Фло

После общего собрания фирмы он зашёл на кухню и, обнаружив, что кофейник пуст, понёс его наполнять к раковине. В дверь заглянул сосед по комнате и стал деланно смеяться, закидывая голову и показывая на Фло пальцем.

— Хе-хе, — говорил Йорг, — я хочу видеть, как вы поплывёте все вместе, котики.

— Увидишь, шеф ведь сказал, это будут снимать с катера, потом выставят на странице фирмы в Интернете. Только вот что здесь смешного.

— Ты не понимаешь.

— Чего это я не понимаю?

— Ты не видел старую итальянскую комедию, где была точно такая ситуация: всех сотрудников компании заставляют совершать массовый заезд-велопрогон только потому, что шеф увлекается велоспортом. Вообще достаточно смешная комедия, я так ржал в детстве, когда смотрел, вот и сейчас не могу удержаться. «Фантоцци» называется, не помнишь?

— Что-то такое припоминаю, — сказал Фло, — хотя не уверен, может, это был «Фантомас».

Он на мгновение задумался с полным прозрачным кувшинчиком на весу. В памяти возникла стена родительского дома, отец, устанавливающий на столике во дворе серебристый жужжащий проектор… Прямоугольник чистого света, потом знакомые фигурки: родители в отпуске, любительская съёмка, маленький Флориан, входящий в море, держась одной ручкой за мамину руку, другой за папину… Иногда отец показывал игровые фильмы, может быть, среди них был и «Фантоцци», в принципе это легко выяснить, потому что где-то они есть и сейчас, эти круглые железные коробки со старой плёнкой, лежат в сарае, надо будет попросить старика показать что-нибудь из хроники в следующий раз, если только аппарат не проржавел за столько лет…

— Ну, вспоминай, там ещё был такой кадр: Фантоцци писал на небе: «Шеф — мудак». Пальцем на небе, дымком таким, как от самолёта, вспомнил?

— Нет.

— Значит, не видел. Его ещё потом нашли, сделав графологическую экспертизу, заставили ползать…

— Бред какой-то, — сказал Фло и посмотрел на кофеварку, которая стала издавать громкие картавые звуки.

— Ну да, это дешёвая, трэшевая комедия, — согласился Йорг, — и тем забавнее, что мы в ней теперь очутились сами.

— Ну ты-то… умыл руки.

— Хе-хе, зато вы всё тело умоете, котики, все тела… Я видел нечто подобное всё в той же Италии, кстати говоря, в Градо, причём там был и заплыв и заезд… Сначала я увидел их в море — тысячи прыгающих рыбок, именно так мне в первый момент показалось, когда они все вынырнули из тумана — ручки пловцов…

— Из тумана или из воды?

— Был туман над морем в тот день, мелкий дождь, да? Я плавал там каждый день от шпиля до шпиля, а в тот день один шпиль поглотил туман, а потом и второй, дымка такая наползала с моря…

— Что ты несёшь.

— Там на берегу церквушка была, четвёртый век после Христа, между прочим. А в море что-то вроде дальнего буйка, то ли для людей, то ли для кораблей, было похоже на такой же точно шпиль, ну, как будто там под водой такая же базилика и шпиль торчит из воды, вот я и говорил Мони: я сейчас, от шпиля до шпиля… А потом я услышал, что эта стая в жёлтых шапочках, что они ещё и на велосипедах потом гоняют все вместе, не знаю, меняли они при этом костюмы, или в тех же самых, хе-хе… Такое многоборье по-итальянски, представь, тысяча маленьких фантоцци на велосипедах, старая фильма оживала прямо передо мной, — Йорг, смеясь, как бы покрутил руками в воздухе педали…

— Стало быть, плавать ты умеешь, — сказал Фло, — тебе налить кофе?

— Да, — сказал Йорг, подставляя чашку, — надеюсь, ты меня не выдашь.

— Я нет.

— А я больше никому не скажу.

— Ну, а если встретишь кого-нибудь в бассейне.

— Так а я не хожу в бассейн.

— Никогда?

— Никогда. После того, как посмотрел передачу, в которой рассказывали, какой там в среднем процент мочи.

Фло, вместо того, чтобы отпить кофе, поморщился и скептически посмотрел на Йорга.

— Если верить всем передачам… Ну, или в отпуске, — сказал Фло, — господин Заутер вдруг вынырнет возле тебя — представь.

— Вероятность нулевая… Да, но прикольно, что я видел это сначала в итальянском кино, потом в Италии, а потом ещё вся эта форца притащилась прямо сюда…

— Вот видишь, ты сам подтверждаешь: мир мал, и значит, вероятность есть… Но при чём здесь форца? Ну, то есть политика-то тут при чём?

— А Форца Италия давно уже не связана с политикой… Как писал недавно Жижек в «Зюддойче», форца Италия давно уже не партия, а спортивный клуб.

— Ты что, читаешь Жижека?

— Я читаю «Зюддойче».

— Но я не вижу в этом ничего плохого, — пожал плечами Фло. — И ты ведь не хихикал, когда мы вместе ходили в горы, играли в боулинг или минифутбол, ну то есть в последний без меня, потому что, как ты уже знаешь, я не люблю футбол любого формата…

— Респект, — сказал Йорг, — за то, что ты это не скрываешь, я-то футбол обожаю, но респект, респект, говорить такое сейчас, как раз, когда наша сборная без пяти минут… — и он постучал по деревянному кухонному шкафчику. — Однако в футбол, чтобы играть, нужен коллектив, это естественно. А вот эти массовые заплывы, забеги, заезды… Это я пропускаю, это без меня, от этого веет чем-то прошлым — какой-то тухлятиной.

Фло подумал, что круглые железные коробки, в которых хранится киноплёнка, похожи на консервы… Он что-то вспомнил и хотел спросить, не в этом ли фильме герой получал зарплату булками, которыми набил весь дом, все ящики, и даже стиральную машину, и они там окаменели, булки, — что-то такое мелькнуло у Фло в памяти, но ему это было неинтересно, тот это фильм или не тот, и он сказал:

— Ничего подобного. Просто я люблю плавать и с удовольствием поплыву со всеми. А если бы не хотел, то и не плыл бы. Никакой принудиловки в этом нет, всё совершенно свободно, если учесть, что из семисот сотрудников плывут только двести. Я не верю, что все остальные не умеют или плавают так плохо. Просто кто хочет, плывёт, кто не хочет, не плывёт.

— Ага. А не ты ли только что стращал меня тем, что где-то на Тенерифах всплывёт наш преподобный…

— Я пошутил, конечно.

— Неправда, ты не шутил, ты мне ещё накаркаешь чего доброго этими своими шутками…

— Ладно, — прервал его Фло, — пойдём работать, а то нас выгонят на улицу обоих, независимо от того, кто плывёт, а кто нет.

С улицы, если проезжать мимо здания «Заутер&Партнёр», комната, в которой сидят Йорг и Фло, хорошо видна вплоть до самого дальнего её закоулка — угла над шкафом, в который вписан зелёный шар.

Инсайдерская информация о шаре такова: когда Йоргу надоело (следуя совету ортопеда, к которому он обратился с жалобами на боли в спине) сидеть на мяче, он пересел на деревянный стул, мяч же стал кататься по комнате туда и сюда, пока Фло не положил его на шкаф и закатал — с лёгким нажимом — в угол.

Однако, что человеку с улицы, что Фло, когда он проезжал мимо, скользя взглядом по стеклянному улею компании с ячейками-комнатами, казалось, что этот сразу бросающийся в глаза шар закатился в комнату, как в одной прозрачной игрушке — в разделённом десятками перегородок кубике…

Если бы прохожий, или проезжающий мимо, обладал дополнительной оптикой, он увидел бы и то, что возникало сейчас у Фло на экране: море, или, точнее, озеро, но очень большое озеро (немецкое «See» может быть как озером, так и морем), и в нём огромная чёрная стая человеческих локтей…

Чёрных, потому что на всех пловцах вольным стилем термокостюмы… Фло не ожидал, кликая на «заплыв» в меню на странице фирмы в Интернете, что мероприятие носит настолько массовый характер. Под быстро сменяющимися картинками стояло число участников: 1200, ну, на этот раз будет меньше… Но далее Фло прочёл, что заплыв сотрудников фирмы был только частью Большого Заплыва, в котором принимают участие все желающие жители Города с Сердцем.

Идея участия фирмы в Большом Заплыве принадлежала, несомненно, Вальтеру Заутеру, который в молодости занимался плаванием профессионально, дошёл до какой-то там чемпионской тумбы, не олимпийской, но всё-таки…

«В чём-то Йорг прав, — думал Фло, глядя на экран, — что-то в этом есть и от старой итальянской комедии, и от немецкой трагедии…»

Фотографий было очень много, они сменяли одна другую с трёхсекундным тактом, и Фло испытывал немного странное чувство… На снимках, сделанных с увеличением, или, точнее, приближением, ему мерещился он сам — да вот же… Фло встряхнул головой и сказал себе, что это просто цифровой вариант аналогового… дежа вю, это — цикл, это — дурная бесконечность, в которую всех сейчас втягивает, как в водоворот, об этом же и Анди зимой говорила…

Анди, сестра Фло, на Рождество и Новый год впервые летала в Калифорнию, к их родственникам, и рассказывала, вернувшись, как они там едва не пропустили полночь, глядя на экран, где шли записи встреч предыдущих «новых лет», которые в свою очередь ничем не отличались друг от друга, и Анди очень смешно, и в то же время грустно всё это рассказывала: бесконечная череда «новых лет», шампанское, звон фужеров, оплывшие санта-клаусы под пальмами… Фло вроде бы слушал сестру вполуха, но теперь явственно вспомнил рождественский рассказ о времени, схватившем себя за хвост, — глядя на фотографии заплыва, состоявшегося в прошлом году, когда его самого в фирме ещё не было…

А потом и в позапрошлом, и в поза-поза…

Впрочем, Фло теперь казалось, что он был в этой фирме ещё до своего рождения…

Кликать на «БЗ 2007» он, однако, не стал, отметив только, что традиция свежая, в «падающем меню», по крайней мере, самый старый заплыв — пятилетней давности…

После этого он перешёл к своей непосредственной работе: написанию спецификаций к программам, которые фирма иногда писала сама, чаще перепродавала, адаптируя, и в любом случае нужны были спецификации…

С улицы хорошо был виден объём деятельности Фло: серые торцы бесчисленных папок, заполнивших все полки шкафа…

Впрочем, это были по большей части отчёты, составленные предшественниками Фло и перенесенные в стеклянный куб из старого, может быть, ещё более кубического, но не такого прозрачного здания…

Часть вторая? Да нет, не нужно никаких частей, всё это одно целое…

Увидев в озере зелёный шар, который тихонько катился по ровной поверхности, Фло вспомнил, как выглядит их комната с улицы, и как он не раз ловил себя на мысли, что здание напоминает ему игрушку, название которой он не может вспомнить, а может быть, у неё и не было своего названия, но лежала она в магазине на полке отдела «Игрушки для ловкости и смекалки»…

Рубик-не-кубик, но и не шарик-рубика, который недавно появился в магазинах, и там тоже перекатываются с уровня на уровень шарики, даже целых три, но Фло, когда он ехал мимо здания работы и видел свою комнату, вспоминал другую игрушку, подаренную когда-то племяннику: многослойный прозрачный кубик, где перекатывался в тесном трёхмерном лабиринте совсем маленький шарик — там он был никелированным, как в пинбол-автомате, но совсем крохотным, весь плексигласовый куб был где-то так десять на десять см.

В следующий момент Фло понял, что это другой мяч — раза в полтора меньше в диаметре и не сплошь зелёный, а с рыжими разводами…

И всё-таки ему трудно было отделаться от мысли, что это своеобразный «стул» Йорга, пролежавший полгода в комнате на шкафу, выкатился из здания и поплыл, поплыл,

поплыл… Фло вспомнил анекдот про водное поло, который недавно рассказывал новый сотрудник — выходец из какой-то южной республики безвременно почившего UdSSR:

«Дай Фрицу мяч! — кричит тренер с трибуны, — дай Фрицу мяч!!»… А после матча к нему подходит игрок его команды и говорит: «Чего вы так кричали, я же гол забил?» «Ты гол забил, — говорит ему тренер, — а Фриц утонул».

Но вскоре расстояние между ним и человеком с мячом сократилось, и Фло понял, что это точно не Йорг… А шар вдруг подлетел вверх, довольно высоко… Фло плыл теперь чуть поодаль, как бы догоняя незнакомца, хотя он вовсе не стремился его догнать, наоборот, старался удалиться, меняя курс, но так как оба плыли от берега, то каким-то образом — как это бывает, когда мы делаем шаг вправо, чтобы дать встречному пройти, а он тоже случайно делает шаг вправо, а потом так же одновременно — влево… Вот в силу такой же случайной синхронности манёвров Фло какое-то время плыл следом за незнакомым человеком, и расстояние между ними сократилось настолько, что Фло распознал в рыжих пятнах на зелёном шаре — очертания материков Земли, а в незнакомце не только не Йорга, но вообще не сотрудника фирмы и со 100%-й вероятностью не участника БЗ, хотя бы и безнадёжно отставшего от плывущей толпы… И не только потому, что на нём не было термокостюма — на Фло тоже его не было, потому что он опоздал на час, просто человек этот не плыл, а как бы плескался посреди озера, и казалось, что он вообще идёт по дну, хотя до дна в этом месте было уже далеко, десятки метров…

Юго-восточный, курчавый, тёмный, то ли от загара, то ли всегда такой, незнакомец громко фыркал, плескался на месте, потом снова плыл дальше, догоняя мяч, и Фло даже показалось, что он говорит по мобильному телефону какой-то особо-водозащитной конструкции… Но это уж точно — показалось.

Незнакомец в очередной раз подбросил свой плавучий глобус — наверное, всё-таки рукой, но со стороны опять-таки — показалось, что он это делает носом, как дельфин, или морской котик в цирке…

При этом в голове Фло мелькнули чёрно-белые кадры: Чарли, подбрасывающий такой же… Впрочем, нет — более крупный, т.е. такой примерно, как на шкафу у них в офисе, но при этом точно как здешний, в озере, — «земной шар», в фильме взлетающий под купол высокого, как кафедральный собор, кабинета Великого Диктатора…

«Нет-нет, хватит с меня «Фантоцци… против всех»… в качестве параллельного кино, — сказал себе Фло, посмотревший-таки дурацкий фильм во время посещения родительского дома, — это всё Йорг накаркал, вот я и опоздал…»

Глобус тем временем, вращаясь, взлетел вверх, упал на воду совсем рядом — как будто незнакомец и в самом деле… ненавязчиво предлагал сыграть с ним в водное поло.

Фло понял, что надо резче менять курс, и поплыл параллельно к берегу, чтобы потом снова поплыть перпендикулярно, но уже без угрозы столкновения, которое было бы как-то особенно смехотворно, потому что это был не переполненный вечерний бассейн имени Данте, в который Фло ходил два-три раза в неделю и где такие столкновения со встречными иногда случались… Но это было утреннее огромное озеро, в обозримых окрестностях которого кроме Фло и незнакомца вообще никого не было…

Отплыв от чудака на приличное расстояние, Фло перешёл на вольный стиль.

Раньше он не делал этого, потому что, плывя кролем, он всегда невольно сворачивал с курса, кроме того, он смотрел на мяч — в подлетающем посреди пустого озера глобусе было что-то завораживающее… «Как матрёшечный сон, — подумал Фло, — или как… суперпозиция… параллельных вселенных, которая случается во время квантовой телепортации…»

Во время остановки Фло услышал первый крик — негромкий, потому что докатился он по воде издалека — с зелёных берегов, где, судя по тому, что он так далеко смог докатиться, крик производили сотни невидимых глоток…

«Сегодня какой-то матч чемпионата, наверное, наши играют, — вспомнил Фло, — от этого никуда нельзя убежать…»

Ему показалось, что всё озеро превратилось вдруг в стадион наоборот: вместо зелёного поля с серым кольцом — полоска зелёни, размазанной по округлым краям, а в середине всё серо-стальное, и мяч, зачем-то ещё и выкрашенный, чтó твой глобус…

Что-то в этом было настолько бредовое, что Фло испытал острую потребность перестать думать, по крайней мере, сопоставлять одно с другим, другое с третьим… Руководствуясь этим благим намерением — «Stop thinking!», — он увеличил темп, и теперь его руки врезывались в воду с удвоенной частотой, а вдох-выдох Фло теперь делал не на четыре гребка, а на два: взмах — вдох из-под мышки, и — выдох в воду, и — вдох… Нет, он опоздал к началу заплыва настолько, что теперь не надеялся догнать таким образом коллег… К тому же на Фло не было термокостюма, и он не только не собирался совершать длительный заплыв, но вошёл в воду по деревянным ступенькам, намереваясь просто окунуться, раз уж он сюда приехал, хоть и опоздав на час…

Странным образом вода озера, когда Фло отплыл чуть подальше от мостков, стала гораздо теплее, причём это было не так, что он просто к ней привык, нет, там был явный скачок температуры — что-то вроде тёплого течения…

При этом высота озёрного «гольфстрима» была маленькой, и, ныряя или даже просто опуская ноги во время своих «стоянок», Фло мгновенно ощущал подводную морозилку…

Но площадь тёплого слоя оказалась большой — под гладью озера повсюду, разве что кроме кромки около берега, лежал слой тепла, и Фло решил проплыть ещё немного вперёд.

У него и в мыслях не было переплывать озеро, ширина которого в этом месте была примерно полтора километра, а если следовать траектории, по которой происходил Большой Заплыв (на гугловской фотографии озера, помещённой на сайте фирмы, маршрут был показан пунктирной линией со стрелками), то плыть предстояло два с половиной, потому что БЗ совершался не перпендикулярно ближним берегам, а наискосок — озеро было вытянуто в длину примерно на восемь километров… Все расстояния были подписаны, как и начальные и конечные точки…

Пунктом А было место, которое на карте называлось «Парадиз» и представляло собой зелёные окрестности замка, в котором будущая императрица провела самые счастливые дни своего детства…

Пунктом В — обозначенная, но никак не названная на карте точка в тёмной зелени противоположного берега…

Фло, отправившись из пункта А, не собирался плыть в В, да и как бы он нашёл там этот пункт… Но через некоторое время, оглянувшись по сторонам и увидев, что он находится уже где-то близко к середине — чему он, кстати говоря, сильно удивился, потому что ему показалось, будто прошло всего несколько минут, но он вспомнил, что такое уже было — когда во время плавания время начинает течь по-другому….

И он решил всё же сплавать, если и не в В, то всё-таки на другой берег.

Не для того, чтобы потом отчитаться … Да и как бы он доказал это, другой берег — не дно, с которого в детстве Фло доставал горсть песка, чтобы доказать другу или подружке, что он достал-таки до дна реки или моря…

Даже если бы на другом берегу росли какие-то другие, особые растения — а Фло не исключал, что такое могло быть… Всё равно он мог сорвать цветок с другого берега, просто объехав озеро на машине…

Так что Фло решил сплавать туда не для отчётности, конечно (что бы там ни острил потом по этому поводу Йорг), а так, просто.

Там виднелись два-три одиночных светлых строения, стоявшие на большом расстоянии друг от друга, а всё остальное было по-прежнему тёмно-зелёным, хотя верхушки крон теперь были отчётливее на голубом фоне.

Он снова поплыл в быстром темпе, почувствовав, пожалуй что впервые в жизни, так называемое второе дыхание… Он думал, что проплывёт на такой скорости ещё сотню метров максимум, после чего перейдёт на замедленный медитативный брасс или полежит на спине, отдохнёт, глядя на небо, но вместо этого его гребки продолжали учащаться, так что пожилой человек в фуражке, с увесистой трубкой во рту — этакий Старый Мореход, медленно, вразвалочку, проплывавший мимо на своей «Eclipse», подумал, что пловец, этак бьющийся посередине озера, напоминает мясорубку, пытающуюся перекрутить воду.

«Капитан» подумал и то, что этот малый, быть может, чего-то испугался, от кого-то убегает, и крикнул несколько раз: «Всё О.К.?», но Фло его не услышал, да и кто там за ним мог погнаться….

Яхта из ценных пород древесины проплыла мимо, при этом Фло действительно, как это всегда бывало с ним при плавании вольным стилем, свернул вправо и плыл теперь параллельно к зелёным берегам, туда, где берег вообще не был виден.

Полоска плоской суши терялась там в перспективе, растворялась в лёгкой голубой, озоновой, что ли, дымке, так что казалось, Альпы поднимаются там прямо из тёмно-синей воды, как будто волны озера и впрямь докатывались до них и полоскали их подножья.

День был ясный, и за первой горной грядой видна была вторая, третья — и так далее, Альпы в этот день выглядели так, как будто это была обработанная на компьютере картинка с обманной перспективой, где дальнее кажется ближе ближнего… Но так как это была вовсе не цифровая, а самая что ни на есть физическая реальность, то наблюдателю казалось, что там вообще что-то приоткрылось, скажем, куда затягивало, по меньшей мере, взгляд наблюдателя, если не его самого…

Но только это вряд ли что-то объясняло в поведении пловца, который не видел перспективу, не успевал увидеть — левым глазом, с которого не успевала стекать вода, да и дышал-то из подмышки он в другую сторону, и почти всегда видел озеро изнутри, где оно всё время было одинаково зелёного цвета, тогда как снаружи имелся весь спектр от стального до синего, к которому к тому же примешивались отражения парусов разных цветов и оттенков…

Тем не менее всё тем же мокрым левым Фло заметил во время очередного вздоха крупное белое пятно и на время прервал кроль и стал ногами на нижний холодный слой воды, тихонько скользя по нему ступнями… И увидел, что мимо, довольно близко, но на безопасном (в смысле угрозы попадания в лопасти) расстоянии, проплывает корабль.

Пока он не полностью развернулся параллельно берегам, Фло заметил, что это катамаран с четырьмя стеклянными палубами, впереди которого, между двумя его белыми носами, приделана зеленоватая человеческая фигура…

Фло висел в центре озера, глядя на корабль со стороны, и думал, что эта махина с её стеклянными палубами похожа на кусок, оторвавшийся от здания его чёртовой работы, может быть, и зелёный мяч выпал из неё, а разводы-материки на нём ему просто померещились…

Он оглянулся и понял, что дальний берег уже стал ближним. «Тем не менее, пора плыть назад, — подумал он, — потом всё равно придётся, так зачем выходить на берег…» — но снова поплыл вперёд кролем, — это невозможно было объяснить ничем, в том числе и желанием продлить непривычное чувство, усиленное насыщением мозга озоном, или точнее, наверно, простым кислородом, ведь вся эта «перегонка» продолжилась бы, если бы Фло поплыл в обратную сторону…

Но нет, видимо, это была Einbahnstrasse — дорога с односторонним движением: Фло плыл всё время вперёд…

Вперёд и вперёд, дальше и дальше, ножницами, как это делают ноги при кроле, по линии, контуры которой были похожи на траекторию Большого Заплыва, хотя и не совпадали с ней.

Он весь превратился в дыхание и наблюдал свой личный заплыв как будто со стороны — слышал своё дыхание, то ли ушами рыбы, плывшей в глубине, то ли чайки, скользившей над водой, в общем, из непонятной ему — кому? — самому точки зрения или слуха…

В какой-то момент Фло понял, что оттуда, из неведомой точки, он смотрит на себя глазами не просто чего-то чужого, но… ещё через несколько секунд он с удовлетворением отметил, что мелькнувшее было у него ощущение близости «чего-то чудовищного» исчезло, что это был смешной мимолётный иллюзион, и дальше снова — ничего, кроме слоёв пустоты, в которые врубается тело, удивительным образом способное, как оказалось, жить само по себе, т.е. не только без других участников заплыва, без ближних и дальних… но и без самого недалёкого Флориана Краузера, который прекрасно понимает, что он сейчас не в себе, но это вовсе не мешает, а скорее наоборот, помогает подумать наконец — о самом себе…

Ну, а потом и эта бессмысленная мысль о мысли в теле вне тела в свою очередь исчезла, и по мере приближения берега Фло заметил, как наваждение, вызванное, очевидно, чересчур долгим пребыванием в воде — все эти озёрные призраки и мыслеформы, вот-вот, казалось, могущие обрести своё воплощение, то ли в его голове, то ли где-то рядом с ней — а поди потом разбери… Так вот, всё это просто растворились вдруг там же, откуда было выглянуло — в сладкой воде (по-немецки «пресная вода» — это Süßwasser).

Фло остановился, поднял голову, чтобы вода немного скатилась с лица, с глаз, и стал выбирать место среди камышей, где ему предстояло выйти — до берега теперь было не больше пятидесяти метров.

Когда он раздвинул ветви и увидел малиновое пятно, Фло инстинктивно ступил назад в воду — одной ногой он ещё был в озере… Но подумал, что ничего страшного, раз уж он здесь выплыл, чего ему теперь ретироваться, как будто он краб какой-то или рак… даже смешно было бы — как будто он одичал за время заплыва, боится людей…

Палатка была поставлена скорее всего для тени, вряд ли в ней ночевали эти двое, хотя с другой стороны — здесь столько тени, зелень так густа, зачем ещё и тент… то есть, наверно, всё-таки ночевали, — подумал Фло и намеревался было пройти по берегу дальше влево, где он, ещё подплывая, приметил вторую лакуну, но вдруг краем глаза — он не смотрел на них не только в упор, но вообще старался не смотреть, однако всё же увидел лицо девушки, и оно показалось ему знакомым, поэтому он повернул голову и посмотрел на неё более пристально.

— Нет, — сказал он, — простите, обознался.

Девушка рассмеялась, её парень тоже попробовал изобразить улыбку. Фло подумал, что им, наверно, лет по двадцать, плюс-минус… И что девушка как-то слишком, что ли, хороша в этом сарафане, этакое дитя цветов…

— Ты что, с того берега? — сказала она, смеясь. Фло подумал, что ему нравится, что она обращается к нему на «ты», если бы она сказала «вы», он бы расстроился, как всегда, когда молодые девушки «выкают»…

Он по-прежнему стоял перед ними, спиной к озеру, с него стекала вода, ему ещё хотелось снять с себя плавки, чтобы не испытывать холодок в низу живота…

Впрочем, солнце светило так, как будто он проплыл не два, а две тысячи километров на юг, и когда он вышел из тени, где стоял перед этим, то через минуту уже перестал ощущать мокрую ткань плавок.

— Да, — сказал Фло, — приплыл. Простите, я не видел с озера вашу палатку, вы так замаскировались… Поэтому, можно сказать, случайно.

— Вы знаете счёт? — сказал парень. Фло подумал, что он по-своему, по-видимому… т.е. с женской точки зрения, наверно, очень хорош: астеничный, но какой-то очень правильный торс, аристократичный профиль, длинные волосы, явно дорогая причёска — евро сто, наверно, в общем, красивая парочка…

— Нет, — сказал Фло.

— А мы знаем, — и мальчик потряс в воздухе айфоном. — 4:1! Естественно, в нашу пользу.

— Я рад, — сказал Фло.

— А какой ваш прогноз финала? — спросила девушка. Задорно так — как берут блиц-интервью на улицах…

— Как это? — не понял Фло… Он вдруг понял, что ещё не полностью выплыл-причалил, руки просятся — чтобы ими махали и дальше, и хочется так же глубоко дышать… но он постеснялся это делать перед юной парой: и так он выглядит в их глазах каким-то отмороженным фриком не первой свежести…

— Ну, кто с кем будет играть в финале?

— Послушайте, — сказал Фло, — я не знаю. Вы что, думаете, я осьминог? Этот, как его…

— Осьминог Пауль! — сказала девушка и снова засмеялась прекрасным смехом.

— Вот-вот, вы меня с ним, наверно, ребята, путаете.

Парень тоже улыбнулся и сказал:

— Да нет, не путаем.

— Путаете-путаете, — сказал Фло и вдруг резко сел на траву прямо перед ними. — Вы меня совсем запутали, я и без того был немного… Он замолчал.

— Что, по жизни? — подсказала девушка.

— Да нет, — сказал Фло, — только сейчас.

— А почему?

— А чёрт его знает… Вода, наверно. Так с виду чистая, да и на вкус… А там кто знает, что в ней растворено…

— Вода здесь чистая, — сказал парень, — вы вообще-то в Мюнхене живёте или в отпуске?

— Чистая-то чистая, — сказал Фло, — да я вот читал недавно, что в водоёмах теперь столько транквилизаторов, нейролептиков, что раки, например, как бы сходят с ума, представьте: раки теряют ориентацию и устремляются не в тёмные глубины-лощины, где они обычно живут, а чуть ли не к поверхности и там погибают. Просто-таки вся популяция раков из-за этого стремительно уменьшается…

— Так от чего они умирают? — сказала девушка. — От антидепрессантов?

— Да вроде бы не от самих лекарств, а просто от избытка тепла и света в верхних слоях воды, как я понял, — сказал Фло, — представляете себе?

— Не-а, — сказал парень, — то есть я знал, что так можно в точности определить, сколько данный конкретный город употребляет кокаина — по концентрации в прибрежной воде, это я читал, да…

— Ну, а какая разница? — сказал Фло. — Я не очень силён в фармакологии, там ещё что-то было о гормонах в воде городских водоёмов… ну да, гормональные препараты тоже не растворяются в моче и попадают в водоёмы, что-то такое.

— Давайте о чём-нибудь другом, — сказал девушка и улыбнулась. — Тем более, что это действительно чистое озеро. Может быть, не такое, как Кёнигзее, где воду можно пить…

— Кто это сказал? — спросил парень.

— Да все. Официальные источники.

— Простите, — сказал Фло, — за вторжение, ну я пойду, что ли.

— Ты хотел сказать, поплывёшь? — засмеялась девушка. Она в самом деле была очень хороша, Фло почувствовал, что мелко дрожит и что при таком солнце вряд ли это послеозёрная дрожь, вода на теле уже высохла…

— Я просто хочу немного просохнуть, — сказал Фло.

— Ну так сохни здесь, — сказала она, — мы тебе не мешаем.

— Да, — сказал Фло, — но боюсь, что я вам.

— И ты нам! — сказала она. — Правда, Ник?

Ник молча кивнул, но девушке этого не хватило, и она ткнула его тихонько локтем в бок.

— Правда-правда, — закивал Ник, — есть вот пивко, хотите?

— Можно на «ты», — сказал Фло.

— Пиво хотите, то есть, хочешь?

— Нет, — сказал Фло, — я не люблю ни пиво, ни футбол… я довольно странный баварец.

— А ты баварец? — спросил парень.

— А кто я, по-твоему, угадай на счёт три, — сказал Фло на баварском.

— Ник из Гамбурга, — сказала девушка.

— Ну и что? — сказал Фло. — Я же не спрашивал, откуда он, это он интересуется, откуда я.

— Да нет, я тебя тоже ничего не спрашивал…

— Как же не спрашивал…

— Ты с другого берега! — сказала девушка по-баварски. — Просто с другого берега, и всё.

— Да, но, может быть, ты перейдёшь всё-таки на хох-дойч, — сказал Ник. «Немного нервно. Или мне показалось? Если кто здесь и нервничает, — подумал Фло, — то это я… А он спокоен, как никто… А она?»

И вдруг он почувствовал невозможность этой ситуации. То есть что он просто не может так сидеть возле них на траве, глядя на её лицо, безумные карие глаза, ямочки, на её платье с цветами, — да, на ней было короткий сарафан, она боялась избытка солнца… Фло подумал, что если бы она была голой, возможно, ничего бы не случилось, он просто прошёл бы мимо, как будто это были Адам и Ева, хотя Парадиз как раз остался на другом берегу… Но то — в кавычках двух прибрежных островков… Фло вспомнил, как он плыл, как приноровился уже к чудовищной массе воды, как она стала влиять на ход мыслей — как будто он её пил и в ней в самом деле была какая-то каверзная фармако… Ну да, и гормоны, — мелькнуло в голове Фло, — может быть, в этом всё дело.

Он резко встал и, всё ещё не зная, что будет делать и что он скажет в следующий момент, обошёл круг, на котором лежало что-то вроде скатерти на траве, и оказался прямо возле парня. Присел на корточки и что-то прошептал ему на ухо. Тот отдёрнул голову и, что-то увидев в стеклянных глазах Фло, проглотил слова, которые уже, казалось, были готовы сорваться с тонких губ, медленно поднялся… и тут случилось то, что Фло на самом деле не предвидел: парень в точности исполнил…

Т.е. провалился.

Разве что не сквозь землю, а сквозь зелень кустов, но с таким же примерно эффектом: был и нет.

Фло опустился на колени перед девушкой, упёрся головой в её грудь, каким-то образом уже зная, что она не оттолкнёт, напротив, притянет… хотя в первый момент немного резко, как будто она ещё не решила, не вцепиться ли в его волосы…

Ну, нет, руки её, сжав, отпустили пряди и стали гладить, путать их, накручивать на пальцы, тогда как тела, прежде, чем перепутаться, медленно распластывались сами по себе, потом куда-то так же медленно недолго катились, вроде бы к изомату, который, впрочем, вскоре был отброшен в сторону, и всё, что происходило с ними в течение следующих двух часов, происходило на траве.

Были паузы, в течение которых она что-то говорила или курила косяки, заботливо свёрнутые, возможно, ещё юношей, который так и не появлялся, и Фло ничего не спрашивал, молча затягивался, когда она подносила очередную «козью ножку» к его губам, а потом они лежали какое-то время молча, вымазанные соком стеблей, пристававших к потным телам, не замечая муравьёв и другой насекомой живности — только изредка реагируя на самый сильный укус хлопком, приходящимся не по тому телу, которое кусал муравей, и они смеялись, и снова он раздвигал её бёдра, проникал в глубину, всё продолжалось, и воздух становился всё более жарким и душным, но не только от их дыхания, как ему в начале казалось — что-то там собиралось и вверху, Фло замечал это краем глаза, из подмышки, так что это была ещё и предгрозовая духота, которая, казалась, тоже играла им на руку, если можно было хоть как-то обозначить цель этой игры …

Break on through to the other side… — шёпотом думал Фло, лёжа, раскинув руки, на одной из которых лежала голова девушки, имя которой он по-прежнему не знал. Она взяла в руку его член, тихонько — как бы вопросительно сжала несколько раз, но Фло помотал головой и сказал:

— Я куда-то проваливаюсь… break on through… Знаешь, я ведь вообще не ожидал, что он возьмёт и уйдёт… break on through…

— А уж я-то как этого не ожидала, — сказала она, выпуская член из руки, — но я-то понятно, а вот ты чего ожидал?

— Я был уверен, что он кинется на меня с кулаками, что мы немножко подерёмся.

— Ты что, любишь драться? — засмеялась она.

— Да в общем нет… Это озеро так повлияло, я вышел на берег и не вышел, я не мог остановиться… Ну понимаешь, мне казалось, что я не могу теперь не махать руками… и ногами… ну, как после экстази, ты знаешь, только тогда хочется танцевать, а тут…

— Что, прямо так вот: драться?!

— Ну да… Представь.

— Представляю, — засмеялась она, — так получается, ты всё это время делал не то, что хотел, бедняга…

— Да нет, ну ты что… Я просто не мог себе представить, что он вот так возьмёт и… испарится.

— Так ты всё-таки хотел того, что случилось?

— Спрашиваешь… Просто я не мог себе представить…

— А я вот ещё что хотела спросить: почему ты ненавидишь футбол? Или ты просто так ляпнул?

— Да нет, не просто… Это долгая история, а у меня сейчас язык заплетается, как-нибудь в другой раз…

— Не надо ничего оставлять на потом, я хочу сейчас!

— Ну, ничего интересного, как бы тебе объяснить популярно… Ты знаешь, почему нет нобелевской премии по математике?

— Что-то слышала в гимназии… Математик отбил у Нобеля девушку, да?

— Вот так примерно у меня с футболом сложилось… Это было почти что в детстве, смешной такой треугольник первых любовей… Слушай, а ты не беспокоишься, куда твой друг мог деться, он вроде в одних плавках ушёл.

— Но с айфоном. Ну и что, уехал, наверно. Сел в машину и уехал.

— Что-то я не слышал никакого шума мотора.

— Ты был занят, — засмеялась она, — и потом: мы её далеко оставили, там знак, дальше нельзя…

— Ну тогда, — сказал Фло, закрывая глаза, — раз ты не волнуешься, то чего уже мне… Ты прости, просто я проваливаюсь, ещё минут десять назад я думал: странно, почему это я не устаю… усну ли я теперь вообще когда-нибудь в этой жизни, или… проснулся навсегда, и как это тогда — совместимо ли с жизнью, или нет? Прости, я что-то плету, ерунда… Во всяком случае, я просто не ожидал, что сон так вот, исподтишка, так нечестно… что я буду так вот проваливаться… как будто мы не на лугу, а… на стоге сена…

Когда Фло открыл глаза, над ним было синее небо, он приподнялся на локте и ничего, кроме зелени, вокруг себя не увидел.

Он лежал на маленькой поляне, он помнил всё, что только что было, вот там была их палатка, трава ещё местами слегка примята, вот здесь была она, а перед этим ещё и он…

Фло не знал, сколько времени проспал, он только знал, что сон «на природе» всегда имеет другой масштаб времени, чем в городе… кроме того, со сном вообще не очень-то ясно… если бы всегда не было под рукой — вот как сейчас, никаких часов, телефона, он бы, может, всегда так и просыпался: в полном неведении…

Единственное, что можно было сказать, это что ещё не вечер, да и то — в середине лета, когда дни такие длинные, м.б., уже довольно поздно, а то, что небо утратило сияние, говорит не о времени, а о перемене погоды, ведь было душно, ждали грозу… Кто — они? Где? Куда они делись?

Неужели после всего, что было, они вот так… просто сели в машину и уехали, как ни в чём не бывало…

Если бы они были старше, если бы им было за пятьдесят, ну или хотя бы за сорок, такое могло быть, наверно… Но они же совсем ещё юные… «А что я вообще про них знаю? — подумал Фло, лёжа надевая плавки, — м.б. они брат и сестра?… И что, если бы кто-нибудь вот так приплыл к Анди, я бы ушёл?… Но это только одна из версий, которые теперь можно множить… сколько угодно… Вплоть до той, что он сидел всё это время в кустах и снимал всё на айфон… Зачем? Да нет, это бред… Но факт тот, что они уехали вместе…»

«Если парень уехал раньше, она могла, конечно, и сама уйти, поймать машину, ну не на двух же они сюда приехали… Хотя я вообще ничего не знаю, а если они здесь же и познакомились? Или по дороге…»

«Но как-то это маловероятно, чтобы она сама вот так встала и пошла, с вещами, с палаткой, значит, всё-таки вместе уехали…»

«Ну, и слава Богу, значит, всё сошло, как вода… помутнение, бывает, пусть теперь живут, как будто ничего не было… Если такое, конечно, возможно…»

Он подошёл к воде, намочил одну ногу, другую… И понял, что обратно плыть он точно не будет. Это было не смешно уже больше, никакого драйва при мысли об обратном заплыве Фло не испытывал, нет. Он машинально посмотрел на запястье, где должны были быть часы, после чего махнул рукой — как он делал, чтобы их завести, потом ещё раз, ещё, не то пробуя взлететь, не то стряхивая сон, как собака стряхивает воду…

Впрочем, он вспомнил, что ему нужно умыться, снял плавки и всё-таки вошёл в воду, но не стал плыть, а просто присел и стал массировать себя водой, а потом присел с головой, встал и резко откинул со лба мокрые волосы…

Ему вдруг захотелось увидеть себя в зеркале: он вспомнил, как парень исчез, глянув на него, и Фло снова стало немного не по себе: он снова почувствовал, что озеро его не отпускает, он уже было сделал шаг в глубину, закрыл глаза…

Но что-то как будто вспомнив, открыл глаза и увидел горы, которые теперь были ближе, чем в Парадизе, из которого он выплыл…

Впрочем, Парадиз, Большой Заплыв, Заутер и Партнёр, — все эти слова были как будто из сна, или из другой жизни… Горы здесь были совсем близко, и небо вокруг их вершин было окрашено в розовые тона, но при этом чувствовалось, что озеро на самом деле не достигает подножий, что между озером и Альпами есть ещё терра инкогнита, во всяком случае Фло на ней никогда не был и не будет…

Он последний раз окинул взглядом панораму, по которой теперь бежали лёгкие волны — в ту сторону, где вода тоже становилась немного розовой от отражённого Альпами заката, —

и пошёл прочь от озера, отодвигая упругие ветви деревьев…

«Как первая тварь, вышедшая из моря, — думал Фло, — эта вязкость в членах и в голове, наверно, не только от усталости, но ещё от травы, мы же что-то курили…»

Он шёл медленно, не спеша, как будто всё ещё раздумывая, не повернуть ли назад и не проделать ли обратный путь по воде, однако заросли вскоре кончились, или, точнее, прервались, Фло вышел на узкую дорогу и зашагал по её асфальту, хотя мог идти рядом по траве, но ему сейчас лучше было, когда он ощущал босыми ногами асфальт, — это помогало в том смысле, что расколдовывало странно-безразмерный день, в котором он чуть было не потерялся, как иголка в стоге сена…

Он вспомнил, что говорила ему эта сумасшедшая, подавая очередную самокрутку: поднявшись на гору, продолжай подниматься… Какая-то восточная тугомудрость… Но он понял, что где-то так всё это и происходило сегодня…

И ладно: что было, то сплыло… но вот во что это всё способно превращаться дальше, это плавание на суше… Фло не знал и поэтому хотел остановиться.

Что он и сделал, или, по крайней мере, притормозил, когда почувствовал, что под ногами не нижний холодный слой воды и даже не влажный ковёр из травы — всё время напоминавший ему трясину, а твёрдый асфальт.

Машин пока что не было, но очевидно было, что вскоре эта дорога приведёт к более оживлённой, м.б., даже к трассе, Фло не особенно волновался по этому поводу, его больше занимали другие какие-то внутренние диссонансы, и он тихонько настраивал себя на ходу, щипая себя за мочку и немного поворачивая ухо, — так настраивают гитару, подкручивая колки… Ему бы всё-таки хотелось взглянуть на себя в зеркало.

Фло подумал, что сделает это сразу, как только окажется в машине… И не обязательно в своей, ещё раньше, в такси, не скрывая, не стесняясь нарциссизма, не думая, что о нём подумает водитель, отодвинет заслоночку или что там будет, и посмотрит наконец на себя, убедится, что он не постарел на десять лет… или не помолодел на сто, — при этой мысли Фло первый раз улыбнулся.

Но пока что никаких машин не было, зато стали появляться дома, совершенно пустые, или так выглядящие, а некоторые Фло и вовсе не видел, если только не раздвигал руками живую высокую изгородь — тогда в просветах он замечал светлые контуры строений, но общей картины невозможно было себе составить, стены из бересклета-туи-плюща были такими плотными, что просвет как будто сразу же зарастал… И ни души нигде не было, ни на дороге, ни за заборами: нигде.

Однако дальше заборы стали ниже, хотя дома от этого не стали выглядеть более дружелюбно: над одним Фло увидел Весёлого Роджера, который здесь, на суше, смотрелся вовсе не так весело, как на море, когда его треплет ветер и всем ясно, что это шутка.

Здесь же флаг с черепом висел над домом, причём дом сильно отличался от всех предыдущих — сколько Фло их успел рассмотреть… Здесь не было больше никаких старинных причуд — вроде гигантских фаянсовых какаду над террасой, которые Фло с удивлением заметил перед этим, разрыв руками окошко в живой изгороди… не было здесь и резных террас, мансард, балконов… Нет, дом был почти такой же стеклянный, как офисное здание, в котором он работал, полдома, во всяком случае, было совершенно прозрачны плюс стеклянная анфилада и пристройка, с которой анфилада соединяла главный корпус…

Да, это был дом из стекла, поэтому видно было, что он пуст, и чёрный флаг над пустым прозрачным офисом… «Как будто это дом-призрак, — подумал Фло и хотел было проверить — нажать на кнопку звонка, но заметил табличку на калитке и, прочитав на ней, что «дом охраняет СТАЯ ротвейлеров», передумал.

Он был уже в центре населённого пункта — по-прежнему не видя ни одного жителя, что, впрочем, больше не удивляло — его предыдущее лёгкое недоумение по этому поводу было вызвано скорее всего тем, что он, видимо, полагал бессознательно, что если уж ты вернулся из дикого состояния в лоно цивилизации… то там тебя сразу должны встретить тебе подобные…

Тем временем Фло дошёл до автобусной остановки, где увидел первого человека — загорелую женщину средних лет. Он кивнул ей, как ни в чём не бывало, и стал изучать расписание — из которого следовало, что последний автобус давно ушёл.

Он поздоровался и спросил женщину, чего она ждёт, если не секрет, ведь автобусов, вроде бы, больше не предвидится. Женщина выбросила догоревшую сигарету, но не успела ответить, потому что в этот момент раздался громкий звук мотора и прямо к бревну, на котором она сидела, подкатила красная спортивная «мазда».

Вопроса, не могут ли они его подвезти, у Фло не возникло — в машине было всего два места.

Но он спросил, нельзя ли позвонить, очень коротко, вызвать такси, в ответ услышал «сорри», почти неотличимое от звука мотора — может, ему послышалось, и машина укатилась так же внезапно, как выкатилась, — как будто женщину слизнул огромный красный язык…

Фло подумал, что это, конечно, хамство, но дело, наверно, в его внешнем виде: что они должны думать, видя человека без одежды… если это люди простые и мышление у них, скажем так, однотактное, они руководствуются первой реакцией: сорри… Ну да и чёрт с ними.

Фло пошёл по перпендикулярной улице — была и такая в посёлке.

Он увидел за очень низкой, в половину человеческого роста, деревянной изгородью что-то странное даже для него, выросшего в маленьком городке среди всех этих соседских садовых гномов, муляжей коз, гусей, расставленных в подворьях — чтобы напоминали о тех славных временах, когда там же ходили живые козы и гуси…

Но в этом дворе был муляж всего мира…

По двору, то есть, были расставлены макеты — тоже примерно в половину человеческого роста, но ещё и на подставках, так что они возвышались: Эйфелева башня, Тадж-Махал, Тауэр и здание Лондонского парламента, Церковь Богородицы, причём не мюнхенская, а дрезденская — Фло её не узнал, но прочёл на табличке…

Да-да, все достопримечательности были снабжены табличками — белые листики с напечатанными названиями были прикреплены к подставке каждого макета, и даже Эйфелева башня была подписана…

Между знаковыми местами Земли была проложена железная дорога, которую язык даже не поворачивался назвать детской… во-первых, потому, что она была больше, чем все детские железные дороги, которые Фло видел до этого… Во-вторых, потому что Фло заметил наконец человека, который, судя по всему, был начальником железной дороги и при этом не был ребёнком.

Что-то в его облике напомнило Фло Стивена Хокинга ещё до того, как выяснилось, что человек не может говорить членораздельно… Но и компьютера, синтезирующего речь, у него не было — приборчик, встроенный в его кресло, был, очевидно пультом управления всё той же ЖД…

Он вдруг что-то замычал, громко, как будто призывая на помощь, и когда Фло увидел, в чём дело, то подумал, что при определённом навыке слова его можно разбирать…

А кричал он вот что: «Собака! Собака на рельсах!»

И правда: на рельсах этой «узкоколейки» (длина шпал, наверное, двадцать сантиметров) где-то между Тадж-Махалом и большой китайской пагодой лежала бело-рыжая собачонка, при этом железная дорога приходила в движение, что-то там мигало, и состав уже отъехал от Церкви Богородицы, где он стоял перед этим…

Фло не знал, что делать: незнакомец страдальчески мычал и напоминал птицу с подрезанными крыльями… Как бы звал на помощь, но помощь можно было оказать — убрать собачку с рельс, — только перепрыгнув через изгородь, а это было бы слишком нетривиальным поступком для Фло, который не искал больше никаких приключений в тот день и к тому же стеснялся своего всё более не соответствующего приближению сумерек вида…

Но сам этот момент остался в памяти Фло навсегда: макет мира за низким заборчиком, собачонка на рельсах, двойник автора «Краткой истории времени», желтоватые пальмы в горшках, и что там ещё было… ах да — Мулен-Руж, которую Фло поначалу принял за одну из тех ветряных мельниц, что проступили из тумана, когда он когда-то давно, гуляя на Севере по полю спаржи, перешёл границу с Голландией…

Во дворике были к тому же мосты через «бурную реку», которую хорошо изображал ручеёк, был маленький — метровый примерно — прудик, изображающий озеро со скалистыми берегами, или море, в общем, целый мир… если и не в ореховой скорлупе, как в названии другой книге Хокинга — вселенная, то в пределах деревенской изгороди…

Собачка, пощекотав нервы хозяина, вдруг вскочила и отбежала на метр от рельс, поезд прошмыгнул дальше, после чего хозяин перестал мычать…

Фло ущипнул себя за ухо — теперь уже не для того, чтобы что-то там внутри у себя настроить, а посильнее, как его сестра в детстве, — «чтобы узнать, сон это или не сон», вот так он сжал сейчас мочку ногтями…

Нет, это был не сон, хотя похожий на морок мирок… Который вовсе не рассеялся, когда из дома вышел ещё один человек и, внимательно выслушав просьбу Фло, вызвал по телефону такси.

Такси подъехало минут через десять, всё это время Фло переговаривался с родственником хозяина дома, стоя по-прежнему на улице перед изгородью: переплыл, одежда на другом берегу, зачем, сам не знает — в смысле, переплыл зачем…

Тоже самое Фло начал было повторять таксисту, который вёз его на другой берег, но тот его прервал, сказав «Да, понятно всё», и сам стал рассказывать нечто «более интересное» -«новые сведения об утонувшем короле»: «Недавно какой-то девяностолетний с лишком старец вдруг заговорил, вспомнив, что в детстве видел в доме у своих родственников мантию короля: так вот, на ней были пулевые отверстия, на спине…»

«Видел он всё это в самом что ни на есть младенчестве, и вот при приближении к ста годам вдруг вспомнил, как думаешь, бывает такое?..» — Фло машинально кивал, засыпая, когда такси завезло его на стоянку, где стояла его машина… Но для начала надо было найти ключ в кармане, да и вообще — одежду, которую он оставил на мостках…

Всё оказалась в порядке, всё лежало нетронутым — одежда, рюкзачок сиротливо так, одиноко лежал — как отдельный от тела горбик…

Фло расплатился с таксистом, посмотрел на озеро, слившееся с ночью, повернулся, и они, сойдя с мостков, побрели через чёрную поляну обратно к машинам.

Фло шёл босиком по густой влажной траве, казалось, по ней можно было бы скользить и на лыжах… Он, что ли, привык за день ходить босиком, то — «по льду», или что там было под водой, то по траве, вот и нёс теперь туфли в руках, и только оказавшись наконец в своей «пятёрке», обулся прежде, чем нажать на газ.

В Штарнберге уже шёл ливень, но Фло всё же сделал там остановку, чтобы выпить кофе в ближайшей пиццерии, иначе, казалось, он просто не доедет до Мюнхена. Заодно он съел лазанью, впервые за этот день почувствовав голод.

После чего он прекрасно на скорости под двести, без пробок, доехал домой — как раз хватило концерта Карин Андерсон, которую он полюбил тем летом за голос, похожий на голос его сестры (только Анди так могла пела без синтезатора), а оказавшись в постели, вопреки своим мнительным опасениям (по дороге, отгоняя от себя какие-то запоздалые травяные «измены», он вспомнил, что Анди недавно обозвала его в ответ на его жалобы о плохих предчувствиях — как телесных, так и душевных, «аргвонавтом» от слова «Argwohn»), мгновенно уснул глубоким сном без сновидений…

Только под утро в сон стали проникать отголоски дня: подводный замок, или даже целый Людвигштадт из стекла, а может быть, изо льда, — Фло был не уверен, проснувшись, но понимал, конечно, откуда росли в этом сне и ноги, и стены…

Во время завтрака он слушал по баварскому радио репортаж с архитектурного биеннале в Венеции, и когда стали говорить про некий «прозрачный бетон», который «может стать строительным материалом будущего», Фло вспомнил фрагмент сна — как он скользил там босиком по куполу, накрывавшему подводный Людвигштадт, а где-то далеко внизу, на дне, стоял парень и махал ему рукой, кажется, вполне приветственно… Что это был тот самый Ник, Фло был не уверен, и больше он ничего не мог вспомнить, зато предыдущий день не то что вспоминал — у него вообще не было ощущения, что предыдущий день закончился, может быть, поэтому он так и цеплялся за бледную перегородку, за сон о подводном городе…

Но сон растаял, и Фло ничего больше не мог о нём вспомнить, кроме озера, которое на самом деле уже было вовсе не из сна…

— Привет, Анди, — сказал он, — да, я еду на работу. А вчера был заплыв, про который я тебе говорил. Но я опоздал. Ну, да. Расскажу при встрече. Да. Как ты? Это хорошо. Целую. — Фло нажал на кнопку, снял с уха наушничек и задумчиво уставился на красный огонёк светофора.

Объезжая здание работы, он внимательно посмотрел на окно своей комнаты: лежит ли зелёный мяч на шкафу?

Он думал, что Йорг ему не поверит, и поэтому обо всём, что произошло на суше, вообще не собирался рассказывать, но Йорг слушал так, как будто тут ничего не было такого особенного, а потом отеческим тоном (прорезавшимся у него в разговорах с Фло особенно часто, когда речь заходила о женщинах) сказал:

— Поверь мне, Фло, подруг так просто на поляне не оставляют, — и рассмеялся, хлопая приятеля по плечу.

— Да нет, ты не понял, — сказал Фло, — они же, судя по всему, уехали вместе.

— Ты этого не видел. Я уверен, что она сама уехала. А он просто был рад от неё сбежать, вот и всё, — сказал Йорг.

— Если бы ты её видел, ты бы так не говорил… — сказал Фло и замолчал, осознав, что сейчас начнёт говорить какие-то банальности: «красивая, как…»

— Да? Я всякое видел, поверь, старина. И всяких. И сбежать мне хотелось от всяких, — он снова чуть было не рассмеялся, но вдруг деланно посерьёзнел и торжественно сказал: — Пока я не встретил Мони. И теперь, как ты знаешь, я моногамен, прости за каламбур… От Мони я не хочу никуда убегать, а если бы кто-то на неё глаз положил, я бы его убил и всё. А так… Ещё раз тебе говорю: подруг так просто не бросают! Так что даже не думай!

— Постой, а что я, по-твоему, могу подумать?

— Что такой ужасный, хе-хе…

— Почему ты решал, что я так думаю?

— А я же вижу, что тебе после заплыва хочется уйти из нашей конторы, я прав? Сменить её на охранную, хе-хе… Испепеляющий взглядом… Или наоборот: грабить банки! Перейти из фильма — где тебе отвели не главную роль — прямо в жизнь…

— Ну, разве что, — попробовал улыбнуться Фло, — но с чего ты взял, что я хочу уволиться?

— Ну, ты так рассказывал этот эпизод — что юноша, взглянув в глаза чудовища, испарился… И вообще, вся эта романтика у тебя, тоска по разбойнику Кнайслю опять же, — это же всё у тебя на лбу написано.

— Ты не умеешь читать… мой лоб, — сказал Фло, припоминая, что это он же сам и рассказал Йоргу о том, что его школьный приятель снимает малобюджетный фильм, этакий баварский вестерн, и приглашает его, вроде бы не совсем статистом, но на какую-то незаглавную, бессловесную роль — полицейского…

— И вообще: хватит рыготать, — сказал Фло, — ты это слишком громко делаешь, слышно на всём этаже… Я не собираюсь уходить из фирмы… и во всяком случае не хочу, чтобы меня ушли. Так что давай работать.

Но сосредоточиться в тот день он так и не смог. Он всё ещё был под огромным небом — где-то посередине озера…

Когда Йорг, прокричав «Файерабенд, дружище!», покинул комнату и куда-то понёсся, топая по коридору… То есть понятно, куда, в гараж, но непонятно было, чего так несётся, может быть, он что-то и говорил, но Фло его не слышал… А когда перестал его к тому же видеть, встал и прошёлся по комнате.

Мяча на шкафу больше не было.

Фло вспомнил и произнёс вслух фразу, которую так часто встречал в детективах и дешёвых триллерах: «Ему показалось, что он сходит с ума». И рассмеялся почти тем же идиотским смехом… как будто это Йорг вернулся в комнату, невидимый, но не бесшумный, подкрался сзади… Как будто в голове у него, у Фло, больше и не было ничего, кроме отражающих поверхностей, — голова превратилась в «Echoraum», пространство эха… и весь вопрос теперь был в том, как поведёт себя тело… Фло бесшумно, как будто тела у него тоже больше не было, подошёл к двери, выглянул в коридор, потом зашёл в комнату и закрыл дверь, которая вообще-то никогда не закрывалась, потому что открытые двери рабочих комнат были одним из негласных правил фирмы…

Ему захотелось опустить также и жалюзи, но он подумал, что это снаружи будет ещё более заметно… «Чем что? — подумал он. — А что тут такого происходит? Ах да, мячик исчез… вслед за мальчиком… а может быть, Йорг его прихватил? Я не видел… А может, я просто не заметил, и что-то же там стучало так в коридоре, может быть, и мяч об пол, как баскетбольный… Или он так не подскакивал, он был лёгким, нет, он бы не стучал…»

«Но ускакал же он куда-то, тем не менее… нет, в самом деле, куда он делся…»

Фло пододвинул к шкафу вращающееся кресло и встал на него, чтобы заглянуть в глубь угла, как будто там мог быть шар, уменьшившийся во много раз…

Ну, или просто схлопнувшийся, почему нет… — подумал он. Но на шкафу и сдувшегося мяча тоже не было.

Зато там лежал моток бечёвки, оставшейся после ремонта, наверно, или нет… Фло вспомнил: на этой бечёвке, ну, то есть, на отрезе от неё, держалось большое банановое дерево — вон к тому крюку в потолке была привязана верёвка, которая поддерживала дерево, которое стояло в кабинете до вселения в него Йорга и Фло…

После переезда дерево медленно перелетело, размахивая зелёными лопастями, в другую комнату, вслед за владельцами… Хотя какими владельцами, владелец здесь один, Вальтер…

Ну, за предыдущими жильцами… Какими такими жильцами… Кто здесь жилец… Но привыкают к растениям… А верёвка осталась, значит… Анди говорила, что в Калифорнии есть такая поговорка: «мужчине нельзя давать слишком много верёвки, иначе он пойдёт и повесится»… Фло уже не помнил, к чему она это говорила.

Он закрыл глаза — по-прежнему стоя на стуле в углу комнаты, с верёвкой в руке, — ему показалось, что он видит человека, который прыгает с отвесной скалы… Разбегается по плато и прыгает… летит в пропасть, расставив в стороны руки… Что Фло и проделал, только спрыгнул при этом не со скалы, а с кресла.

На следующий день мяча на шкафу по-прежнему не было.

Фло вспомнил, что там же лежит кончающаяся петлёй верёвка… Он пододвинул к шкафу кресло, встал на него…

— Что ты там ищешь? — спросил Йорг, повернувшись

— Мяч.

— Ты что, с ума сошёл?

— Всё может быть… Но мяча-то нет, куда он по-твоему делся?

— Ты что, не помнишь, что я тебе вчера говорил?! Я сдул его и унёс домой, чёрт возьми!

Мони меня попросила. Я её заразил своим люмбаго.

— Это же вроде бы не заразно, — сказал Фло.

Он думал, что Йорг точно сейчас зальётся дурацким смехом, но этого не случилось.

— Тяжёлый случай, — сказал Йорг, отворачиваясь к экрану.

А когда он повернулся, то…

— Фло, ты что?! — крикнул он таким голосом, что на этот раз пришла очередь смеяться Фло.

— А вот чего, — сказал Фло и, размахнувшись, бросил «лассо» в Йорга, который после этого заржал-таки наконец, как лошадь…

— Да-да-да, баварский вестерн! — кричал он после некоторой паузы. — Слышь, Фло, ты вошёл в роль!

— Ну, всё, — сказал Фло, — теперь давай работать.

— Неделя хорошо начинается! — сказал Йорг, потирая руки…

Фло хотел спросить его, разве сегодня уже не вторник… Но вспомнил, что это цитата — слова, которые Кнайсль произнёс то ли выслушав приговор, то ли уже непосредственно перед гильотиной.

В последующие дни Фло не раз собирался повторить свой индивидуальный заплыв, если не на другой берег, то в центр озера, но погода стала резко меняться, и вскоре Фло об этом больше не думал.

Он съездил на озеро, когда ливни сменились моросящим, но зато уже не прекращающимся дождём, и было по-прежнему холодно и купаться не хотелось.

Приближаясь к озеру, ещё не видя его за деревьями, Фло думал, что там настоящий шторм — так по-морскому теперь звучало оно, но оказалось, что волны небольшие, озёрные, просто уровень воды поднялся настолько, что доски теперь почти лежали на воде, и маленькие волны, пробегая снизу, стучали в них, а «штэг» (т.е. мостки), как корпус музыкального инструмента, многократно усиливал звук…

При этом по мере пробега волны в зазорах между досками перемещалась ровная полоска всплесков — как будто на Фло шёл отрезок дождя и исчезал у его ног, после чего шёл новый и новый…

И, несмотря на пасмурную погоду, Альпы упрямо проступали в перспективе, а более светлые кучевые облака на тёмно-сером фоне были как на картинах Бёклина или фон Штука — Фло показалось, что на соседних мостках лежит огромный фавн, играющий на поперечной флейте…

И больше озера Фло летом не видел, да и лета как такового, немного «бабьего» разве что, но это уже осенью — календарной…

Закрывая глаза, Фло снова и снова видел человека, прыгающего со скалы, но твёрдой уверенности в том, что это — он сам в скором будущем, у Фло теперь уже не было, и он не стал обращаться к врачу, чтобы избавиться от этой внутренней… излишне просветлённой оптики, хотя навёл кое-какие справки и даже записался было на приём, но позвонил и отменил визит.

В начале октября он, вспомнив, что у его любимой сестры вскоре день рожденья, недолго думая, решил подарить ей альбом и с этой целью отправился в Хаус дер Кунст — Дом искусства, точнее, в магазинчик, который был внутри ХдК и где Фло не раз покупал альбомы — как правило, для подарков, не только для Анди, но иногда и просто так «пасся», как он говорил знакомым, листал разнообразные фотокниги и книги философствующих искусствоведов, что-то даже почитывал, но больше смотрел картинки, и не раз ловил себя на утопической мысли — что если бы он не испытывал совсем уж никаких затруднений в средствах и обладал при этом большей квартирой, то купил бы, вероятно, в какой-то момент весь ассортимент этого магазина.

Но пока что Фло раз в месяц примерно листал там альбомы, ничего не покупая, даже не столько потому, что у него не было лишних тридцати или сорока евро, сколько потому, что шкафы его квартирки в северном Швабинге были и так уже полны, штабеля книг лежали на полу, кроме того, он вот именно предпочёл бы купить все альбомы сразу, он не мог выбрать для себя что-то одно…

Для Анди — другое дело, и Фло вообще казалось, что он лучше знает сестру, чем себя.

Он листал огромный альбом недавно ушедшего («отравился краской, — писали в журнале «Монополь», — он столько экспериментировал с разными материалами…») чудесного Польке с мыслью о том, что этот альбом — кандидат номер один на роль подарка… Глядя на бесчисленные точки, переходящие с одной картины на другую, тянущиеся шлейфом по земле на длинном отрезе ткани вслед за художником (на одной фотографии), Фло подумал, что всё это было зашифровано в его фамилии: «Polka Dots», т.е. точки, крапинки… Или это был псевдоним? Да вроде бы нет…

Когда вариантов подарка у Фло было уже пять или шесть, он принял волевое решение и пошёл к кассе с небольшим, но великолепным, как ему представлялось, новым альбомом Дэвида Хокни.

Может быть, потому, что пейзажи, при всей их «инопланетной» гамме, изображали родные места художника, которые тот посетил после долгих лет отсутствия, а это в свою очередь напомнило Фло об их с Анди отчем доме, о территории детства… Так или иначе, решение было принято, и продавец уже заворачивал альбом в чёрную подарочную бумагу с золотистыми блёстками.

На выставку Фло даже не заглянул, до её закрытия оставалось всего полчаса, да и не так уж она его заинтересовала, показавшись чересчур эклектичной — с миру по нитке, и то, и это, и пятое, и десятое — думал он, листая каталог… Так можно и смотреть альбомы, один, потом другой, да и вообще особой разницы между репродукцией и оригиналом для Фло не существовало, — он думал, это потому, что он не художник, но недавно с удивлением прочёл в точности свои мысли по этому поводу в интервью с одним из главных «фюрстов живописи», которому, вероятно, всё уже было по фигу, по крайней мере, цены на его же работы — наелся до отвала и теперь мог делать что угодно, даже просто для забавы рубить сук, на котором сидит…

Фло думал было выпить кофе в «Золотом баре», но обнаружил, что тот закрыт на реконструкцию, после чего пересёк холл… Хотел было присесть на один из маленьких, тесных кожаных диванчиков, надеть наушники и немного посмотреть видео, посвящённое выставке, — оно там крутилось в бесконечном цикле… но подумал, что тогда уже точно уснёт, — он был сонным, да, и листал под конец альбомы, как бы уже засыпая — как книгу на ночь, в кровати, чтобы слиплись глаза… И вышел на свежий воздух, на улицу, точнее, на ступени с колоннадой перед центральным входом. Было уже темно, и Фло подумал, что там происходит съёмка какого-то фильма, что это такая массовка, потому что там не только стояла толпа со свечками, но он к тому же принял за камеру то, что оказалось колонкой — чёрным громкоговорителем на высоченном треножнике, и дальше, в сторону моста через Айсбах, стоял ещё один такой же, возвышаясь над толпой, одетой, может быть, и не во всё чёрное, но опять же, так показалось Фло в первый момент в темноте…

Ну, и на высоком священнике была уже точно чёрная ряса, её-то Фло и увидел, наверно, в первую очередь.

Священник попробовал микрофон: «раз, два, три…» и замолчал, Фло сошёл со ступеней на асфальт и оказался в толпе, не такой уже плотной, как оказалось, чтобы полностью препятствовать движению по Принцрегентштрассе, и он уже сделал шаг к перекрёстку, но вдруг остановился и спросил у ближайшей женщины со свечкой, что, собственно говоря, здесь происходит?

— Мы протестуем, — сказала она. На ней была шапка — вовсе не чёрная, может быть, даже розовая, было плохо видно в полутьме улицы. Казалось, по головам всей этой толпы гуляет луч прожектора, или это были дальние фары машин…

— А, — сказал Фло и снова было пошёл: протесты его обычно мало интересовали… Но тут он вдруг вернулся и спросил:

— А против чего вы протестуете?

— Против святотатства, — пояснила женщина.

— Какого святотатства?

— Вы были на выставке?

— Нет.

— Вы там работаете?

— Да нет же, я там альбом покупал в магазине, а что?

— Там среди прочего выставлена картина, которая оскорбляет чувства католиков. Да и вообще: всех верующих.

— А, — сказал Фло и снова хотел было пойти, да и пошёл уже, но снова вернулся — сам себе удивляясь… Он сказал себе, что всё дело в этом зрелище: эти люди, эти колонны, эти свечки, эти громкоговорители — которые пока что, впрочем, молчали… Но что-то и так, в немом варианте этой сцены, было непонятное… и Фло снова вернулся — на этот раз, чтоб спросить:

— А что это за картина? Ну, против которой вы протестуете?

— Только что сообщили: её уже перевесили с первого этажа на второй! — с гордостью сообщила женщина. — Боятся нас… И правильно делают!

— А кто вы? — спросил Фло.

— Мы члены религиозной общины.

— Какой именно?

— Это неважно… Просто мы — верующие.

— Ну да, — сказал Фло, — а всё-таки, можете вы мне сказать, что это за картина, из-за которой вы собрались в таком количестве?

— Честно говоря, я забыла, как она называется. Но помню, что там изображена лягушка, это омерзительно. Подробности у меня язык даже не поворачивается сказать.

— А кто художник?

— Забыла, — виновато улыбнулась женщина, — вы можете подержать свечу?

— Зачем? — сказал Фло.

— Я посмотрю. — Она протянула Фло свечу, после чего залезла освободившейся рукой в висевшую на её плече чёрную кожаную сумочку, извлекла оттуда брошюру…

Листая, она попросила Фло поднести свечу поближе к страницам и наконец прочла: ««Сначала ноги!» Художник — Мар-тин Кип-пенбергер».

— А, — сказал Фло.

Он отдал женщине её свечку, перехватил свёрток с альбомом, который он держал под мышкой, когда был «подсвечником», и пошёл, дождавшись зелёного света, через улицу, потом мимо правительственной канцелярии, потом по диагонали через Хофгартен…

Когда он огибал беседку — маленький «храм Дианы» в центре сада, до него донеслось пение. Сначала он даже подумал, что это — из беседки, потому что днём там часто играли уличные музыканты, многие использовали усилители… Но теперь это были певцы, и певцы невидимые, а колонок в беседке вообще не было, так что Фло понял: это поёт толпа, собравшаяся со свечами у ступеней Хаус дер Кунст.

Их песнопения он слышал и выйдя сквозь арку на Одеонсплац, правда, уже тише, но всё равно звук периодически достигал ушей, и только когда Фло пошёл по Театинерштрассе (откуда, вспомнилось ему, в конце известного рассказа шло облако, в котором юноша в чёрном плаще, как бы только что отделившийся от толпы, оставшейся у колонн Дома искусств, узрел «простёртый меч Господень»), он перестал слышать далёкое пение.

Фло подумал, что расхотел спать, и прежде, чем ехать домой, дойдя до «Пяти дворов», он вдруг свернул в один из пассажей. Заметив сквозь витрину, что в обычно забитом лаунж-кафе есть свободные места, он зашёл туда, развалился на одном удобных широких диванов и заказал бокал вина.

После чего достал из кармана гаджет и, набрав в Гугле название картины и имя художника, увидел висящего на кресте лягушонка с высунутым язычком.

Название, связанное с ногами, становилось сразу понятно при взгляде на руки: в одной лягушонок держал пивную кружку, в другой лежало куриное яйцо.

«Сначала ноги», — повторил Фло и услышал: «Что-что?»

Рядом стоял официант — он налил на весу в бокал немного вина, поставил на журнальный столик графинчик, выпрямился и посмотрел на Фло вопросительным взглядом.

— Нет, с едой повременим, я ещё должен немного подумать. Вот это хорошо, — Фло принял из рук официанта тяжёлую кожаную папку с меню, но не стал её читать, а положил, не открывая, на столик рядом со свёртком.

Сделав глоток мерло, он поставил бокал и закрыл глаза.

Голова снова была пространством для эха и больше ничем… «Как и весь этот город», — подумал Фло… И вдруг вспомнил, что женщина сказала: «картина», тогда как это никакая не картина, а скульптура, объект, или даже субъект, ну да, — Фло вдруг поднялся и вышел — как бы покурить, хотя он не курил, и, оказавшись на улице, быстро пошёл обратно к ХдК, и вскоре он снова видел толпу, женщину в вязаной шапке, он стал пробираться к ней, чтобы указать ей на ошибку: «Это вовсе не картина!», — крикнул он ей, а она показала ему пальцем на двери…

Фло замолчал и увидел двери ХдК как бы глазами сразу всех псалмопевцев, он ещё думал, что это их массовый психоз, когда двери резко распахнулись и на ступени хлынула пенящаяся зелёная вода, потекла вниз, толпа отшатнулась, но дальше за спинами была проезжая часть, началась давка на тротуаре, поток людей его куда-то понёс, но прежде Фло успел увидеть, как из дверей выпрыгнул «лягушонок».

Он был огромного роста и не то чтоб сорвался с креста… но крест теперь был у него под ногами, и он скользил на деревянном кресте по воде, как на доске для серфинга. Собственно, это и была, — как Фло понял уже в следующую минуту, — не крестовина, а одна только доска, на которой двухметровый лягушонок, перепрыгнув через перила моста, оказался в Айсбахе вне очереди.

Очередь серфингистов стояла, как всегда, на берегу с досками под мышками, и теперь вся толпа псалмопевцев смотрела сверху — как он скользит в луче прожектора туда и сюда, по-прежнему высунув язычок, по уникальной в своём роде волне — главной достопримечательности города-эха… Впрочем, Фло сейчас слышал и другие мнения: «Теперь волна не только здесь, вы знаете, что сделали ещё одну — около плотины у Немецкого музея… Да что вы говорите… И возле Райхенбахбрюке… Да-да, я тоже видел, и ещё знаете где… И ещё вот что: там открылась первая станция Всемирного метрополитена…» Когда пришло время падать — как это бывает у всех серфингистов, оседлавших волну в ручье Айсбах, — с лягушонком произошло нечто другое: соскочив с гребня, он не упал в бурный поток, а понёсся на доске дальше по зелёной воде, чтобы потом, где-то возле Тиволибрюке, выскочить на асфальт и заскользить, оставляя на тротуаре мокрый след или, точнее, целый шлейф из воды… Он нёсся теперь с огромной скоростью, высекая искры, вырулил на Людвигштрассе и полетел дальше, обгоняя велосипедистов с их синими фонариками, которые в перспективе, где-то далеко за Аркой Победы, складывались в синие огоньки двух высоток… Фло не понимал, как это он так несётся, является ли доска такой же амфибией, как её ездок, т.е. были там снизу колёсики или нет, Фло это интересовало чисто технически, но он не мог туда заглянуть, потому что теперь это был — он сам, ноги его были жёстко зафиксированы, как на сноуборде, и все попытки соскочить, которые он предпринимал, были безуспешными, пока он не открыл глаза. Он попробовал встать, но сразу же снова сел — замлела левая нога. Ожидая, пока она «оттает», Фло внимательно изучал меню, пока подошедший официант не сказал ему, что кухня давно закрыта.