ISSN 1818-7447

об авторе

Василь Голобородько родился в 1945 году в Адрианополе (ныне Луганская область Украины). Дебютировал в печати в 1963 году. Был отчислен из Донецкого университета за распространение публицистического самиздата. Служил в строительных войсках, работал на шахте и в сельском хозяйстве. В 1969—1986 гг. публикация произведений Голобородько в СССР была запрещена, первая книга стихов «Летучее оконце» (Летюче віконце) вышла в 1970 г. в США. В Украине первая книга издана в 1988 году («Зелен день», премия имени Василя Симоненко за лучший дебют), два последующих сборника принесли поэту Государственную премию Украины имени Тараса Шевченко (1994). В 2004 г. переехал из села Адрианополь в Луганск. С 2014 г. живёт в городе Ирпень Киевской области как вынужденный переселенец.

Александр Авербух родился в 1985 году на Украине, в Луганской области. Публиковал стихи в журналах «Октябрь», «Двоеточие», «Воздух». Шорт-лист премии «Дебют»-2006 (поэзия). Живет в Тель-Авиве, проходит срочную службу в израильской армии.

Страница на сайте «Полутона»

Другое наклонение

Василь Голобородько ; Сергей Жадан ; Дуэйн Экерсон

Василь Голобородько

Направление боли

КАТЕРИНА

Между стульев, разбросанных посреди площади,

между яблок, рассыпанных на снегу,

между пустых автобусов на улицах

идет Катерина

и никак не выберется из этого лабиринта.

На плечах черные птицы,

черные птицы печали.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Сначала ты, Катерина, была мне сестрой,

часто приносила мне, маленькому, конфеты,

и подарила книгу с яркими рисунками,

и впервые отвела за руку в школу.

Ты была всегда радостной,

но однажды я увидел

на твоих плечах черных птиц,

черных птиц печали.

Те черные птицы подтолкнули тебя к поступку,

который мне до сих пор непонятен:

ты стояла под яблоней, а потом пошла,

но голова осталась,

как одно-единственное яблоко

на потухшем осеннем дереве.

С тех пор яблоко висит

и когда зацветает яблоня,

и когда появляется завязь,

и когда собирают яблоки,

и когда выпадает на голые яблоневые ветви снег.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Затем я увидел тебя, Катерина,

как шла ты с ребенком на руках,

переступала реки, мощённые не камнем белым,

а солдатским телом,

переходила поля, засеянные не зерном пшеничным,

а потом соленым,

шла через сады, в которых росли не вишни,

а матери с закопанными в землю руками …

Куда вела тебя твоя дорога?

Ты и сама того не знала!

Ты просто шла над селами, городами,

над головами и века́ми,

над убийствами и рождениями,

над изменами и героями,

над очами и отчаянием.

А на плечах сидели черные птицы,

черные птицы печали.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Зачем я, Катерина? — тебя спрашивал,

умывая руки в черноземе весной,

слушая, как поют жаворонками звезды,

трепеща своими острыми крылышками.

Зачем я, Катерина? — тебя спрашивал,

когда падал ком глины на крышку

гроба товарища, погибшего в шахте.

Зачем я, Катерина? — тебя спрашивал,

когда плакала мать над мисками,

насыпая в них нужду.

Зачем я, Катерина? — тебя спрашивал,

когда низкое небо опускало крылья в траву.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Растворились стеклянные двери дня,

и ты снова пришла ко мне, Катерина,

синеокой девушкой,

стеклянным подснежником на мартовском солнце.

Я ходил с тобой в стеклянные от птиц рощи,

я слушал твои волосы, которые гудели шмелями,

я целовал твои открытые, как краешки чашки, губы.

Тогда я узнал твою молодость, Катерина.

Тогда твое, Катерина, лицо вросло в мое,

как врастает яблоко в ладонь,

чтобы навеки нам, Катерина, быть одним лицом.

 

Ты всегда была радостной,

как стеклянный подснежник на мартовском солнце,

но на твоих плечах

сидели черные птицы,

черные птицы печали.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Катерина, ты стала моей суженой.

Мы сидели рядом в красном углу в светлой светлице.

На нашу свадьбу собрался полный дом людей.

Это была наша родня, односельчане.

Лица их менялись с одного на другое:

знакомый сосед становился незнакомцем,

в незнакомых лицах я узнавал черты своих знакомых.

Столы ломились под мёдом-вином.

А посередине стола катилась буханка

и невесть почему стала вытягиваться в гроб

с бумажными цветами,

а в гробу я увидел тебя, Катерина,

мою суженую, похожую на мою сестру.

За столом весело плакали люди.

Я громко вскрикнул —

никого не стало в светлице,

только ты рядом,

а на плечах у тебя черные птицы,

черные птицы печали.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Катерина, когда я нашел тебя

подснежником стеклянным на мартовском солнце,

теперь, когда ты от меня ушла

после нашей свадьбы, которой не случилось,

я не знаю, какой и где тебя искать.

Но всегда я тебя узна́ю в печали.

Ты приходишь ко мне

с черными птицами на плечах,

с черными птицами печали.

 

черные птицы свили свои гнезда в моих глазах

черные птицы щебечут в моих глазах

черные птицы застят мир своими черными крыльями

 

Катерина, ты приходишь будить меня к делу

своими высокими колоколами.

Катерина, ты приходишь раскрывать

мои кровеносные сосуды в обмелевшие реки.

Катерина, ты приходишь звать меня идти

на маленький кружочек солнца в вышине.

Катерина, черная печаль!..

 

Забелеют снега,

и в снегу,

в травяном гнезде

выведется птенец.

Неужели черной птицы,

черной птицы печали,

которая вечно сидит на твоих плечах,

Катерина?

ПРОКЛЯТЫЕ ИЗ КАМНЯ

проклятые на тысячу лет

быть камнем

по окончании проклятия

выходят из камня

с каменными лицами

усаживаются за каменными столами

каменными руками

разламывают каменный хлеб

говорят каменные слова

для тех кто не слушает

их каменные речи

изготавливают из бетона

каменные мешки

РАЗДЕЛ ИМУЩЕСТВА

без судебных исполнителей

самостоятельно

здесь происходит раздел имущества

 

зеленая резиновая лягушка

руками заинтересованных субъектов

разрывается пополам

 

игрушечный грузовик

топчется ногами обоюдно

 

детская книжка

зубами родителей

разгрызается пополам

 

кубики совместно

выносятся в мусоропровод

 

оловянные солдатики скопом

высыпаются в раковину на кухне

 

мяч обеими сторонами

втискивается руками в унитаз

 

надутый детский шарик из обеих рук

выпускается в открытую форточку

 

и долго после этого события

заметна над городом

зеленая

детская слеза

* * *

старик

маленьким мальчиком

заглядывал в дупло

старого дерева

из любопытства к тайнам

мира

 

теперь лицо старика —

старое дерево

из дупла которого

выглядывает маленький мальчик

в глазах у которого

вместо любопытства

страх

* * *

младший брат бежит из плена чужой тишины

разбивает яйца птиц беспокойства вьющих

гнезда в далеких садах

держит в руке голубой и зеленый карандаш

красный отточенный оставляет истекать

кровью в коробке

копыта коня отдаются звоном среди

стенок стеклянной крынки

где дети где дети смеющиеся над

чумазыми щеками мячей

чтобы разбить этот день прикованный к склону

скачи конь пиши первую строчку

ее прочитают корни

БОЛЕЗНЕННОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

Белое перо птицы

чье имя забыли люди

долго зеленеет на белой стене глаз

 

С широко раскрытыми глазами

тишина высевает цветы

с зеркальцами лепестков

куда больно заглядывать девушкам

НАПРАВЛЕНИЕ БОЛИ

Чтоб было больно, я открою правдивые двери,

а зайду совсем не туда, куда шел.

И тогда появится боль, и я не буду знать,

куда спрятать ту блестящую монету,

чтобы и самому не видеть:

зашить в пуховую перину,

бросить в копну сена,

или положить на дороге, чтобы сороки забрали?

Променяю мою блестящую монету на конька,

начну свистеть, может, подумаю, что мне не больно,

ведь на глиняном коньке разве далеко ускачешь!

* * *

ты начиналась снегом

падающим на плечи

тише поцелуя

 

ты начиналась от моих губ

на которых покоились уговоры

нежнее снежинки

 

ты начиналась сказкой о птичке

у которой был домик в кустах

а теперь ей негде спрятаться

 

ты начиналась сегодня

и несмотря на двое часов

обещала не кончаться

* * *

Стареть, каждый год пополнять

интимную коллекцию на чердаке

еще одними стоптанными ботинками

менять стертые деревянные ложки на новые,

шлифовать колодезные во́роты,

становиться серьезными,

играть по-серьезному

в семью, в обязанности, в мужскую дружбу

и не верить снам,

где куклы разговаривают, как люди.

* * *

В этом городе я чувствую, что кого-то нет.

 

Своевольно займу телефонную будку

и стану звонить во все концы города,

и отовсюду мне будут отвечать

мои знакомые (которым я перебил утренний кофе),

извещая, что они и живы, и здоровы,

но я знаю, что кого-то нет

и туда никак не позвонить.

Загляну во все подъезды, квартиры,

общественные учреждения — надеясь встретить

того, кого нет.

Поднимусь над городом, спущусь в метро

и не найду.

Пойду в кино и на танцы,

пойду под окна высоких домов,

пойду в магазин детских игрушек,

но нигде никого не найду.

 

И тогда я узнаю, что в этом городе

нет меня самого.

Перевод с украинского: Александр Авербух