EXOTICA
1. Петрополис
Из !
рыгающей лавы Рио
Чем ближе к нему — тем холоднее, чем
Усерднее фыркает вялый автобус-чёлн,
Тем агрессивнее зелень и бель тумана.
Станция возле рынка. Крик умоляющий: «Лук! Лук!
Самый дешёвый сегодня сладкий!» Ляг! Ляг!
На мостовую — к псам — что ж это, батюшки, за подмена?
Над площадью — основатель династии Педро I,
Подведённый патиной и гнильцой
Изогнулся опёрся на post-фаллический пестик с post-имперской ленцой
Проигрыватель минувшего проигратель кода
Город трёх реставраций растёт сквозь него что куст
Многогубой камелии. Он пуст то есть пуст да густ.
Он захвачен беседой: «Какая у нас погода?»
«У нас погода благословенна!» Протяжна влажна сера́.
Приползают сюда за зябкостью за простудой.
Белесые словно нити плесени вечера
Расползаются кружевом на сутулой
Императрице Амелии. Жестокая булава
С жемчужиной прободает бархат насквозь, и время
Замерзает в Петрополе
Как лава
По извержении
Как необязательные слова
По извержении,
Как портрет императора-неудачника в драгоценной раме.
2. Падение Петербурга (1864)
Теперь настало время петь
Как мы объяли нашу смерть,
Про то, как Грант и Ли
Свои нарядные войска
Вкруг Петербурга, вдоль песка
Ликуя увели.
Так вдоль песка и вдоль реки
Текли и лопались полки
Как пузыри как поплавки
С широким звуком иии
И те, кто были в голубом,
О землю бились тёплым лбом,
А те, кто в сером, бым и бам
По жерлам разнесли.
Так в кратер был заложен вой.
И Ли с повинной головой.
И Грант с ботвинной головой.
Смотрели как живой
Вставал Шестой и шёл Шестой
В рассветной шаткой мгле.
И как всего-то час спустя
Весь полк, как жалкое дитя,
Лежал, как в морге на столе,
Раскинувшись, блестя.
Их Петербург, надменный сруб,
Как чушка пялился на труп
Южан и северян.
Подмыт широкою рекой
Он падал падал в свой покой,
В забвенье (род огня).
И Джеффу Ли сказал тогда
Опять вода потом вода.
Осада скука и вода.
И битва — без меня.
3. Ленинград
Великие, порою, бывают перемены…
Но, пламенные мужи,
Что значит этот сон?
Был Петроград — он хуже,
Чем Петербург, — не скрою, —
Но не походит он —
Как ни верти, — на Трою:
Зачем же в честь Елены —
Так ласково к тому же —
Он вами окрещён?
Набоков
Там, где переродился, там и скатился
В ладонь диевой дщери Елены
Благородной Башнеподобной
Безбашенной Бесстыдной
Стала она на ладони своей
В радужной оболочке
Тебя переносить
Из града в град
Из Спарты в Илион из Илиона в Египет
Ты возопил, наконец: оставь меня! Поставь меня!
Место моё определи!
Выдохнула она город тогда ей одноприродный
Такова была его острая вульгарность
Таков был прелести его раствор:
«Я — Елена Рябая Елена Любая
Любимая лишь за то, что я есть,
Что над морем сижу,
Далеко гляжу,
Никому ничего не скажу,
Ни как бежала с ненасытным дружочком, ни как вернулась обратно
В мужний дом,
Один мой серый глаз больше другого, на лице моём золотые пятна,
Я сижу на скале, имена на себе меняю,
Это имя — знак подчинения Деифобу, то — Менелаю,
Но есть у меня имечко одно такое,
Лёгкое —
Мне оно ещё неизвестно
А ты уже мне его несешь».
4. P. S. Петербург
«Видел я трех царей»
Бормотала она лёжа в траве, из которой на лицо по руке её переползали лицеприятные жуки, только ночью использующие вспышку
чтобы исполнить свою должность светлячка.
Трёх царей:
Каждый из них был возлюблен.
Удручён иссушен подавлен
Направленной на него любовью
Всё вокруг них было выжжено
Всё вокруг них было выжжено
Как ребёнок желает жалости
Так эти желали отсутствия, отказа, освобожденья
Они мечтали о меловом круге,
За который никакие молящие панночки не могли бы
Каждый из них дарил меня частицей своего
Остро взыскуемого вниманья
Каждый из них позволял наблюдать
Как натурщик замер запечатлённый на фоне апрельского неба
После увлекательной безнадёжной безжизненной ночи движений
Изглоданный моим желаньем
Разобиженный моим желаньем
Желающий бежать меня
Желающий бежать меня
К себе
Каждого из них я дарила
Своим исчезновеньем
Чтобы дверь закрыв
Ещё не нелюбовью (не всё сразу)
Но любовью к его нелюбви
Выйти на Литейный в шесть утра
Сонный солёный ласковый белый
Рождество в Иерусалиме
Д.
Стена
Невероятное разнообразье камня —
Сер чёрен рыж.
В оспинах, либо гладок что дивный лик.
Плоть скамеек, воротец, бесчисленных лестниц, крыш.
Переведённый временем долгий крик:
«Мне страшно темно мне больно мне ясно что
Я увидел Б-га и он был таков, что не
Я терпел так долго теперь почти хорошо
Я вошёл ворота и подошёл стене
Я прошёл губами и холод её и жар
Я узнал рукою её равнодушье мне
Я молил её насытить мой адский жор
И она рекла мне: иди на дне».
Дно и день и повсюду наплывы известняка,
Жолтого-золотого в трещинах и буграх.
Разнообразье камня вроде мне языка,
Вроде вязкого эха рвущегося, в горах:
Повторяй — камнем камню
Камнем стань камнем стынь,
Плечи губы из камня и сосцы и уста.
Белый каменный ветер упадёт из пустынь.
Из прозрачного камня загорится звезда.
Я теперь им подобна — и жива, и мертва,
И нигде, и повсюду, и своя, и ничья.
Жадный жук выползает из погибшего рта.
Жирный жук на поблекшей рукоятке меча.
40 
