* * *
Мальчик подходит медведю вполне.
Что там горит у него на стене?
Цифры последние, шифр дорогой,
След башмака с деревянной ногой.
Взял инструмент и послушай сверчка —
Бабочка бьётся в авоське сачка.
Что в глубине лабиринтов твоих
Встретишь, железную дверь отворив?
В каменной кладке бумажный цветок,
В глиняной кадке помятый квиток,
Спиленный рог и обломанный клык —
В треснувшем зеркале хитрый старик.
* * *
Звук улицу наденет наизнанку —
Не повернуться в кухне ключику,
Чтобы понять, где, стопку опрокинув,
Сон плавниками паузу взбивает —
Нет, не зима, но колокольчик дзинь…
Вот лужи обметало. Сквозь ледок
Ментоловый луна испуганная смотрит
На вычитанье птиц из будущей листвы,
Откуда холодом разит, — пьёт, не напьётся
Воды упрямой сквозь ушко стальное.
* * *
Не футбол, но уже и не классики:
Кто кругами прошёл стадион, —
За трибунами плющит пивасика
Под волнующий трепет знамён.
А придашь ускорение баночке
В неосвоенном, словно пустырь,
Где смешливые кружатся бабочки
И подстрижены в осень кусты
Возле стройки с неловкой оградою, -
Чтоб тревожиться за результат
Смысла нет, потому как обрадуют,
Отыграют жестянку назад,
Непонятно откуда, как в телеке,
Появившись с любовью своей
В одинаково порванных тельниках,
Словно клоуны из дю Солей.
То ли ангелы, то ли десантники,
Трудовые резервы, бог весть…
Встань и ты у ворот палисадника,
Защищая дворовую честь.
Что смеёшься, трясучка вагонная,
Вспоминая чумной парадиз? —
Там стекло зазвенело оконное
И посыпалось искрами вниз.
* * *
Гетто курильщиков возле дверей.
Эхо нырнёт в дымовую завесу,
Ведьма зимы нарисует зверей
Лапкой куриной на краешке леса,
Что начинается здесь за углом.
Тайное слово случайно разбудит
Дождь подметающий, праздничный гром,
За руку схватит и выведет в люди.
Всё приготовлено к встрече, пока
Дыма осеннего тонкая стенка
Держит, и сыплется наземь мука,
Как потянувшая мышцу спортсменка,
С облака, не охлаждённого до
Нужного градуса. В плёнке тепличной
Соль закупается. Пойман с поличным
Первым подставивший небу ладонь.
* * *
Живёшь неведомо зачем и бог о чём поёшь,
На ум приходит иногда винительный падеж,
И переспрашиваешь, и не веришь самому —
О том, что происходит здесь, пролистывай талмуд.
А там, в заоблачном огне, нескучно продлевать
Цепочку тающих следов, зеркального себя
И вставших на крыло цыплят, и дыма сталагмит
В одной из карстовых пещер, куда прольётся мёд.
Как будто кто-то говорит: набрали в рот стекла,
И кровь становится светлей, шустрей на целый литр.
И лучше видно: под землёй, как червь, бежит тепло,
Как скорая, туда, где громче всех у нас болит.
* * *
Подглядывая мысли кучевые,
Свой бестиарий заведёшь нескучный,
Отправишься гулять в полночный сад,
Хрустя стеклом использованной тары,
И местных наблюдателей спугнёшь.
Тыгдым-тыгдым, на деревянных ножках
Сыграй мне о подземном переходе
Былую песнь, пока часы стоят.
Подслушивая, что они молотят,
Корми с руки послушливую стаю.
Червь реактивный выел сердцевину,
Где вместо пламенного колеса внутри
Теперь луны неабсолютный ноль
И набережной свежая решётка.
Откроешь рот — и вылетает птичка,
Промахиваясь в мёд и молоко.
Слоны, киты и прочие атланты…
Вокруг — осенней жизни невесомость,
Кленовый лист, замоченный в сиропе
По тайному приказу президента.
Кость теменная выкрашена в синий
Уютный цвет, заросший родничок
Напоминает о себе, как в детстве,
Подсказывая небо с мятным вкусом.
Вести
1.
Опальный снеговик, к вопросу о матрёшках —
Мы снова во врагах за броневым стеклом,
Остались при своих деньгах и журналистах,
Пока они его готовят к Эквадору.
Нет никаких причин считать до десяти,
Кофейный автомат, случайные зенитки
На подступах к труду и обороне, детка,
Секретный олигарх, пока не передумал.
2.
Охотник сходил на субботник,
Фазан уж своё отсидел,
Когда мореплаватель-плотник
В наколках стоит не у дел
С дымящейся весело пушкой
И трубкой бесовской в зубах —
Все заняты новой игрушкой,
В плену мимолётных забав.
В кармане шевелится евро,
В Европу слетелись быки,
Рекламное время — на Первом,
И ты отдохни, не беги…
* * *
По случаю близкого ноября
Фонтан перед цирком одним глотком
Осушен. Увядший его цветок
В причудливой вазе ржавеет и
О чём-нибудь говорит тебе:
Что собран второй урожай монет,
Осыпался мост, телеграф строчит
И бабушек взвод с шерстяным носком
У входа апостолу вразнобой
Железнодорожный лабает блюз.
Бесхозные звери, окаменев,
Следят за тускнеющей пустотой,
Где нищенку потчует профсоюз
И тополь, ответный сдержав удар,
Гуляет на весь золотой запас.
Нарублено сто килограмм трески,
Бегущей строкой обвивает стан
Колхозницы спелой, как монгольфьер,
C корзиной — дешевле уже куда, —
Когда возвращается их десант.
* * *
Из Дзержинского вынув чеку,
Кто кидает идеи в толпу,
Как железный орешек щелкун,
Вороных разгрызая табун? —
Гимнописец, махровый гимнаст,
Тенорком проберёт жестяным
И при встрече руки не подаст
У великой кремлёвской стены.
Всё бы вам, дорогие мои,
Только детские книги читать
И целебные бусы молитв
Да бессменную «феличита»
На суровую нитку с иглой
Добавлять, пропуская в эфир
Перед самой военной игрой,
Добывать обескровленный мир.
Есть в Саратове карточный долг
С прохудившейся где-то трубой.
Пионэр, обратясь на восток,
Поутру возвратится в запой,
На плече поправляя кайло,
Рюкзачок, где зайчонок сидит, —
Потеряет почти полкило,
Нагуляет в ночи аппетит.
Наши мёртвые нас не пасут,
Но, отбросив взрывною волной,
На пружинящий ловят батут
Командирский состав основной.
Псалмопевец в компании дев
Обезвоженных едет в Берлин,
И луна, никого не задев,
В кипячёном стакане бурлит.
* * *
Кто с тазиком, кто с кружкою в предбаннике,
Внутри — раскочегаренный июль.
Легко представить, как, поддавшись панике,
На волю выпускает стайку пуль
Какой-нибудь майор, командированный
Навстречу наступающим войскам.
Армагеддон, как овощ маринованный,
К нетронутым ложится волоскам.
За сорок — это возраст в местном климате,
Привычка просыпаться в темноте,
Где главный врач — сейчас таблетку примете,
И наизнанку облако надел, —
Выходит прочь сквозь стену в отделении,
А жар за ним не успевает течь…
Но замечаешь, как садится зрение
Сквозь мошек ослепительных картечь,
Что бьёт в броню прозрачную, так истово
Диагноз подтверждая (всё к тому):
Пришла пора одеться во всё чистое
И выходить на свет по одному.
Всё б ничего, и даже простынь сброшена
И пущена на ветошь и бинты,
И солнце раскалённою горошиной
Докатится до финишной черты,
А там, в прохладном газовом свечении
Два силуэта, в арке прислонясь
К стене — не обстоятельств, но стечение
Встречают молча, но какая связь…
* * *
Обивая пороги, река растворяется в море таких же
Демосфенов, катающих камни во рту с имплантатом,
Чтоб потом в честной ракушке уха восстать ни о чём
Ровным гулом, из коего пена собьёт афродиту,
Что для офшорной зоны не новость.
Индекс к вечеру так упадёт, что уже не до сна тебе, варвар,
В тёплом номере Таймс с мисс Америка, речь провалилась,
Репетируешь скрипку в метро, это все возвратились на службу
К чашке утренней кофе с отчётливым привкусом нефти.
Для чего и преграды, — кивает обритый под ноль:
Эти быстрые сны и круженье под тёплым огнём галогенки
Учат в воду входить многоразово. Только в свободной продаже,
Круглосуточно, по интернет-переписке, на храм Посейдона
Сбор остаточных средств, бады, мази, крема натуральные, о…
* * *
Под крылом самолёта о чём-то болит.
Поражённую область помазав зелёнкой,
Где дорожную медь сохранил текстолит,
Ядовитое облако лезет вдогонку.
Как работает этот смешной механизм?
Глаз не радует, так, не особенно блещет.
Дождевая вода пробирается вниз.
Знаешь, есть ведь какие-то старые вещи
От которых тепло, так вот эти — из тех…
Вспоминаешь, как мёрзнул от окрика в тёмном
Коридоре, как ходит стекло, запотев,
Под порывами ветра, как плачет котёнок,
Как дымит, густо кашляя, чья-то труба.
Кислый воздух огни городские оближет,
И хрустит, словно выпавший снег, скорлупа
Под ногами, и небо становится ближе
С каждым днём. Копирайт — как потёртый винил.
Оперившийся так залетел, что на плате
Все кондёры полопались, я б починил,
Но боюсь, что полученных знаний не хватит.
* * *
Задумчиво переставляя
разноцветные фишки зонтов,
дождь никуда не спешит.
* * *
Эту ли сельдь областного посола
Кушали при министерстве культуры?
То-то томилась она в молоке,
Кольцами лук завершал олимпийский
Слёт, а на сладкое — сдобный кулич.
Здание ТЮЗа, былое тю-тю,
Не до поэм из стекла и бетона.
Спой-ка про стерлядь, про детство вождя,
Ты уже весь как навозная муха —
Грезишь, октябрьские дни предвещая…
Что разлюбезная и овощная,
Чем удивишь, на гармошке горланя?
Эту ли воду носили во рту,
Лишь бы случайно не проговориться?
Врач возражал, но слегка: те-те-те!
Памятник от благодарных прохожих
И продавцов-нелегалов с Сенного,
Эту ли, спрашивай, кушали рыбу
В прошлый четверг? Дорогие коллеги,
Авторитетно могу сообщить, —
И в доказательство им предъявляет…
* * *
Вторая соколом летит, одолевая
Неплотный, как вода, тяжёлый, как свинец…
Кто во главе стола в стаканы подливает,
Он ни в одном глазу — и на дуде игрец,
Бессрочный, как туннель в конце дневного света,
И поймана губой колючая звезда,
Наклеена едва, как фотка в стенгазету,
Покуда есть ещё свободные места.
Трезвеешь невпопад, повсюду видишь осень,
Убитый механизм бессмысленным трудом
Везут на переплав, плутая между сосен,
Чертя небесный знак оттаявшим прутом.
* * *
Таракан совершенно раздавлен,
А в стакане с вареньем — оса,
И на крупного зверя поставлен,
Как будильник в четыре часа
Кашпировского. Швы рассосутся,
Сны растают в одной из кювет,
Потечёт из худого сосудца,
И охотник негромко кивнёт.
Кто-то ломится, куст подминая
И тревожную паузу для,
Там работа идёт подрывная,
Поднимая в атаку отряд.
Здравствуй, время полуночи после
С молчаливым ведущим эфир!
Жил у бабушки серенький козлик
И сурок по прозванию Фил.
* * *
Куда ни кинешь — звон разбитых стёкол,
На родину прощальный телевзгляд,
Счастливые не наблюдают в щёлку,
Пригубливая этот сладкий яд,
А сообща торопятся на выход,
Как Наутилус из пучины вод.
Кто нахлебался, продолжает выдох,
Из горлышка прольётся у него.
Где ни замрёшь, тебя разыщет эхо,
Мобильного короткие гудки.
И, если ты сорвался и уехал,
Сломай станок, холстину перетки.
* * *
Вот первый, тающий во рту
У города, в последних числах
Ноябрьский снег, на паспарту
Небес наклеенный без смысла,
Для рамочки, пристойный вид,
Да, так — в теплице застеклённой
У форточки. Фонарь горит,
Мелькают тополя и клёны,
Раскачиваясь, как во сне,
Вагонной жизни подражая,
В их монотонной новизне
С приметами неурожая.
Что после этой посевной
Взойдёт, где тьма непроходима,
Где ночь подкрашенной стеной
За кислою прокладкой дыма
Стоит? Какого мятежа
Ждать от ветвей угольно-чёрных,
Свет кукольный не удержав?
Что вспомнить надлежит ещё нам?
Какие заучить слова,
Чем запастись на долгий месяц,
Чтоб не болела голова,
Когда с крутых съезжаешь лестниц?
* * *
Тянется хвост до моста из оврага
Там, где увязли в сентябрьском клею
Ножницы стрелок. Обернут в бумагу
Сон, чьё зерно пассажиры клюют.
Бредит кондукторша в лавке посудной,
Камень бордюрный с утра чёрно-бел.
Словно лекарство, в пейзажик простудный
Бодрой пчелой мотоцикл залетел.
* * *
Где пристальные голуби на резвых
Протезах и со сбившимся прицелом
Оттаявшие площади шерстят,
Пятидесятник с богом говорит,
Вбивая в поиск краденые буквы —
И получает адреса в ответ
Для спам-рассылки праздничных конвертов.
Уж глиняные скоро соловьи,
Сирени кустик, потеряв невинность,
На солнце жмурится, и закипает в жилах
Густая, точно кровь, простуда —
Как будто в замороченной Москве,
В кольце нас окружающих КамАЗов,
Спит бабочка прохладная, как утро…
* * *
Слишком много вопросов в отсутствие сил
Воплотить, проходя сквозь закрытые двери,
И двуглавую птицу паук укусил
В ожидание нового звёздного зверя.
Здесь готовятся к играм, возводят дома.
Эскимо, эстафетная палочка, лента
Терпеливой реки лет пятнадцать тому…
Подсчитай, что осталось, в рублях и процентах.
У кисельного берега горкой — попкорн,
Ветер носит слова, что звенят на морозе.
Проверяющий в спальный садится вагон
И ответное чувство в кармане увозит.
40 
