ISSN 1818-7447

об авторе

Мохамед Али Реббауи (محمد علي الرباوي) родился в 1949 году в Марокко. Преподавал французский язык в школах, а с 1982 г. в Университете Мухаммеда I в Уджде, в 1987 г. защитил там же докторскую диссертацию. Публикуется как поэт с 1970 года, в 1975 г. выпустил первую книгу стихов «Пещера и тень» (الكهف والظل). За ней последовали полтора десятка сборников и вышедшее в 2010—2011 гг. двухтомное полное собрание стихотворений.

Эмбарек Уассат (مبارك وساط) родился в 1955 году в Марокко. Изучал философию в Рабате, в 1979 году подвергся аресту как активист левого и профсоюзного движения. После освобождения завершил своё образование и до 2005 года преподавал философию. В 1990 году выпустил первую книгу стихов «На ступеньках глубоких вод» (على درج المياه العميقة), за ней последовали ещё пять сборников. Перевёл на арабский язык стихи Стефана Малларме и Рене Шара, роман Андре Бретона «Надя» и рассказ Франца Кафки «Превращение».

Сафа Фатхи (صفاء فتحي) родилась в 1958 году в Египте. Изучала английскую литературу в Каире, но в связи с участием в студенческом движении в 1981 году была вынуждена покинуть страну. Обосновалась в Париже, с 1987 г. работала в Немецком театре в Восточном Берлине, затем вернулась во Францию и в 1993 г. защитила в Сорбонне докторскую диссертацию о Бертольде Брехте. В 2010—2016 гг. программный директор Международного коллежа философии в Париже. Работала как кинорежиссёр-документалист, наиболее известен её фильм «Где-то, Деррида» (D'ailleurs, Derrida; 1999) — поэтический портрет философа, за которым последовала лента «Имя для моря» (Nom à la mer; 2004), в которой Деррида читает французский перевод поэмы Фатхи. Наряду с поэзией опубликовала несколько книг статей о литературе и философии, выступала также как драматург.

Кирилл Корчагин родился в 1986 г. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Кандидат филологических наук, работал в редакции журнала «Новое литературное обозрение» и Институте русского языка РАН. Участник ряда проектов по теоретической и прикладной лингвистике, редактор отдела поэзии альманаха «Транслит». Первая книга стихов «Пропозиции» вышла в 2011 году. Шорт-лист премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2009), премия Андрея Белого в номинации «литературная критика и проекты» (2013).

Новая карта русской литературы

Другое наклонение

Кристиан Моргенштерн ; Луиза Глик ; Сергей Жадан ; Мои слёзы становятся другими ; Крис Енчев ; Айша Саша Джон

Мои слёзы становятся другими Три арабских поэта

Мохамед Али Реббауи

Когда она приносила тарелки из преисподней

Она носила дьявола на плечах,

а я на своих плечах —

птичку с продырявленными глазами,

и это я написал на безумном песке:

я — податливая глина.

*

Она приходила,

и была всё ближе ко мне

с тарелками из преисподней,

и на теле её я раздроблялся,

записывая на нём:

я — податливая глина.

*

Она разрывалась между моих рук,

она была голой

и таяла.

Я искал её

между своих рук,

находил дьявола хохочущего

и пылающую преисподнюю:

я пробуждался, чертил на безумном песке:

я — податливая глина.

*

Я пробуждался от сна

и во сне толковал себе сон,

толкование мглилось продырявленной мглой:

я всё ещё в теле с продырявленной кожей,

истерзанном этой податливой глиной.

Мешра Хаммади, 3 октября 1973 г.

Рассказ

Солнечные листья проникают в комнату,

сжигают меня;

я ищу дверь на балкон

и нахожу птичку: она строит гнездо из солнечных листьев

и в тишине чертит, как колос держит её —

я собираю себя,

падаю перед птичкой,

мои слёзы становятся другими,

превращаются в зёрнышки агата,

и вот она слышит, птичка моя, я падаю. Её клюв

на стене у окна, и взлетает она,

а я просыпаюсь с клювом, зажатым в правой руке,

но не взлетаю.

Лайюн (Уджа), 29 октября 1974

Эмбарек Уассат

Я недавно в этом городе

Я недавно в этом городе,

и на пляже я видел врачей,

как они доставали

водоросли и ракушки

из черепа утопленника,

которого вытащили из пучины моря,

доставали и сразу кидали обратно.

Вот встаёт утопленник, поправляет рукою череп,

приветствует всех кивком головы,

и санитары приносят нового утопленника,

кладут его вместо предыдущего,

а тот уезжает на мотоцикле домой,

живой — одни кости, без мяса,

но с присутствием духа…

Друзья отпразднуют вечером его возвращение

и будут смотреть, как во время танца

он поводит плечом —

неподражаемо.

Забытая стопа

У меня была редкая книга «Как стать амфибией за пять дней», но отец сжёг её: он говорил, что никогда не любил черепах и всё, что на них похоже.

После этого я сбежал из дома в гневе и несколько месяцев скрывался во вздохе одной женщины.

Затем я накачал утро, и оно превратилось в мяч. Я играл в него какое-то время и случайно наткнулся на древний мох, которым поросла история под старой забытой на поле стопой, и я разрешил ей ударить по моему мячу, чтобы он закрутился.

Я подумал, а вдруг это стопа праотца нашего Адама: он пнул райское яблоко, чтобы стало оно мячом. Она ведь правда заслужила быть стопой футболиста, стопой профессионала. Вот он атакует и забивает голы в раю.

И я вернулся домой. В тот же день разрешил разногласия со своей семьей. Удивило меня лишь то, что от нашей кошки остался один только призрак.

А на следующий день на заре я поехал в центр и вместе с другими бросался камнями в охрану на площади, которую правительство назначило для предотвращения самоубийств сумасшедших.

Это моё приключение, скажу я вам, сохранено в архивах ветра, где-то там за Гималаями.

сны убаюкивают цветы

Каждый вечер птицы смотрят на девушку,

любуются её отражением

в морских зеркалах и лезвиями

солнца, как они перерезают шеи облаков,

сходных с волками,

часы смотрят на однообразие,

пожирающее пшеницу его глаз,

а он помнит, что всегда разреза́л потоки

обширной дремоты

на дедовском корабле,

и вот он проснулся в чаще шумящей

от воркованья младенцев, все они в метеорах,

и от рёва акации —

его голова как у старого тигра,

а ты — как ноги его, и они уходят

по нитям острых ощущений,

его руки нащупывают корни соблазна,

и вот юный огонь,

сжалившийся над лицом снегов,

когда добыча освещает ночь

чужаков свечами собственной крови,

и сны его убаюкивают цветы,

пожиная тайны в луговых зрачках.

Сафа Фатхи

Из сборника «Имя, утекающее в бутылку»

О раб, сделай же дом свой родиной для меня, как сердце твоё я сделал родиной для воспоминания обо мне.

      Ан-Ниффари, «Книга предстояний», 154


на море платона

мы стояли

под ливнями дождей

мы оставили

наш белый дом

в нашем опустошённом городе и на дорогах тоска

город встаёт после того как его волосы выпали чтобы омыть свои камни

и золото вместе с лучами грядущего нимбом вокруг его головы

облысел покинутый город

сказал нам: я

знаю мать свою и сцену своего рождения всё это я

я город разрушенный землетрясением

воскрешённый руками многих мужчин

они разошлись по дорогам, вернулись домой

и вот два века назад я стал городом без мужчин без детей

каменноликим городом

и только имя своё

отдал

острову в средиземном море

одетому в прозрачные и золотые одежды орошённому водой

я жду древнего принца из книги

со сказкой с жасмином с дождём

не выношу звука шагов растоптавших мой двор после того как люди покинули меня мои каменные волосы

после того как я увидел холмы окружавшие меня все те два столетия

я помню слухи что слышал внутри у стен

слухи о блуждающих влюблённых

или о влюблённых медленно поднимающихся из бездны

или о влюблённых что больше не видят конца

после того как я заснул на пути

о тех двух века́х

изматывающих меня звуком шагов

о солнечном диске из камня о цветке о красной иконе

поселившейся в сердце моём когда кровь уходила с ветром и буря уносила меня к его ладоням

на которых я буду танцевать буду маленьким-маленьким и ключи понесу и пальцы

и мы отложим свадьбу на более позднее время

пока не пересечём стену ограничивающую пределы и бесконечную синеву

стену за млечным путем

на берегу ртутного озера

после мы встретим мёртвых

чтобы не умереть самим

за стеной времени мы снова упадём прямо в каменное сердце города

и у нас будет дом с белым садом вокруг и хрустальными кубками

и апельсиновым деревом

фонтаном на вершине горы

и пляжем глядящим на море селений

и вместе с эхом шагов с витражным цветным окном

мы напишем поэму

когда все вещи мира соединятся в одно

оно будет

в самом конце

одним лишь жилищем

с широким балконом с видом на безвременье.

Перевод с арабского: Кирилл Корчагин