ISSN 1818-7447

об авторе

Родилась в 1986 году в г. Нижнем Новгороде. Окончила филологический факультет Нижегородского университета, кандидат филологических наук (диссертация «Рефлексивность в языке современной русской поэзии (субъективация и тавтологизация)», 2013). Участвовала в поэтических фестивалях «М-8» (Вологда, 2007), «Дебют-Саратов» (Саратов, 2007), «Стрелка» (Нижний Новгород, 2007) и т. д. Первая книга вышла в 2013 г. Лауреат фестиваля «Молодой литератор» (Нижний Новгород, 2007), входила в короткие списки премий «Литературрентген» (2007, 2010), «Различие» (2014), Андрея Белого (2014, 2017).

Новая карта русской литературы

Само предлежащее

Нина Виноградова ; Владимир Стариков ; Станислав Снытко ; Егор Сковорода ; Хамдам Закиров ; Евгения Суслова ; Татьяна Аверина ; Михаил Бараш ; Виктор Iванiв ; Виталий Юхименко ; Станислав Львовский

Евгения Суслова

Видимое вразлет

Из цикла СЛУХ: МЕЖДУ КОРЕННЫМИ

                                      Н.С.

* * *

(Города теменные) между мертвыми

и живыми граница «воздух-вода»: и воды объектив.

 

Вдруг всю поверхность сметает — бездомный верх памяти. И что?

Там остался соляной пояс речи. Тянешь руки и без меня сквозь реберное стекло.

Смыкаются каемки крови

 

Владивостока и Крыма — сужается орган зрения в печени,

в легких уже располагается только взгляд, глаз не дотягивается вне испытания

даже до цвета.

 

Тело носит в себе контровый, носится с ним: курица с третьим крылом — перед орлом-то в боковине коровы. Мыслекостие: опора числа, оно обнимает вдох. В этом уходе по тебе плывет представление — задача: сделать неразличимым шаг, но находится

наблюдатель. Грубо сработанное землетрясение

 

заживает у нас на руках:

 

мало-мало нам этого, крохи его не подбросить обратно

в почву. Трещинки все буду помнить и степень их, степень их —

в расширении голоса

вертится весь объем скрупулезного храма.

 

Теперь наконец замолчи: навык «есть» — «навык» есть.

* * *

Теменное самоопределение: «имя значит сопротивляться»:

в невыносимой толщине фотокарточки крутится световой пояс, примыкающий к чернозему — ты помнишь, как голос луча рос в этой почве — все сходится в этом «ты помнишь».

 

Перевел его на неограниченную воображением плоскость. Жар возник

в «коридоре самого малого» —

более точное приближение темноты: экраническое заливает, целый потоп,

урон выбранной выбеленной стороне — направление сходится у чужеродных запястий — «держи память шире».

 

Из нее в голове только делать.

 

Исторический вывод в предмет. Тот, что машет, схвачен как связь,

припоминанье войны.

 

«Громоздится отшельник-во-сне на намеренье муравья» — от фразы кровь идет носом, если тень не проникает в ковчег наблюдения, отказ от нутра, припадок неразличимого в тебе союза —

 

ты просто спишь через поддерживающий образ полученного предмета,

который служит

стремительно: «смысловой засов».

* * *

Нежность схватывает удар на лету в любом помещении. Непроходимо тепло —

как от кожи оно отличается: назвать отвратимым словом,

отказаться от поступка его?

 

Кит выпевает оболочку орла — я выпеваю сухожилье отца:

 

родство торопится. Грелка воздушная на сердце многосостава — лицо еще. Представленье воды собирается через плоть потолка,

сходит в плафон, свет горит, его окружают горящие в глазах друг друга люди — «красносветная исповедь» ничего не стоит,

 

хоть руки на них наложи в знак прибежища. Очерк  прыжка связан со спинами:

«белый центр» разносит стук в кости, но после — уже — невозможно пленение.

 

В это же время кто-то другой может видеть подобное на макушке соседа:

сосед в любом случае равновесие держит-есть.

Из цикла СРЫВАЕТСЯ В СОБРАНИЕ

* * *

                      Сестре

 

Сердцем как пуповиной просыпаешься. «Рассеянной буквой, а спаянным алфавитом»

примкни к моему поступку тебя. У значенья

совершенно невыдержанное начало. На выбор у мысли три вида.

 

«Переходный глаз взросления» только движение

считывает с этих замерзших рук — белизной конуру отцовского крика

согни в аорту, аорту-протовину,

ямы солнечной детских обмороков не выдай.

 

Этот завет множен уже на кретанье —

падчерица мышечная еще вдоль тебя сгибается, в секунду сворачивается судьба в поисках своего: «очаг — нет, а в грудном решебнике самосчиталось». Затем температура сна,

хоровая, прялка алых светосмещений в ванночке тела,

 

в фигуру зашита — до этого в ней оставалось убежище, боль ее, как вечер — покойника, проводила. Этот тусклый ход армий намеренья все еще в доле секунды подопечен тебе,

но из них выбираются по речевидной схеме в картину пожара,

 

доведенную рамой.

Она тонет в собственной ловкости, на хрусталике только обозначены люди,

по форме — как «клетка сгущалась».

Из цикла ВЫНОСЛЕННИКИ — ПАМЯТИ

* * *

Между оком и глазом

видимое вразлет. Мысль

заживет по памяти.

 

Мнился дом:окно, сон родству

приходится — тело близко качается

к вдоху, на его духу.

 

Мякоть перепончатых этих

софигур отдается по мне — петляв их передник,

крепнет в грудине и вколот

пастуший природок: звуковой, торопный.

 

Конченый проводник — кроветворец —

кланяется первейшей ношею,

сорванной со зрачка —

 

<спичку: серу, дерево, искру, полох> любит,

их вкручивает в моготу, в горящего

 

дурачка, вынесенного силой его —

в сердцевину пожарища.

* * *

Сплетал ранение гнездовое

в своем плече: на эхо оно раздыхалось.

Устроение — вывороток жертвы.

Оно выводит

проточный состав  глухо-сплошной минуты.

 

В гортань несется приют.

Изменение скорости вызывает щелчок — ожог

содержания: внутри всем досталось.

 

Отраженцы входят в свои глаза, в сон

под ключ. В сплетении солнечном то лицо

выбивалось из нормы: как

 

на желания тело свое разобрать,

перемещающееся?