Мохамед Али Реббауи
Когда она приносила тарелки из преисподней
Она носила дьявола на плечах,
а я на своих плечах —
птичку с продырявленными глазами,
и это я написал на безумном песке:
я — податливая глина.
*
Она приходила,
и была всё ближе ко мне
с тарелками из преисподней,
и на теле её я раздроблялся,
записывая на нём:
я — податливая глина.
*
Она разрывалась между моих рук,
она была голой
и таяла.
Я искал её
между своих рук,
находил дьявола хохочущего
и пылающую преисподнюю:
я пробуждался, чертил на безумном песке:
я — податливая глина.
*
Я пробуждался от сна
и во сне толковал себе сон,
толкование мглилось продырявленной мглой:
я всё ещё в теле с продырявленной кожей,
истерзанном этой податливой глиной.
Мешра Хаммади, 3 октября 1973 г.
Рассказ
Солнечные листья проникают в комнату,
сжигают меня;
я ищу дверь на балкон
и нахожу птичку: она строит гнездо из солнечных листьев
и в тишине чертит, как колос держит её —
я собираю себя,
падаю перед птичкой,
мои слёзы становятся другими,
превращаются в зёрнышки агата,
и вот она слышит, птичка моя, я падаю. Её клюв
на стене у окна, и взлетает она,
а я просыпаюсь с клювом, зажатым в правой руке,
но не взлетаю.
Лайюн (Уджа), 29 октября 1974
Эмбарек Уассат
Я недавно в этом городе
Я недавно в этом городе,
и на пляже я видел врачей,
как они доставали
водоросли и ракушки
из черепа утопленника,
которого вытащили из пучины моря,
доставали и сразу кидали обратно.
Вот встаёт утопленник, поправляет рукою череп,
приветствует всех кивком головы,
и санитары приносят нового утопленника,
кладут его вместо предыдущего,
а тот уезжает на мотоцикле домой,
живой — одни кости, без мяса,
но с присутствием духа…
Друзья отпразднуют вечером его возвращение
и будут смотреть, как во время танца
он поводит плечом —
неподражаемо.
Забытая стопа
У меня была редкая книга «Как стать амфибией за пять дней», но отец сжёг её: он говорил, что никогда не любил черепах и всё, что на них похоже.
После этого я сбежал из дома в гневе и несколько месяцев скрывался во вздохе одной женщины.
Затем я накачал утро, и оно превратилось в мяч. Я играл в него какое-то время и случайно наткнулся на древний мох, которым поросла история под старой забытой на поле стопой, и я разрешил ей ударить по моему мячу, чтобы он закрутился.
Я подумал, а вдруг это стопа праотца нашего Адама: он пнул райское яблоко, чтобы стало оно мячом. Она ведь правда заслужила быть стопой футболиста, стопой профессионала. Вот он атакует и забивает голы в раю.
И я вернулся домой. В тот же день разрешил разногласия со своей семьей. Удивило меня лишь то, что от нашей кошки остался один только призрак.
А на следующий день на заре я поехал в центр и вместе с другими бросался камнями в охрану на площади, которую правительство назначило для предотвращения самоубийств сумасшедших.
Это моё приключение, скажу я вам, сохранено в архивах ветра, где-то там за Гималаями.
сны убаюкивают цветы
Каждый вечер птицы смотрят на девушку,
любуются её отражением
в морских зеркалах и лезвиями
солнца, как они перерезают шеи облаков,
сходных с волками,
часы смотрят на однообразие,
пожирающее пшеницу его глаз,
а он помнит, что всегда разреза́л потоки
обширной дремоты
на дедовском корабле,
и вот он проснулся в чаще шумящей
от воркованья младенцев, все они в метеорах,
и от рёва акации —
его голова как у старого тигра,
а ты — как ноги его, и они уходят
по нитям острых ощущений,
его руки нащупывают корни соблазна,
и вот юный огонь,
сжалившийся над лицом снегов,
когда добыча освещает ночь
чужаков свечами собственной крови,
и сны его убаюкивают цветы,
пожиная тайны в луговых зрачках.
Сафа Фатхи
Из сборника «Имя, утекающее в бутылку»
О раб, сделай же дом свой родиной для меня, как сердце твоё я сделал родиной для воспоминания обо мне.
Ан-Ниффари, «Книга предстояний», 154
на море платона
мы стояли
под ливнями дождей
мы оставили
наш белый дом
в нашем опустошённом городе и на дорогах тоска
город встаёт после того как его волосы выпали чтобы омыть свои камни
и золото вместе с лучами грядущего нимбом вокруг его головы
облысел покинутый город
сказал нам: я
знаю мать свою и сцену своего рождения всё это я
я город разрушенный землетрясением
воскрешённый руками многих мужчин
они разошлись по дорогам, вернулись домой
и вот два века назад я стал городом без мужчин без детей
каменноликим городом
и только имя своё
отдал
острову в средиземном море
одетому в прозрачные и золотые одежды орошённому водой
я жду древнего принца из книги
со сказкой с жасмином с дождём
не выношу звука шагов растоптавших мой двор после того как люди покинули меня мои каменные волосы
после того как я увидел холмы окружавшие меня все те два столетия
я помню слухи что слышал внутри у стен
слухи о блуждающих влюблённых
или о влюблённых медленно поднимающихся из бездны
или о влюблённых что больше не видят конца
после того как я заснул на пути
о тех двух века́х
изматывающих меня звуком шагов
о солнечном диске из камня о цветке о красной иконе
поселившейся в сердце моём когда кровь уходила с ветром и буря уносила меня к его ладоням
на которых я буду танцевать буду маленьким-маленьким и ключи понесу и пальцы
и мы отложим свадьбу на более позднее время
пока не пересечём стену ограничивающую пределы и бесконечную синеву
стену за млечным путем
на берегу ртутного озера
после мы встретим мёртвых
чтобы не умереть самим
за стеной времени мы снова упадём прямо в каменное сердце города
и у нас будет дом с белым садом вокруг и хрустальными кубками
и апельсиновым деревом
фонтаном на вершине горы
и пляжем глядящим на море селений
и вместе с эхом шагов с витражным цветным окном
мы напишем поэму
когда все вещи мира соединятся в одно
оно будет
в самом конце
одним лишь жилищем
с широким балконом с видом на безвременье.
53 
