

Дорогой салон по продаже иномарок. Наш Посетитель беседует с менеджером.

Посетитель: Короче, убедили вы меня, милейший, беру я этот саабчик. (Кладет на капот полторы тысячи евро.)

Менеджер: Как предпочитаете платить?

Посетитель: Что значит как? Вот вам полторы тысячи, и до свиданья, давайте ключики от техники. (Протягивает руку за ключами.)

Менеджер: Но автомобиль стоит…

Посетитель: Черт побери, вот так и знал, не надо, пожалуйста, ради бога, будьте так любезны. Я, поймите меня правильно, считаю, что серьезный человек должен иметь в жизни некоторую стабильность. Вот возьмите меня. Пить я люблю Хеннэси, женщины мне нравятся Иры, а плачу я всегда полторы тысячи евро. Неужели вы полагаете, что я по вашей воле изменю своим привычкам? Вот посмотрите. Эти запонки дебирсовские я брал за полторы; вот ручка, все как положено, со стрелкой (достает ручку, кладет на капот), тоже за полторы; вот огурец длинный и в пупырях (огурец ложится рядом с ручкой), хотя пупыри, конечно, так себе, однако тоже за полторы; вот Беретта девяносто вторая (достает пистолет), полторы тысячи евро как с куста… Вы до сих пор полагаете, что я не куплю этот сааб за полторы тысячи евро? Давайте ключики, и чинно разойдемся. Или как?

Менеджер: Замечательно! Просто великолепно! (Отдает ключи и уходит за пределы кадра.)

ЛЮБОВЬ И КАРТОШКА

В комнате компьютер, на экране которого жесткое порно, двое молодых людей лет двадцати пяти и женщина за сорок. Женщина покраснела, потупилась, очевидно, что это ее компьютер и что ее застукали за просмотром.

1ый молодой человек (к женщине): Что же это показывают такое, Настасья Леонидовна!

2ой молодой человек: Порнуха это, Сергей Николаевич!

1ый молодой человек (ко второму): Вас не спрашивали! (К женщине.) Какой жанр предпочитаете, любезная?

2ой молодой человек: Вы что, без глаз! Оргии с овощами!

1ый молодой человек (ко второму): Замолчите наконец! (К женщине.) И какой овощ Вам кажется наиболее эротичным? Морковка, бананчик, может быть, огурчик, корнишончик или, напротив, парниковый.

2ой молодой человек (к первому): Зри в в корень, пошляк: картоха!!!

ДОВЕРИЕ

— Как вас зовут?

— А что такое?

— Господи, ответьте, пожалуйста… Неужели я похож на телеведущего или злоумышленника?

— Вроде нет.

— Может на социолога-аскера похож, или на попрошайку?

— Нет, почему же, вы очень прилично выглядите.

— Ну так и скажите мне ваше имя-отчество, фамилию можете не говорить, на что мне ваша фамилия…

— Ну Михаил Семеныч.

— Вот и замечательно, а меня Олегом Викторовичем зовут.

 

Олег Викторович протягивает руку для пожатия, Михал Семеныч жмет ее, пускай и не слишком охотно.

 

— Вот, что, Михал Семеныч, мы с вами вроде теперь знакомы?

— Вроде того…

— Познакомились мы случайно?

— Ну случайно…

— Вот и отлично… Знаете что, Михаил Семеныч, постерегите-ка мой дипломат, а я пока в туалет отлучусь.

— Это… А вы его с собой возьмите, туда пускают с дипломатами.

— Не в этом дело. Там пол мокрый и пахнет нехорошо, а у меня в дипломате деньги, двадцать тысяч евро. Обидно, если намокнут.

— Господи, и как же вы такие большие деньги хотите доверить незнакомому человеку?

— Отчего ж незнакомому, совсем наоборот, знакомому… случайно знакомому… А то, знаете, совершенно надоели эти, которые на весь вокзал орут, мол, «граждане пассажиры, не доверяйте свои вещи случайным знакомым», всё жизни нас учат, неходячки, это нас-то с Вами, мастеров бытия! Я сам, знаете ли, человек немного маргинальный, пусть и обеспеченный, люблю пойти слегка вразрез со стадом… Так подержите дипломат?

— Ладно уж, давайте ваше сокровище.

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

В переполненном вагоне электрички, открыв полный пачками денег дипломат, Олег Викторович бормочет себе под нос: «Вот говорят, что нет трепетных людей, это вас нет, живоглоты, симулякры сраные». Справа в кейс с неподдельным ужасом и восхищением глядит старушка, шепчет: «Батюшки светы!». Олег Викторович поворачивает к ней ласковое лицо и голосом молодого, веселого водопроводчика спрашивает: «Бабуль, хочешь денег пачку? Не стесняйся, бери…»

ТАКСА И МАРКУША

Был у меня в юности знакомый молодой человек, назовем его, для острастки, Маркушей; и оказалась, по случаю, сравнительно короткая такса. Ее ко мне подселили хозяева, отлучившись.

Я вовсе не знал, что Маркуша кинофоб. То есть он не с*ал Тарантино, он б*дел такс и левреток. В детстве при нем короткая такса уела левретку, а потом вгрызлась в водолаза. И этот Маркуша зашел ко мне. Прямо под таксу.

А такса еще со мной не освоилась, отчего очень быстро бегала, билась щипцом об стены, переворачивалась в воздухе и плюхалась об стену всей жирной своей спиной, оставляя на превосходных обоях пятна собачьего пота. Всем этим она меня огорчала, и я уже надел ботинки и хотел было ударить таксу носком ботинка между задних ног, как тут пришел Маркуша.

Я его посадил на диван в спальне и сказал: «Сидите здесь, Марк, и не выходите никуда, а то вас таксой сбить может, а я пока пойду сделаю вам что-нибудь в другой комнате или в кухне». «Вадим, не уходите, — ответил Марк. — Делайте мне все лучше здесь». «Нет, Марк, — ответил я. — Здесь я ничего Вам сделать не смогу, потому что здесь у меня ничего нет». Марк стушевался, присел, и я сразу пошел делать, что полагается. По пути завернул на балкон, а под балконом стояли мои товарищи. Я очень сильно им обрадовался, говорю: «Привет, Товарищи!». Они тоже стали крайне мне рады и говорят: «Иди к нам, мы тебя хорошо угостим». «Не могу, — отвечаю я, — я должен Маркушу угощать!». «Что ты там этому уроду должен? — интересуются в ответ мои друзья. — Иди скорей сюда, забей на обормота тупого, а то мы все угощение пожрем; только Марка, дебила, с собой не бери, ведь мы его не любим и все время хотим побить». Я решил, что они и впрямь могут пожрать все угощения. И еще я решил, что Марка попозже угощу, когда сам уже угощусь. Чтобы все было по порядку. Ну и пошел я потихоньку на улицу к Товарищам.

Угощения у моих Товарищей было разного много, и они угощали меня минут триста или дольше. Марк же очень опасался, что его такса повредит, от этого по-большому захотел. Притом Марк от собаки закрылся в комнате и не мог использовать нужника. У него от таких событий совсем заболел живот и, чтобы не испачкать ковров, решил Маркуша опростаться за окно. Высунул туда свою задницу и принялся напрягать мышцы живота.

Мы же с Товарищами стоим себе внизу, и вдруг товарищи говорят мне:

— Вадим, посмотри, из твоего окна ж*па торчит!.

— Моя? — спрашиваю я у них.

— Как же она может быть твоя, если ты здесь?

— А чья ж она может быть, если у меня дома собака. В том смысле, что если пришел чужой, то собака будет на него лаять и я услышу. Так что это может быть только моя ж*па, или жопа собаки.

— Или жопа хозяина собаки, — уточняют товарищи.

— Ни в коем разе, если бы хозяин пришел, то собака не просто бы лаяла, а визжала бы от радости. Она же дура…

— А ты не рассуждай, а посмотри сам, — говорят Товарищи. — Ж*па, реальная совершенно, торчит из окна твоего

— Сами, — отвечаю я, — вы реальные ж*пы, потому что надо мной насмехаетесь… — И тут слышу характерный звук падения г*вна с пятого этажа.

Я, конечно, сразу же оглянулся и на окно свое смотрю, а оттуда РЕАЛЬНАЯ Ж*ПА торчит и молчаливо делает свое дело.

— Сходи домой, — говорят товарищи, — сними оттуда эту дрянь, а то ведь чуть ли не на голову она нам все это совершает.

— Вот сами и ступайте, — говорю я. — Ж*па точно не моя, потому что крупная и без родинки. Мало ли что там к ней с другой стороны может оказаться привешено.

— Экий ты малодушный, — говорят Товарищи.

— Нет, — отвечаю я. — А вы бы согласились бы из-за ж*пы в окне жизнью рискнуть?

Тут как раз ж*па вовнутрь ушла, и окно закрылось, я еще чуть постоял, чтоб стресс приспустить. Угостился немножко и пошел домой, потчевать таксу и Маркушу. И думалось мне, что вот ж*пы, упрекают меня в малодушии… Очень обидно… А скажите, любезный читатель, вот вы подвергли бы свою жизнь опасности из-за ж*пы в окне, пускай даже есть вероятность, хоть и не большая, что ж*па эта ваша?

УЖИН И ВЕЩЕСТВА

Кухня. Сумерки. Осень. На выключенной конфорке электрической плиты лежит крупный кленовый лист. На полированном столе живописная лужа непрозрачной оранжевой жидкости, в центре лужи насыпан белый, похожий на остроконечную снежную гору островок сахарного песку. За столом трое. Зоя, Стас, Степан.

 

Зоя: Мне муж рассказывал… Недавно появился новый, совершенно удивительный наркотик. У них весь офис в восхищении. Невиданные новые состояния. Алеша охарактеризовал их как теплый, дрожащий, розовый, кроличий пафос!

Стас: Очень интересно… И где все это можно купить?… А как готовить?

Степан: Глупости… Если хотите, я вам принесу вообще неучтенную канитель. Просто один институт синтезировал и насинтезировал… Для себя… Так чисто… Не по разнарядке… И представьте, я прихожу к вам и приношу такой децл, вообще полнаперстка… Мы его разводим, греем все вместе… И я вам его закапываю…

Стас: В глаза?

Степан: Нет, в нос! Только в нос! Это такая потеха, что можно ее капать только в нос. А в глаза лучше не капать ее совсем… Да…

Зоя: И нам всем сразу станет хорошо?

Степан: Как сказать. Красный туман перед глазами, менструальные боли в горле, даже у мужчин. Отнимаются ноги, слезают ногти и радужка… И еще ужас… Холодный и детский одновременно, нескончаемый мистический ужас.

Зоя: Зачем же так?

Степан: А кто вам сказал, что наркотики это хорошо?

АГРЕССИЯ

На вечерней оранжевой, мощенной брусчаткой улице молодой человек, имеющий интересное, умное, решительное, однако не без оттенка осознавшего себя порока лицо, избивает нечто трогательное, пушистое, совершенно беззащитное, дрожащее. При этом он страшно рычит, обещая жертве многочисленные телесные повреждения и суровое неприглядное будущее. Мимо проходит другой молодой человек. Высокий, сутулый, в сильных очках, оправленных безвкусно и нелепо. В правой его руке томик Поплавского. Левое плечо сильно опущено вниз, так, словно привык он носить на нем тяжелую остопиздевшую сумку. Неприятно пораженный жестокой сценой, он останавливается, поправляет указательным пальцем очки и обращается к насильнику: «Извините, любезнейший… Если не секрет, чем вызвана ваша агрессия?»

Насильник на минуту прерывает свое занятие. Отвлекается, придерживая трепещущую жертву за воротник, вытирает со лба пот, думает и наконец отвечает: «Совершенно не мотивирована».

ДВЕ СТАРУШКИ

Две устойчивых, крепких, оттого добродушных старушки стоят возле зимнего заснеженного куста. Попеременно они поднимают круглые морщинистые лица, при этом рты их открываются, и вылетают оттуда вверх, к отороченной сосульками крыше струйки стремительно исчезающего пара и тонкие извивающиеся, застывающие стеклистыми спиральками на фоне сивого в длинных, сплюснутых облаках небосвода, слова. Правую старушку зовут — Мария Игнатьевна, левую — Анна Сергеевна.

 

Мария Игнатьевна: А ведь раньше совершенно всех и каждого крестили. Бывало, только он родится, маленькой такой, а уж его и крестят, крестят…

Анна Сергеевна: Непонятная сейчас молодежь. Ходит, говорит, а куда ходит, что говорит, непонятно…

Мария Игнатьевна: А как покрестят, бывало, так положат где, он себе и лежит… А они уж другого крестят…

Анна Сергеевна: Мне и внучка-то, она у меня еще молодая, говорит, бабушка, я пойду туда-то и туда-то, а я ничего не понимаю… И что пойдет и куда…

Мария Игнатьевна: А бывалоча, что одного уже покрестят, а другого не докрестили еще, а первый возьми и начни писять… А то и другой писять начнет, глядючи на первого… А батюшка, если растеряется по молодости, стоит и крестит, крестит… Первого… второго… второго… первого…

Анна Сергеевна: Так и сидим с внучкою до вечера. Она мне говорит-говорит, а я ничего не пойму никак. Уж к вечеру, как темно совсем, а по телевизору глобус, пойму уж, что она идти хочет, а куда, все равно не понимаю… Да куда уж ей теперь, все уж закрыто…

 

Внезапно наверху что-то грохочет, и словно на мгновение меркнет свет. Возможно, это громыхнула в высоте железная дверь, а солнце на миг закрыла небывало быстрая туча. Старушки замолкают и смотрят друг на друга с немым, неподдельным изумлением. Острое, как льдинки, опушающие замерзший шиповник, понимание ходит в их влажных водянистых глазах. Старушки с минуту смотрят друг на друга с неведомым теплом и состраданием и симметрично уходят в соседние подъезды. Старушки пришли к себе домой, разделись. Анна Сергеевна села в кухне у окна, а Мария Игнатьевна в комнате, глядя на свое отраженье в экране выключенного телевизора. Мы видим все это потому, что часть стены дома стала мягко прозрачной. Такая кинематографическая условность. И с того момента, как попрозрачневела стена, звенит везде тонкий, переливчатый приятный звоночек. Старушки качают головой, думают, и тут начинают говорить сами с собой

 

Мария Игнатьевна: Вот оно как… Да… Непонятная сейчас молодежь. Ходит, говорит, а куда ходит, что говорит, непонятно…

Анна Сергеевна: А ведь раньше совершенно всех и каждого крестили. Бывало, только он родится, маленькой такой, а уж его и крестят, крестят…

КРАСОТА И ТАРАНТУЛ

На широком диване сидит причудливая блондинка в черепаховых очках.

В ее сторону по подушкам ползет крупный тарантул. Женщина в ужасе.

 

— Немедленно, слышишь, немедленно убери паука! — кричит она в голос и жмется в угол.

 

В комнате появляется молодой человек в немодном свитере технического интеллигента. Он ловит паука пальцами и сажает в небольшой террариум.

 

— Ты не любишь пауков? — задает он вопрос.

— Я красоту люблю! Мне рожать! — отвечает девушка.

ЗАВТРАК РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ

1905 год. Россия. Весенний южный город. Маленькое летнее кафе под цветущим каштаном. На скатерти мягкие бежевые пятна света, убаюкивающий ветер. За столиком двое молодых людей в мелкоклетчатых костюмах беседуют об изготовлении бомб. Из темы беседы и по некоторой оттопырености правых карманов присущих им пиджаков мы понимаем, что это профессиональные революционеры. К столику цаплеобразной походкой приближается подслеповатый длинный юноша университетского типа. Одет он не по погоде тепло. Как-то кособоко, несмотря на чрезмерную аккуратность, причесан. Он взглядом спрашивает разрешения присесть. Революционеры так же, взглядами показывают юноше, что в принципе он присесть может, в том случае, если будет вести себя тихонечко, не отвлекая серьезных людей глупыми разговорами. Юноша как-то сразу бросается усаживаться, сперва роняет стул, но наконец все же садится. Революционеры продолжают разговор.

 

1ый революционер: И что же, Виталий, вы действительно до сих пор динамит рашпилем шкрябаете?

2ой революционер: Нет, Петя, я его молотком мельчу, аки соль бертолетову!

1ый революционер: Я серьезно, Виталий. Об рашпиль динамит сегодня пользуют только разве в тульском ремесленном училище.

2ой революционер: Осторожней, Петр, я именно там и учился.

 

(Юноша поправляет сильные очки, кашляет от смущения, при этом оба революционера смотрят на него с изумлением, как на пытающийся заговорить шкап.)

 

Юноша: А зачем вы мельчите взрывчатку, друзья мои? Всё банки монпансьевые в ходу? Можно еще зубочистками плеваться. Возьмите шляпную коробку, или сигарницу, и не надо ничего… как это вы изволили выразиться… шкрябать. А вообще готовые, преотличнейшие бомбы знающие люди берут в Малом Лапатьинском у купца Смертюкова, или на Нижнем Тряпичном рынке у Насти Плоскомордой.

1ый революционер (ко второму): Виталий, как же так? Ты же мне говорил, что он лох?

Юноша: Нет, молодые люди. Я не лох. Я просто не понимаю, для чего в России революция.

БЕСЕДА С АНДРОЛОГОМ

Просторная комната с лепными потолками и кожаной мебелью. У стены ширма, из-за которой торчат две головы. Это головы холёных, интеллигентных мужчин. Тёмные с проседью волосы одного из них уложены с помощью бриолина. Крупное шаляпинское лицо его время от времени асимметрично хмурится, по рельефному лбу ходят густые серебристые брови. Голос этот мужчина имеет трубный, с рокотком, и пользует фразы так, словно это не фразы, а брюшки солёной сёмги под ореховым соусом. Другой мужчина — очевидный доктор. Это понятно как по его суженному книзу брудастому лицу, так и по стальному кособокому пенсне и тягучей, вязкой, нуговой слащавости речи.

 

Врач: Что же это тут у вас, Александр Константиныч? Это же крючки рыболовные! Да много как!

Мужчина (стыдливо морщась и тупя взор): Да уж, есть с фунтик.

Врач: А это что? Ведь явный, совершенно явственный след обморожения! Как же такое возможно?

Мужчина: Вот так вот, не уберёгся.

Врач: А эта жуткая потёртость! А порезов-то, порезов! Всё понятно с вами, дорогой вы мой, опять были в ледниках… (С укоризной.) Сознайтесь уж, ведь посещали ледники с известной целью.

Мужчина (вздыхает, с искренним глубоким стыдом): Посещал. Правда ваша. Не сдержался.

Врач: Но как же можно это, дорогой вы мой? Каким, я вас спрашиваю, это вообще возможно образом, в вашем возрасте еженощно ебать мороженую треску? Что, скажите, мне с вами делать?

Мужчина (с болью в голосе): Да что тут поделаешь? Такой уж, видать, я человек… похотливый и беспринципный.

ПИЛЮЛЯ ИСКРЕННОСТИ

Небольшой захламленный рабочий кабинет. Такие случаются у директоров сетей быстрого питания и начинающих строительных подрядчиков. На мозаичном, с инкрустацией карельской берёзой шкафу стоит пишущая машинка «Роботрон» многолетней кремовой запылённости. В углу пионерским костерком сложены крупные и грязные ватманские чертежи. На переднем плане огромная хрустальная пепельница (в беспечной юности — конфетница). В центре неё из груды окурков торчит печальная, растерянная «Nokia». В окно видна Сухаревская башня. За столом хозяин офиса. Из-за осанки и вялой небрежности в жестах мы сразу обозначаем его как генерального директора. Лицом он сходен с юным, холёным и загорелым актёром Збруевым. На нём серый, спортивного покроя, немного плебейский пиджак и такого же фасона (однако явно от другого костюма) брюки. В дверь стучат и тут же, не дождавшись ответа, входят. Вошедший — молодой, лет двадцати шести человек. Он сильно напоминает Сергея Бугаева, вот только глаза у него подёрнуты каким-то, что ль, земляничным мылом, и суставы рук и ног излишне массивны и несколько вывернуты.

 

Посетитель (совершая едва ли не реверанс): Здравствуйте, уважаемый Алексей Константиныч.

Директор: Константин Алексеевич…

Посетитель: Что такое.

Директор: Костей меня зовут, грешным делом. Чем обязан?

Посетитель: Я пришёл затем, чтоб решить Ваши проблемы!

Директор: А Вы уверены, что я как-нибудь… того… сам не совладаю?

Посетитель: Конечно, совладаете! Только зачем же Вам утруждаться?

Директор: Что Вы, собственно, хотите? Но говорите максимально прямо, а не то выгоню!

Посетитель: Да, буду прям. Я желаю место Вашего секретаря.

Директор: Мне совершенно не нужен секретарь.

Посетитель: Вы не понимаете! Секретарь нужен всякому. Совещательный голос и заинтересованный взгляд — это тот камешек, который всегда оказывается краеугольным. Чаша весов неотвратимо летит вниз, а бизнес, как ему и полагается, идёт вверх.

Директор: Перестаньте юродствовать! У меня уже есть секретарь!

Посетитель (нагибается к столу, делает очень серьёзное лицо): А вы его… (Подмигивает и чмокает в зуб.) …это… увольте…

Директор: Ну что Вы! Я так ни в коем случае не поступлю!

Посетитель: Конечно! И я даже знаю почему!

Директор: Почему же?

Посетитель: Потому что Ваш секретарь — это Ваша супруга.

Директор: Похвальная осведомлённость… Я вроде не давал покамест интервью.

Посетитель: Вы просто не поняли… Точней, это я всё никак не могу ввести Вас в курс дела… Я ищу место секретаря. Мне оно необходимо! Точнее, мне необходимы деньги. Но я не прошу денег, я прошу места, и уверяю Вас, что могу быть чудо как полезен. И мне представляется, что, как человек благородный, Вы просто не сможете мне не посодействовать.

Директор: Это почему ж не смогу?

Посетитель: По причине Вашего врождённого благородства.

Директор: Всё, мне наскучило, уходите!

Посетитель: Сейчас я расскажу Вам что-то, после чего Вы не сможете мне отказать.

Директор: Попробуем. Валяйте! Рассказывайте!

Посетитель: Мы с Вашей супругой собираемся создать семью. Я сейчас не имею работы. Как только Ваша супруга сообщит Вам о грядущем неминуемом разводе, Вы её, понятное дело, сразу уволите. Любой бы так поступил… и мы оба, я и Ваша любимая женщина, останемся безо всяких средств к существованию. Неужели Вы допустите, чтобы она голодала? Конечно же, нет. Вы станете просто давать ей деньги, но она не сможет их взять, Вы ж её знаете. Вот я и осмелился предложить Вам решение неприятнейшей проблемы. Вы получите хорошего секретаря, мы — средства к существованию. По-моему, всё это сможет помочь всем нам как-то пережить трудные времена.

Директор (пауза, на протяжении которой директор долго и пристально разглядывает посетителя): Что ж… Я полагаю, Вы нам подходите… Однако… если Вы и в самом деле знакомы с моей женой, то должны знать, точней, она могла Вам рассказывать, что я человек со странностями и в бизнес свой ввожу людей с большой осторожностью. А тут ещё такие обстоятельства… Вы меня понимаете?

Посетитель: Что уж тут непонятного?

Директор: А раз понимаете, то вот… (Он лезет в карман и вынимает из него стеклянную пробирку, полную зелёных полупрозрачных пилюль. Вытряхивает одну пилюлю на стол.) Это таблетка. Совершенно безопасная, но не из самых приятных. Это тот самый «наркотик правды», который часто фигурирует в дурного тона боевиках. Съешьте пилюлю. После этого я задам Вам несколько вопросов, и мы заключим договор.

Посетитель: Я боюсь.

Директор: Чего, собственно?

Посетитель: Я боюсь, что Вы меня отравите.

Директор: Бог ты мой… Ешьте пилюлю или убирайтесь, вот и всё.

 

Посетитель какое-то время (не более тридцати секунд) размышляет, за это время директор успевает налить из кувшина стакан воды и поставить его рядом с пилюлей. Наконец, посетитель решается, двумя пальцами кладёт пилюлю в рот, запивает, глотает. Какое-то время стоит, прислушиваясь к себе. Хватается за грудь. Он в самом деле перепуган. Жалко, искренне, по-детски.

 

Посетитель: Вы меня всё-таки отравили!

Директор: Вы с ума сошли!

 

Посетитель падает на пол и реально откидывает копытца, с пеной на губах и прочими атрибутами смерти от яда кураре. Директор встаёт из-за стола, он искренне расстроен. Директор щупает посетителю пульс…

 

Директор: Пульс… Нету пульса. (Громко.) Вера! Веруня, у нас труп!

 

Входит Вера — жена и секретарь директора. Несколько небрежно и чересчур вычурно одетая брюнетка.

 

Вера: Отравился?

 

Директор часто, нервно кивает.

 

Вера: Что ты ему дал?

Директор: Рыбий жир. (Достаёт из кармана пробирку, показывает.)

Вера: Я вызову врачей и милицию.

Директор: Угу!

 

Пауза. Вера также щупает пульс, потом виски посетителю. Она расстроена.

 

Директор: А кто это вообще?

Вера: Это был мой РаЧО.

Директор: Это ещё что такое?

Вера: РаЧО? Разновидность «человека-оркестра».

Директор: Полезная штука. Надо себе подобное завести.

 

Вера подходит к телефону, набирает 03.

 

ЗАНАВЕС

ЧУДОВИЩЕ ЯСНОСТИ

(Cценарий короткометражного, чёрно-белого и искусственно состаренного фильма.)

 

Cцена 1.

Большая полупустая кухня холодной подмосковной квартиры. За расшторенным окном серый дождливый ландшафт. Тяжёлая тоскливая серо-зелёная трава, тёмно-рыжий горький квадрат песочницы, кособокие ржавые карусели. Подле окна стоит аккуратный мужчина в крахмальной белой рубашке навыпуск и тщательно отглаженных брюках-дудочках. Обут он в огромные, пуховые с белыми помпонами тапки. Мужчина осматривает оконное стекло, попеременно наклоняет голову то вправо, то влево и чуть приподнимает, отводя от бёдер, прямые опущенные руки. Наконец он находит то, что искал. Это круглое, похожее на пулевое, отверстие на оконном стекле. Сквозь него в комнату с улицы заползает дециметровый, толстый, синевато-розовый дождевой червь. Мужчина следит за червём и вдруг берёт его пальцами и тащит в открытый рот. Жуёт. Глотает. Мы видим, как двигается его кадык. Хвост червяка свисает с губы мужчины.

 

Сцена 2.

Промозглый серый осенний городской парк. Жёлтые грязные листья в длинных лужах на потрескавшемся асфальте. Зачехлённые брезентом карусели, зелёные билетные кабинки. Над дальними деревьями поднимается огромное и ржавое колесо обозрения. В луже стоят двое мужчин, один из них знаком нам по первой сцене. Оба одеты с иголочки. На них параллельные брюки-дудочки и чёрные френчеподобные пиджаки с атласным воротником-cтойкой. Первый, уже знакомый нам мужчина стоит, склонив голову набок. Второй высоко подпрыгивает, поднимая в две стороны и опуская прямые руки. Первый делает страдательное и одновременно вопросительное лицо. Второй останавливается и показывает обеими руками себе в грудь, как бы призывая первого повторять свои движения. Первый замечает в луже под ногами огромного дождевого червяка. Оба мужчины разом и совершенно симметрично кидаются к червяку, они тянут к нему правые руки и сшибаются над лужей лбами. Второй мужчина несколько раз бьёт лбом в переносицу первого. Тот без чувств падает в лужу, подогнув под себя правую руку и левую ногу, лицом вниз. По луже, вниз по течению, из-под его головы бежит кровавая струйка. Второй мужчина победно поедает червяка.

 

Сцена3.

Оба мужчины из сцены два стоят, слегка отведя от бёдер прямые руки, и попеременно вытягивают вверх худые шеи. Одеты они в те же очень чистые и отглаженные костюмы. На лице первого никаких повреждений нет. Неожиданно и стремительно в кадр врывается огромный волосатый мужик в кирзовых сапогах, зелёном, очень грубой вязки свитере и в плащ-палатке. На груди у него тяжёлый армейский бинокль. Штанов на мужике нет, только пёстрые семейные трусы. В одну секунду он хватает за горло второго мужчину и тащит его куда-то в дождливую бетонную даль. Второй мужчина нелепо размахивает руками и ногами. Первый мужчина с изумлением и грустью смотрит ему вслед, вытянув вперёд шею и широко открыв рот.

 

Сцена 4.

Высокий, дощатый дачный забор. На нём на корточках сидит первый мужчина. Он держится руками за кромку забора, шея его вытянута. Он смотрит вперёд и вверх, на что-то несомненно огромное и великолепное за нашей спиной. Кадр сменяется заставкой, на которой среди пышных виньеток, каллиграфическим, очень вычурным, но легко читаемым шрифтом написано: «Я петух! Я встречаю рассвет!».

ВЕСЕННИЙ СТОН ДВЕРИ

Надышавшись прохладной, сухой, ветреной, чуть дымной весной, тринадцатилетний школьник Женечка Бежин полез в карманы заношенного пиджака, принадлежавшего меньше недели назад ушедшему в армию старшему брату, надеясь обнаружить там сигареты, мелочь или же ещё какую поживу. Однако нашёл лишь крошечный бумажный свёрток и шприц. Развернув бумажку, Женечка тут же сел на героин.

 

Его девчонка, Ирочка Рощина, откинула со лба липучую мокрую чёлку и протянула Женечке бледную худую ручонку, предвкушая новый неведомый торч. В тот же вечер Ирочка села на героин.

 

Престарелый сторож-мингрел Орас Растадзе, проходя через парк, приметил в траве парня и девушку лет тринадцати. Они расхристанные и полуголые спали поперёк тропы, проблевавшись, опроставшись под себя и провалившись в сон посреди так и незавершённого траха. Сторож расстроился, пришёл в свою каморку и к вечеру сел на героин.

 

Алла Маслова, тёплая и ласковая женщина-билетёр, вышла на неметеную пепельную улицу, поскользнулась на липком разлитом по плитам тосоле и сломала левую ногу. В больнице, белая от боли, послушавшись соседку по палате, она села на героин.

 

Фима Маслова, дочь Аллы Масловой, томилась дома одна. Мамы не было. Немытая посуда. Тёмный немой нелюдимый дом. Фима впервые так надолго осталась без мамы. Мучимая немым жгучим неуютом, вечером она обнималась со своим мальчиком и ныла: «Мишаня, уныло мне, муторно!». «Ммммм… — задумался Миша, внутренне холодея. — Может, попробуем…». Тем же вечером они оба сели на героин.

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Торговец героином и торчок, немец Саша Вердт, прозванный наркоманами Дверью за высокий рост и сутулую слепошарую немецкую квадратность, сделав себе укол, пересчитывал дневной барыш. Приход был втрое больше вчерашнего. Вокруг шептала, лилась пылью и тихонько звенела весна. «Если бы я только мог, — поперёк волн эйфории стонал Саша. — Если б я только мог вот так, как они все, как в первый раз, в горьком холоде обречённых глаз, впервые взглянув в будущее как в черно-синие, в последних бегущих оранжевых огоньках, складки сгоревшей бумажки, замерев сердцем от страшного раздирающего опустевшую вдруг грудь свирепого предвкушения, разом, пепельно-серым прохладным весеннем днём снова сесть на героин!»

УМЕРЕТЬ ЗА ОТЕЧЕСТВО

Российским вооружённым силам посвящается

Маленькая каюта на тонущей подводной лодке. Справа и слева железные двери в переборках с большими желтоватыми маховиками. На полу по щиколотку воды. В центре каюты железный стол, по обе стороны от него стулья. На правом стуле сидит мичман Пахомов. Он конопат, вихраст и в целом напоминает мосластого и глуповатого Есенина. Слева от стола стоит, опершись о столешницу, капитан Кравцов. Его мог бы играть Курёхин, если бы не умер.

 

Мичман Пахомов: Вот, капитан, и пришёл наш смертный час. По всем морям прошла наша 367-ая. Били мы врагов в ярких тропических и в серых студёных приполярных водах. Ни разу не посрамили русского флага. Никогда не видел враг нашего румпеля. Гордо жили мы и гордо умрём, как подобает русским солдатам, как подобает морякам.

Капитан Кравцов: Не раскисай, боец. Кто она такая, эта смерть, чтобы мы, сложа руки, ждали её прихода? Смерть тот же враг. А разве достойно солдата сидеть и ждать, когда враг одолеет тебя?

Мичман Пахомов: Капитан, вы знаете, что слово ваше всегда было законом для меня, и для прочего офицерского состава, и тем более для рядовых матросов. Но вот что я вам скажу. Смерть неизбежна! Над нами двести метров воды, двери заклинило, и у нас нет не только автогена, но и надфиля. Пустая надежда делает человека слабым и уязвимым. Мы должны посмотреть прямо в пустые глазницы смерти. Ведь умереть за Отчизну — это высшее счастье солдата, и морская пучина — лучшее кладбище для моряка, а родной корабль лучший гроб!

Капитан Кравцов: Ты упал духом, Пахомов. Из любого положения есть выход!

Мичман Пахомов: Капитан! Помните, вы читали офицерскому составу Кодекс Самураев. И там было о том, что всякий путь самурая — есть прямой путь к смерти. И, умирая, самурай не трепещет, как жалкий зеленщик или же портной, он весело смеётся и чувствует удовлетворение, ибо достиг конца пути. У меня есть динамитная шашка. Давайте взорвём её здесь. Устроим смерти свой последний фейерверк!

Капитан Кравцов: Засунь себе в жопу свою динамитную шашку. (Капитан, совершенно как Ковров из «Чародеев», проходит сквозь стену.)

Мичман Пахомов: Есть, капитан! (Снимает штаны, поворачивается жопой к зрителю и, кряхтя, запихивает себе в жопную дырку динамитную шашку так, что в результате наружу торчит только фитиль. Крупной бензиновой зажигалкой Пахомов поджигает фитиль. Несколько секунд фитиль тлеет. Всё заполняет взрыв.)

БАНДИТЫ И ЛЕСБИЯНКИ

Дорогой китайский ресторан. До неприличия дорогой, такой, что даже неприятно. За столиком юноша и девушка. Юноша — милый, с нервным осторожным лицом, одет в чёрную пару и шёлковую рубашку с воротником стойкой. Девушка выглядит куда как ярче. На ней ядовито-зелёное облегающее декольтированное шёлковое платье с тяжёлой аппликацией из водяных лилий в духе Моне, ярко-сиреневые туфли на дециметровой платформе, вокруг шеи несколько узких золотых колец. На макушке у неё волосы выстрижены в форме треугольника. То бишь на макушке оставлен треугольник голой кожи, окруженный изумрудными средней длины волосами. Это для связи с космосом. На столе две чашки кофе и пачка тонких сигарет.

 

Девушка. Мы тогда жили в Питере, в подвале. В глубоком сыром подвале. Мы были лесбиянки, и я брала у неё деньги. Она была старой, серой и скупой. Я захотела есть и взяла у неё гранатовый браслет. Мы с моим другом, бандитом обменяли браслет на устрицы и кокаин. Вечером кокаин кончился, и мы поехали к нашим друзьям бандитам… да к авторитетам… взять у них ещё кокаин. У бандитов есть обычай, никогда не продавать кокаин друг другу. Мы сели к ним в Мерседес, и я сказала: «Продайте мне кокаин!». Бандиты огорчились и хотели меня убить, ведь я обидела их, нарушила их обычай. Тогда мой друг и любовник, очень серьёзный авторитет, попросил у них денег. Бандиты никогда не убивают тех, кто взял у них деньги, и нас отпустили. Когда мы садились в наш Мерседес, мой друг авторитет показал бандитам фак, и они погнались за нами. Моя любовница, лесбиянка, в это время искала нас, чтобы отнять браслет. Она настигла нас около ресторана, когда мы нюхали в мерседесе кокаин, и стала требовать браслет. У лесбиянок есть обычай, если одна лесбиянка лижет у другой, а та у неё нет, лесбиянка, которая лижет, не может требовать ничего у той, которая не лижет. Я ей так и сказала: «Ты лижешь, что ты ещё хочешь?». Тогда моя любовница вызвала милицию, а мой любовник достал пистолет. Тут приехали бандиты, у которых мы хотели купить кокаин. Они собирались отдать нам кокаин так. У бандитов есть обычай всегда давать кокаин тем, кто просит, иначе западло. Тогда моя любовница упала на колени и закричала, что сделает минет любому, кто отдаст ей наш кокаин. Тут приехала милиция. Бандиты сказали милиции, что хотят купить ресторан и что моя любовница — проститутка. Любовницу хотели забрать в милицию, но бандиты дали милиции денег и посадили мою любовницу к себе в мерседес. Когда мы чуть-чуть отъехали, бандиты снова погнались за нами, ведь мы обидели их, когда хотели купить кокаин, кроме того взяли денег, просто так, и бандитам теперь было нужно с нами рассчитаться. Если б они не рассчитались с нами теперь, влиянию их в городе пришёл бы конец…

Юноша. Знаешь что, выходи за меня замуж! Мы поедем с тобой на Новую Гвинею, будем ходить голые в джунглях. Мои друзья покроют тебя татуировками и отрежут тебе правую грудь.

Девушка. Почему они отрежут мне грудь? Почему покроют татуировками? Твои друзья бандиты?

Юноша. Мои друзья и бандиты и лесбиянки одновременно. У бандитов-лесбиянок такой обычай, отрезать всем своим подругам правую грудь.

Девушка. Потрясающе! Какие мощные вибрации! А где мы будем венчаться?

 

ЗАНАВЕС

РЕШИТЕЛЬНЫЙ ДОКТОР

Кабинет платной клиники. Молодой благообразный врач, редкий красавец, с «лучиками»-морщинками в уголках глаз, качается на стуле. Стук в дверь. Входит белокурая, посредством перекиси водорода, пухлявая дамочка. На ней розовая с рюшами блузка и кремовые, потёртые местами лодочки. Синие джинсы обтягивают её гигантскую, бугристую колыхающуюся жопу.

 

Врач: Проходите… Присаживайтесь… На что жалуемся?

Пациентка: Знаете, доктор, чудовищная изнурительная бессонница, потливость, нервозность, головные боли, страшная сексуальная неудовлетворённость, и ещё мне кажется, что все воспринимают меня не как остальных. В любой, даже самой приветливой компании я ощущаю себя белой вороной.

Врач: Так-так… Вот что, дорогая, повернитесь-ка ко мне спиной. (С интересом ощупывает жопу пациентки.) Что ж, мне всё ясно. Крайне запущенная форма толстожопости.

Пациентка: Это опасно?

Врач: Не стану скрывать, это очень опасно. Однако ампутация должна помочь.

Пациентка: Как ампутация!?

Врач: К сожалению, это наш с Вами единственный шанс, полная и радикальная ампутация жопы.

Пациентка: Может быть обойдёмся купированием?

Врач: Нет, дорогая моя. Купирование — это полумера. Через полгода снова нарастёт. Нужно уничтожить сам корень.

Пациентка: Ужас какой.

Врач: Ничего ужасного. И без жопы люди живут. И вот что ещё, давайте-ка я Вас в эту жопу отпердолю?

Пациентка: Что!?

Врач: Понимаете, Ваша жопа, она по-своему уникальна, ещё большую пикантность ей придаёт то, что не сегодня-завтра её отрежут. Я себе никогда не прощу, если не отпердолю Вас в эту удивительную жопу.

Пациентка: Что вы такое говорите? Я сейчас людей позову.

Врач (перепрыгивает через стол, мы видим в его руках шприц полный ядовито зелёной жидкостью, врач приставляет шприц с шее пациентки): Нет, не позовёте, потому что в этом шприце вещество, капля которого вызывает кровоизлияние в мозг. Если я сделаю Вам сейчас укол, Вы умрёте. Вот и подумайте, что лучше, умереть или дать молодому красивому мужчине.

 

Пациентка встаёт со стула, с трудом спускает до колен обтягивающие жопу джинсы и огромные кружевные трусы. Нагибается, опершись на стол. Врач пристраивается к ней сзади. Он колышет её жопу руками, чмокает языком, совершая резкие колючие фрикции. Пациентка постанывает. Наконец врач кончает. Переведя дух, он вонзает шприц с ядом в жопу пациентки.

 

Пациентка: Доктор, Вы меня убили?

Врач: Да, дорогая моя, жить Вам осталось меньше минуты.

Пациентка: За что? Я же Вам дала!

Врач: В том-то и дело. А вдруг Вы проболтаетесь, и люди узнают, что я ебал Вас в эту Вашу чудовищную жопу. У меня, знаете, репутация и жена красавица. Так что уж почивайте с миром, милочка.

 

Пациентка умирает. Врач какое-то время играет с жопой мёртвой пациентки, после чего начинает натягивать на неё штаны.

 

ЗАНАВЕС

ПРАВОСЛАВНЫЙ ШТИРЛИЦ

Небольшой магазинчик в Мытищах, за открытой дверью мокрая осень, в розоватых лужах лимонные листья. На газонах болезненно изумрудная трава. Во всех тенях густое индиго. Красная Рыбка и Наттерджек купили бутылочку коньяку «Багратион» и теперь покупают тортик. К винно-водочному прилавку подходит изящный худощавый юноша. Тонкое нервное лицо дореволюционного пишущего интеллигента, небрежная шапка красивых волнистых волос. Единственная седая прядь. Бархатный чёрный пиджачок, узкие тёмные джинсы, в правой руке зажат томик Ходасевича.

 

Красная Рыбка. Смотри, одухотворённый какой да ладненький, а ведь тоже выпить, наверное, хочет.

Наттерджек. Как ты думаешь, что он купит?

Красная Рыбка. Хересу бутылку или крымский портвешок рубликов за триста.

Наттерджек. А я думаю, что возьмёт он ноль-семь «Арарата», есть в его профиле что-то такое… роковое, что ли..

 

Наконец появляется продавец.

 

Обсуждаемый юноша (обращаясь к продавцу) Чекушку богородской и семки!

ЗА ФИГУРНЫМ КАТАНИЕМ

Два молодых человека сидят в мягких кожаных креслах перед домашним кинотеатром. На экране фигурное катание.

 

1ый молодой человек: Ты как считаешь, коньки в пизде — это оскорбительно для достоинства молодой женщины?

2ый молодой человек: Отчего ж, многие и велосипеды пихают… (Подумав.) Трёхколёсные…

1ый молодой человек: У меня была одна подруга, однажды она так возбудилась, что сорвала с торшера абажур и прям лампочку горящую к себе в пизду запихнула. Мышцы влагалища у ней соответственно сжались, лампочка треснула, и вольфрамовые нити…

2ый молодой человек: Молчи… молчи сейчас же… Я прям представил, что всё это со мной происходит… Только, соответственно, в жопе. И что потом с этой достойной барышней стало?

1ый молодой человек: Ну… Подёргалась полежала, пока её из розетки не выключили. Потом врачи пять дней из пизды у неё стекляшки выгребали. А потом я её бросил, узнав, что она колется.

2ый молодой человек: Стёкла в пизде остались?

1ый молодой человек: Да нет, она тяжёлыми наркотиками кололась. Я как-то сначала не замечал, а как увидел, что у ней торшер из пизды торчит, сразу всё понял.

2ый молодой человек: А почему бросил?

1ый молодой человек: А что мне оставалось? Знаешь, сколько вокруг вот таких вот, сексуально неудовлетворённых женщин?

2ый молодой человек: А чего ж ты её не удовлетворял?

1ый молодой человек: А когда её удовлетворять? У неё то полная пизда стёкол, то она обколотая валяется.

 

Молодые люди задумываются. Тишина. Только на экране под плясовую музыку вертится посреди ледяного поля лыдастый бабец в расшитом блёстками купальнике.

ДВОЕ И ЛЕЙКА

Сцена 1

 

Душный слепящий июль. Два молодых человека в периферийном цветочном магазине, где-то на Мамонтовской. Один высокий, полноватый, движется сановито, чуть медлительно, с барской осоловелой ленцой. Второй худощавый, несколько нервозный, с изобильной мимикой, периодически грызёт ногти. И тот и другой время от времени поправляют волосы. Одеты оба в цветастые рубашки навыпуск, выцветшие шорты и сандалии. За прилавком продавщица. В руках у неё пластмассовая лейка.

 

Продавщица Так что? Будете вы лейку брать?

Худощавый мол.чел. Давайте, давайте, конечно!

Полноватый мол.чел. Возьми себя в руки! Зачем нам лейка?!

Худощавый мол.чел. Я тебе на улице обьясню.

Продавщица. А здесь не можете?

Худощавый мол.чел. К сожалению, не могу!

Продавщица. Очень-очень странно…

Полноватый мол.чел. Это очень интимный момент…

Продавщица. Ой, я так заинтриговалась, может, всё же объясните?

Полноватый мол.чел. Только в том случае, если Вы пойдёте вместе с нами.

Продавщица. Я с вами?

Худощавый мол.чел. Да… Вы, нас двое и лейка!

Продавщица. Как жаль, что я на работе! (Отдаёт лейку, принимает деньги.)

 

Сцена 2

 

Те же двое молодых людей в густых кустах орешника.

 

Полноватый мол.чел. Черт! Как же я сразу не понял, зачем нам лейка?! У неё же носик, и дырка внизу!

Худощавый мол.чел. Вверху.

Полноватый мол.чел. (резко поднимая голову вверх) Что???!!!

Худощавый мол.чел. Дырка у лейки вверху.

Полноватый мол.чел. (резко поднимая голову вверх) Давай-ка мы эту лейку тут припрячем.

Худощавый мол.чел. Зачем прятать-то? Я её жене отдам.

Полноватый мол.чел. Ну да… До первого мента. То бишь такие мы, красивые, и лейка. Можно ещё на лбу чего написать, фломастером. (Достаёт маркер, показывает вертикально держа в трёх пальцах.)

Худощавый мол.чел. И правда… А я не подумал как-то. В этом ты голова! Нелепо бы попалились. Смешно ж на лейке сгореть! (Прячет лейку в глубь орехового куста.)

 

Сцена 3

 

Те же двое в уютной подмосковной квартире.

 

Полноватый мол.чел. И всё же зря мы эту лейку в кустах оставили.

Худощавый мол.чел. Чего ж зря? Не с ней же было идти?

Полноватый мол.чел. Палево… Зайдёт мент в куст, например, приссать, а там лейка. Тут-то он и ага…

Худощавый мол.чел. Ну и что? Мы-то здесь.

Полноватый мол.чел. Ну он за собаками сходит и через полчаса тоже будет здесь.

Худощавый мол.чел. Чёрт! Может, нам в Мамонтовку вернуться, забрать её?

Полноватый мол.чел. Ну да… Такой ароматный куст. Тенистый. И лейка в нём. Будь я ментом, я б отовсюду засаду снял, а туда бы поставил.

Худощавый мол.чел. Что ж делать? И зачем мы с ней вообще связались?

Полноватый мол.чел. С лейкой?

Худощавый мол.чел. Да нет, с бабой этой, с продавщицей. Это ж она нам лейку впарила. Ты ещё её с собой звал.

Полноватый мол.чел. Так бы у нас хоть заложница была…

Худощавый мол.чел. (отодвигает шторы на окне, выглядывает во двор) Вроде пока никого… (Взгляд его падает на что-то среди цветочных горшков.) Чёрт!!! Пиздец!!!

Полноватый мол.чел. Что такое???!!!

Худощавый мол.чел. (медленно садится на пол, обхватив голову) Нам лейку подкинули!!!

 

ЗАНАВЕС