Я буду есть макароны на траве в парке
Одна.
Кто-то будет глазеть на меня,
а кто-то нет.
Я тренируюсь.
Мне нужно жить
в этот день
в этом парке
даже
если на меня
смотрят.
Не представляю, зачем я сегодня пошла на работу
С моей стороны это была глупость.
Я ненавижу деньги
и ненавижу целый день сидеть.
Я должна жить. У всего на свете есть что-то внутри
В кухне для сотрудников есть холодильник.
В холодильнике еда.
Она там не для меня, но я всё равно
хочу её слопать.
Какой-то звук —
кто-то прошёл
у меня за спиной?
Ладно, я лучше съем то, что я оставила дома.
Хорошо,
что я оставила что-то дома,
что можно будет съесть, —
внутренность ежевики
похожа на тельце бабочки,
в сущности.
Когда я выхожу отсюда, я не знаю, где я
Я запуталась в карте и потерялась.
Я была дома.
Я физически потерялась, но это мой дом, поэтому я и плачу.
Я не плачу.
Я не плачу, потому что мне наплевать.
Я разогрела масло с гашишом и положила в него бисквит.
Убрала потом в холодильник и на следующее утро,
на следующий вечер —
я его съела.
* * *
январь
вода
в бассейне
за гостиницей
совсем холодная
всё равно
я сижу
у его края
я в палатке
палатка квадратная
со мной здесь голодный павлин
а потом пришла
большая
забинтованная собака
Я постараюсь не умереть от любви
и не умереть от стыда
если я, слава богу, не умру от любви
у меня рай среди бела дня
рай потому что ты здесь
и ты
и ты
и ты
и ещё
ты, привет.
Это я стираю свои танга в зелёной раковине
Меня абсолютно не раздражает твоя перхоть.
В баре у стойки меня трогали за соски.
И он ещё говорит, что это нормально.
Это правда физическое ощущение.
Как слишком тесные серые джинсы.
Я называю их светло-чёрными.
Для меня они светло-чёрные.
Скоро станут совсем чёрные.
Откуда ты знаешь?
Я хочу спросить, откуда ты (мудак) знаешь, что́ нормально?
Ветер треплет клеёнку на столе, где стоит завтрак.
Он показывает мне приглашение и прячет его обратно.
Впервые кажется, что кто-то другой важнее.
Я просматриваю приглашение
и отдаю обратно.
Я понимаю, что всё так, как оно есть, и что хотеть чего-то иного было бы неоправданной роскошью.
А я экономна.
Я не хочу, чтобы ты был другим, чем ты есть.
Я не хочу воображать себе розовое будущее.
Я не хочу, чтобы моё воображение аккуратно рисовало мне будущее в форме фантазии.
Я совершенно не хочу ничего этого.
Я могу дышать чаще, чтобы стать физически больше.
Когда мне не хватает дыхания, чтобы оставаться большой, я слышу, что задыхаюсь.
Мне грустно из-за всего, к чему я не должна привязываться.
Думаю, физически я — человек.
Физически.
Я недемократична.
Я говорю здравствуйте, поворачиваюсь и ухожу.
Человек хочет, чтобы его похвалили, а я говорю, ну да, забавно.
На двадцать восьмой странице автор обсуждает интоксикацию.
«Мы все одурманены, помоги нам боже»
«Гнауа пьянит нас и сводит с ума»
Это неплохо звучит по-английски.
Это неплохо звучит и по-арабски
для моих нежных английских ушей.
Gnawa blitu-nah, a blitu-nah.
На словах «в районе для среднего класса» я захлопываю книгу.
Лилия
расцветающая в груди
дорастает до горла.
Женщины пели и били в барабаны. Их круг — физическое совершенство. Они были неудержимы.
Я не скажу тебе, что я туда ходила. Не расскажу, что протанцевала до вечера и что мне было страшно.
Когда ты подходишь ко мне.
В саду за рестораном живут четыре черепахи.
Они всё время убегают.
Кто-то приносит их обратно.
Я вижу, как черепаха залезает на перегородку.
Он перелез.
И она перелезла.
У них получилось.
Черепашье брюшко стучит о ступеньку,
как будто упал камень.
53 
