ISSN 1818-7447

об авторе

Дмитрий Аверьянов родился в 1984 году, учился в Санкт-Петербургском университете, жил в Севастополе, затем в Евпатории. Лауреат различных украинских поэтических турниров, победитель Крымского слэма (Симферополь, 2013). Публиковался в местной прессе и в Интернете, затем в журналах «Воздух» и »©оюз писателей». Первая книга вышла в 2016 г. в киевском проекте «Лоция», на её текст написана камерная опера композитора Алексея Шмурака.

Новая карта русской литературы

Само предлежащее

Мара Маланова ; Дмитрий Аверьянов ; Анна Румянцева ; Максим Желясков ; Тамара Ветрова ; Оксана Васякина ; Полина Барскова ; Ростислав Амелин ; Денис Макаров ; Алексей Александров

Дмитрий Аверьянов

Между предметами и явлениями

* * *

Мысли в голову пришли,

белые и бежевые;

 

и кто бы мог подумать,

что и в этот раз так случится,

 

что снова попаду я в ловушку —

задумаюсь о мыслях,

 

и станет мне, как Гамлету

с мышами в голове.

* * *

Сообщение пришло,

а там —

розовощёкий перенос слов

и тёплые отзвуки голосов:

смотри — один теплее,

а другой — и вовсе

пропадает;

 

остаётся

прошлогоднее сретение

одного с другим

и первого с первым;

 

и вот они

опять сталкиваются,

и каждый —

рисует себе по-новому

свои значения,

обрадовавшись, опечалясь.

 

А в сообщении —

совсем ещё бумажный,

румяный

перенос слов

и доброе слово в дорогу.

 

А вдогонку —

бесконечный рассказ

о том,

как переносятся свойства

между предметами и явлениями,

 

и что выглядят они,

как рассыпанные фломастеры.

* * *

В окне автобуса увидишь

ялтинский красный лук,

небольшие такие костерки;

 

не обжигающий, не острый —

а даже сладкий, салатный, красноватый,

и конца ему нет,

 

сколько глаз видит — везде попадается:

вот, — а вот уже и сам показываешь

на эти костерки, разъясняя:

 

это ялтинский лук, салатный,

на вкус он сладкий,

совсем не острый, очень вкусный;

 

вот эти вот костерки.

* * *

Из вечера в вечер

кидалась на меня чёрная собака,

и хоть мы были знакомы с ней десять лет —

продолжала набрасываться,

 

будто каждый день —

есть некое повторение предыдущего;

 

а сегодня она не кинулась —

и я почувствовал,

 

как растекается во мне

её чернильное пятнышко,

лижется во мне её тёплый уголёк —

и я смотрю, смотрю

 

и оторваться не могу

от её умных глаз.

* * *

Сегодня проходил мимо бассейна

и представил зачем-то, что стенки нет;

увидел, как бултыхаются мужчины,

как прыгают с вышки дети, как им хорошо.

Но вместо того, чтобы порадоваться,

мне стало ещё хуже. И холоднее.

А стенка всё не появлялась.

Но и вода не вытекала.

* * *

Сначала играл на балалайке,

а потом приснилось, что я на судне,

на мостике, и приборы все отказали,

и я бегаю из угла в угол — и стучу,

стучу в стёклышки приборов,

и палец мой уже болит указательный —

а я всё бегаю, всё стучу.

* * *

Слева была обычная себе радуга,

а на доме была — ослепляющая,

продолговатая, неправдоподобная

жестяная труба, и была она такая,

какой не бывает никогда, она была

прямо после дождя, на доме, и никого

не было, кто бы ей помогал, кто бы

её держал. А по ней, внутри неё,

по краям, сокрывшись от наших глаз,

пробиралась, не торопясь себе, она,

чистая, изумлённая, как слеза,

прохладная, серебристая, живая,

дождевая вода.

* * *

Шагает пёс среди берёз

во влажный теплый день.

У пса такой же точно нос,

как этот летний день.

 

В лесу качаются кусты

во весь неважный рост.

И точно так, как те кусты,

у пса качался хвост.

 

Ушел наш пёс, ушел ни с кем,

его поступок прост.

Он слился с лесом насовсем:

он стал и лес и пёс.

* * *

А можно ли быть

таким невосприимчивым к ядам,

как ёж?

Можно ли найти гадюку и убить её так,

как сделал бы это ёж?

Не гадину.

Чётко понимая разницу, убить.

Без злобы.

Как сделал это Брем.

 

Можно ли перемещаться так, как ёж?

Знать все пути: оттуда и туда. И обратно.

И даже туда. И назад.

 

Дышать, как он. Глубоко. Как бы нырять.

И знать, что ты защищен.

Быть всегда как бы за пазухой;

как бы у Бога.

 

Не признавать каштаны,

недолюбливать розы.

Любить тараканов за то, что они съедобные;

любить пеликанов за то, что они музыкальные.

Как шкатулки.

Любить Братиславу за то, что она дружная.

И вообще любить словаков.

Просто так. По доброй натуре.

 

Делать два выхода в своей норе.

Один из них запасной.

Как в кинотеатре. Ничем не хуже.

Даже несколько лучше.

 

А ещё — хорошо чувствовать запахи.

Но чувствовать в то же время себя неловко:

не в своих, что ли, рукавичках,

не со своим, что ли, узелочком;

будто и нет вовсе никаких иголок,

будто один ты во всем мире.

 

Он любит —

жить долго, не знать бед.

 

Вы любите —

наступать на него в резиновых сапогах,

согреваться его мягоньким дном.

* * *

Сковородка, её отождествление со светилом, её абсолютность;

её полезность, её холодная рука, горячее тело, доброе сердце.

Нож-открывашка, его постоянная готовность, собранность;

обдуманность всех его действий, склонность к великим открытиям

(бутылок с пивом, жестяных банок с рыбой, с паштетом из животных).

Стол, его умение постоянно находиться в душевном равновесии;

его умение претерпевать локти, блюдца, перец-горошек, взятый из супа;

его четыре ноги, его роковая схожесть с тушами, разделанными на нём.

Стул, его роковая схожесть со столом. Его зазорное имя. Темное прошлое.

Сияющее будущее.

Плафон, его умение сдерживать, умение рассеивать, скрывать.

Лампочка, её красивые волосы, опять же сходство со светилом, её идейность.

 

Сковородка, нож-открывашка; общая черта — деревянные руки.

Стул, стол; общая черта — деревянные ноги.

Плафон, лампочка; общая черта — сияющее будущее.

 

Сковородка, её отождествление со Сковородой, её философия,

умение нравиться всем; её поразительная схожесть с сотней гривен;

её доброе сердце.