Кошка Майкла Гамбургера
Энн Бересфорд
Кошка на ветке груши
под самым окном
с отражением
красного абажура,
в вечерней тьме
вытянувшийся, белый
зверь, захотевший
запрыгнуть ко мне, —
различает стекло.
Незримая граница между мной
и её взглядом.
Гёльдерлина на столе
(толстые дополнительные тома)
и стакан апельсинового вина
(Джейн его делает сама)
ей не различить, только
противоречие между
прозрачным и твердым, минуту-другую
она перед ним устоит,
пока прыжок в темноту
не упразднит осознания.
Бессмертный
Гладко зачесаны
снегом —
искристой метелью
мраморные волосы
Подо лбом
вместо глаз
до самых костей
прозрачные топазы
Так плотно сжат
что между губами
ломались резцы
мраморный рот
Мраморную шляпу —
в мраморную руку
мраморную ногу —
в мраморный ботинок
медлит он целую вечность
прежде чем твердым шагом
отделившись от собственной тени
ринуться с пьедестала
Тридцать лет спустя
Час Пана в Берлине, и все
от полуденного зноя в леса,
на озёра удрали, наконец опять тишина
в затемненной квартире.
В просвете между штор мелькает
за годами, шумящими вслед за детством,
другое лето, там густые
деревьев тени черны.
А на стене сквозь стекло картины
не пробиться и шороху, прежнее небо
застыло над проселком, и луг
всегда зеленеет, как если бы
в том давнем январе
не падал снег, не выпадал
ни в одно былое лето, и тишину
не разрывал грохот орудий.
У грёз нет времени. В нашем парке
каждое дерево пересадили из рая, там
кто-то играет — верно, мёртвый уже,
мальчик-старик, всё желтей его фото.