Она собирает травы речи: ключицы воды, леворукие сны, лица, просыпанные, как мука, снежок жалобы, песок обид. Немного сухой, перетертой в ладонях змеиной кожи, щепоть огня.
Она перебирает четки шепота. Она подвязывает к веткам разрозненное небо, как разноцветные лоскутки на память.
Она бродит вдоль стариц реки, вдоль тихих мерцающих реликвий заводей — там, где еще дышит вода речи, где она не вышла еще на сушу, не вышла в люди, не распрямилась.
Она живет в солнечном мороке, она сама — его мара, она живет в самаре ночи, где небо цветет, как папоротник. Где с птичьего полета расплетенная река похожа на сброшенную змеиную кожу. Целым народом змей сброшенную после их свадебных игрищ. Она помнит их по имени — каждую. У нее та же пластика — в речи. Она чувствует мир термотактильно. Она обвивает ветки животом и видит в инфракрасных лучах.
А днем она библиограф. Что вверху — истина, то внизу — см. библиографию. Это и схима ее, и работа. Она живет в осеннем лесу книг. Стоит у окна леса и, подняся озябшие руки к губам, дует в листок, в корешок, как белка в орешек.
Она возвращается к ночи, разводит огонь, готовит горькие травы, настойки речи. Шафран и корица, гвоздика и тмин, красавка и беладонна…
Она расчесывает речь сзади, не видя ее лица, расплетает ее, босоногую, простоволосую, развоплощает голос.
Ее письмо похоже на лист, которым играет ветер, — то опустит на землю, то подхватит и вновь перекладывает в небе из руки в руку. От кого письмо? Нет адреса, оборван. Кому? И этого края нет. Клочок письма с оборванными краями. Но оно, пока ты спишь, прижалось к твоему окну, скользит по стеклу, проступая буквами.
Или это снится тебе? Эта сновидческая гомеопатия речи. Эта несжатая полоска света меж сном и явью, меж словом и смыслом. Эти венки зыбкого света, плывущие по воде. Эта офелия филологии.
Она относится к словам, как текучая тропинка ручья к камешкам и древесным преградам на своем пути: они затекают ею, и она вбирает их форму, но не сливаясь с ними.
Имя ее начинается с утраченной буквы. Буквы, выметенной из русской азбуки. Буквы, похожей на перламутровую стрекозу, свернувшую хвост колечком над мшистой водой. Ер-мошина.
«Круги речи» названа ее книга — с тем же эхом утраты над мшистой водой. Круги руин — Борхеса. Ноль, расходящийся по воде, — Хармса. Центр круга, который везде и нигде. Бог круга речи.
Говорят лишь утраты.
17 
