ISSN 1818-7447

об авторе

Ольга Виноградова родилась в 1986 году в Москве. Окончила Институт журналистики и литературного творчества и Государственный университет управления, в настоящее время магистрант Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Работала в библиотеке, в издательстве детской литературы. Посещала поэтические семинары Алексея Кубрика и Дмитрия Веденяпина. Участник литературных фестивалей «Стрелка» (Нижний Новгород, 2014) и «См. выше» (Ярославль, 2014). Сборник стихов «Цена деления» (2016).

Полутона

Votum separatum

Стихи Ольги Виноградовой очень полнокровны, витальны, причём эта витальность — и плотская, и вегетативная, жизненные соки бьют через край кожи или листа. Поэт пишет о «горячих пузырях новизны», её стихи — и есть эти пузыри, булькающее, кипящее варево ведьминого котла.

Этот чрезвычайно живой мир полон радости, радости именно потому, что он жив, а следовательно — потому что он смертен. Сама смерть здесь весела — зудящим стерженьком, зажатым в ладони жизни.

Стержень смертежизни — он же и стержень памяти, собственно, узловая тема литературы сегодня, но для Ольги Виногградовой и память витальна, телесна. Это не слова, не фотографии, не образы, а, собственно, плоть, цветок головы, который болезнь Альцгеймера обгладывает лепесток за лепестком — всё как на самом деле.

Жизнь брызжет плодами, продуцирует себя, и подборка Ольги Виноградовой начинается со строки «мы все хотели друг друга оплодотворить», а продожается тем, что «мы друг от друга забеременели», так что в животе оказываются и отец и мать, и — нет, это не живот Земли.

Ольга Виноградова пишет «улиточка уха раковины / самый неожиданный зверь». Пожалуй, эта улитка-улиточка прямиком переползла из поэзии минувшего десятилетия, из ранних стихов Ирины Шостаковской и Марианны Гейде, и вокруг полупрозрачно мерцающего свернувшегося тельца — метафизическое, а может — и религиозное, ну, скажем, околорелигиозное,  буйство той же поры, и разворачивается улиточка уха библейским свитком.

Библейский мир Ольги Виноградовой — преимущественно женский, праотцов и пророков видно из-за спин пророчиц и матерей, и, собственно, это и есть мир жизни родящей, жизни в прямом смысле творящейся, непокорной прядью обвивающей себя насквозь — «женщины прячутся в моих волосах, а я / снова и снова перехожу через мост…»

Евгения Риц

Ольга Виноградова

Под тимпан и патефон

* * *

мы все хотели друг друга оплодотворить

пчела — облепиховое дерево

(но у облепихового дерева есть пол

и если мужского дерева нет поблизости, то и пчела бессильна)

кот — траву под своим животом

я — безвинно кастрированную мной кошку

соседские мальчишки — меня

а мельник складывал своё семя в муку, пёк пирожки, заводил пластинки

и был удовлетворён —

жизнь кипела вокруг

и бессонные кузнечики пели

 

«зима пройдёт и весна промелькнёт»

 

крутились впустую педали велосипеда со спущенной

цепочкой, с грохотом падала в бесконечность колодезная цепь

когда лето прошло, мы спустились вслед за ней,

не оставив за собой горячих пузырей новизны

но лишь воздух потребности и грусти

 

пройдёт-промелькнёт

для чего мы нужны

для любви, для войны, для войны,

для контраста любви и любви

* * *

каждый день и каждый год

думать об одном и том же —

как же трудно разжать кулачок

если в нём твоя смерть — я не знаю,

если в нём твоя память — никак

(если встретимся, Сивилла,

подадим друг другу руки)

 

я не помню:

дат

последовательности

лица

какие книги я читала

детство

имена

 

но (и) я видела болезнь альцгеймера вблизи:

она забирает память лепесток за лепестком

но не целиком —

остаётся сердцевинка

 

сердцевинка в кулачке

и попробуй отпусти

 

(я хотела отпустить

я хотела объяснить)

* * *

весна никак не определится как она себя чувствует

сне́га уже нет асфальт сух

только вдоль бордюров лежат и не могут растаять смешавшиеся с землёй,

смёрзшиеся ледяные корки

из-под такой тянется лужа — как из-под пьяного

или старика, который не в состоянии подняться уже

растворится скоро

что ж, я его беды и не почувствую

я молод, двигаю ногами: дерево тень дерево тень дерево тень

 

мы можем почувствовать только степень:

нужность — нежность — ненужность

 

это приятное «мы»

и сразу строй фразы поменялся

вся наша жизнь — «разреши нас, фраза»

мы друг от друга забеременели

многие — признанием (во всех значениях)

а некоторые — детьми,

чтобы можно было рассказать им про весенний помёт:

про кроличков, хомячков, ледышки

 

они связаны так:

беременеют так, как мы выше, только так:

ледяные ноги прикасаются к чужим под одеялом, тонкий писк, и вот,

бутылочное горлышко, мы спасены

* * *

густой покрытый снег

образумившийся человек

он идёт на поводке

 

ищет папу ищет маму

вот же они сидят за столом

вот же они в животе моём

— (хлоп-хлоп — я по нему, как по бубну) —

как мигающие звёзды

 

аврам выгоняет своего сына, аврам убивает своего сына

праведный праотец авраам

говорит сыновьям:

ты слишком много о себе думаешь

 

хлоп-хлоп, как по бубну —

раскрывается живот

в нём бубновый валет и синий всадник и все 13

женщины неодеты, размазаны их груди, их самые тёплые части

мужчины в шляпах и не про всех понятно — кто мы, а кто они

и веселятся

* * *

улиточка уха раковины

самый неожиданный зверь завёлся

он показывал неоновые передачи

прямо в земле

квёлый его цветок

рожки-усики

перекопанный огород —

мы все не умрём просто станем другими

такая тёплая встреча будет

как вода

я и евреи райского сада

авром и мойше

ицик

и хесус (внезапно испанец)

рукой укажет на луну

смотри красива как бубен цыганский

как тимпан в руке мариам

мариам это я

трала-ла-ла, как поётся в одной из песен ея

* * *

день был воскресный такой:

утренняя служба — литургия

поход в издательство за заказом

книжники, распродажа, около синагоги

заказ не готов

но в издательстве маленький серенький кот

игривый тёплый можно брать на руки под живот

 

следующий день воскресный был такой:

утренняя служба, литургия (наш храм — не храм, мы снимаем комнатку, сейчас — в польском театре подсобку, она превращается в храм, как хлеб в плоть, так как отец яков служит там и мы стоим. это тоже около синагоги)

поход в издательство за заказом

заказ был уже там

и кот серенький

чуть больше чем прежде

опять на своём непоседливом месте

 

в полученной книжке миреле видит сон:

что средние века — это какой-то мрачный край, где жители стоят на улице и выкрикивают,

глядя на луну, какие-то никому не понятные слова.

И она тоже бежала одна через поле к монастырю,

где собралось множество кричащих людей, и хотела непременно узнать одно:

человек ли женщина или нет?

* * *

пророчица Мириам называлась также именами: Эфрат, Хела, Наара, Азува, Иериот, Цогар, Церет, Этнан и Ахархел

 

по разным поводам новое имя

 

когда она подурнела — стала Хела

муж бросил её — Азува

но после она поправилась, выглядела совсем молодой — отсюда Наара —

и она вернулась в дом мужа

новой женой

* * *

женщины прячутся в моих волосах, а я

снова и снова перехожу через мост — «в твоих глазах» —

как в самых дурных снах, где теряю то глаз, то кошелёк

 

на военной дороге столько машин

бабушки дедушки шах и мат

изъезженные тела

и я среди них — «в моих глазах» —

как пугало без ребра

 

с той стороны и с другой стороны

нет середины, скажи мне друг

вдруг

другого нет мира

другого нет дела

другого нет друга

вдруг

* * *

женщины прячутся в моих волосах

дам им убежище

как не дать

 

звёздочки звёздочки за окном

каждая ручками делает знак

 

знаю я каждую

как не знать

* * *

стихи про другую мировую —

про то как пошли на попятный

и стали жить в мире

неприятном, шатком

бездетном:

«может быть, сами сыграем в мяч?»

 

когда в гости приходят Гог и Магог

мы веселимся под патефон

бокалы вытерты подолом платья

ноги согреты тёплым полом

вот он земной уют

а несчастья не придут

не всё что написано случится тут

и не всего стоит опасаться