За секунду до того, как ему открыли, он увидел, как за наполовину задёрнутыми шторами мелькнуло её бедро. Значит, Тельма дома. Она была одета в футболку с логотипом лагеря «Виннивуху» и довольно короткие шорты.
«Вот это люди, здравствуй, Джэнни, — воскликнула она. Она звала Джона «Джэн», что-то среднее между Джоном и Энн. На каникулах она побывала в Нью-Йорке и теперь старательно изображала настоящий нью-йоркский, как ей казалось, выговор. — Что привело тебя ко мне в столь странный час?»
«Привет, Тел, — сказал он. — Надеюсь… то есть… я хотел сказать, прости, я наверняка совсем не вовремя». Она опять выщипала брови. Лучше б она этого не делала, так он считал.
Тельма протянула руку и дотронулась до того места, где у него начиналась шея. Это была не нежность, а просто проявление гостеприимства. «Так, Джэнни, послушай, ты же знаешь, что я, в смысле мы с мамой, всегда тебе рады. Мам, кто, ты думаешь, пожаловал к нам в столь странный час?»
«Не держи Джона Нордхолма на пороге», — сказала миссис Лутц. Она смотрела телевизор и курила, уютно устроившись в глубоком красном кресле. Вместо пепельницы у неё на коленях стояла кружка из-под кофе. Платье её немного задралось, и были видны голые коленки.
«Здравствуйте, миссис Лутц», — сказал Джон, стараясь не смотреть на её широкие, бледные колени. «Извините, что пришел так невовремя»
«Почему же невовремя. — Она сделала глубокую затяжку и очень по-мужски выпустила дым через нос. — К нам тут недавно и другие дети заходили».
«Я бы тоже заходил, если б меня позвали».
Тельма сказала: «Да ладно тебе, Джэнни, вечно ты строишь из себя жертву. Если хочешь общаться, то нечего, как говорится, замыкаться».
Лицо его запылало, он знал, что краснеет, и от этого побагровел ещё сильней. Миссис Лутц протянула ему смятую пачку папирос «Герберт Терейтон». «Угощайся», — сказала она.
«Эээ…, нет, наверное, не буду, спасибо большое».
«Что, бросил? Это дурная привычка; жаль, я тоже в твоём возрасте не бросила. Хотя, погоди-ка, в твоём возрасте я ещё, кажется, и не курила».
«Да не, просто мне скоро домой, и мама сразу учует, что я курил, даже если я пожую жвачку».
«А чего это ты так быстро засобирался домой?» — заинтересовалась Тельма.
Миссис Лутц шмыгнула носом. «У меня синусит, вообще запахов не чувствую. Ни цветы в саду не могу понюхать, ни еду. Я так считаю, пусть дети курят, сколько влезет, если им это так нравится. Мне всё равно. Я своей Тельме говорю, пусть курит, где хочет, хоть дома, да хоть прямо в гостиной. Только ей, я смотрю, не особо хочется. Я, по правде говоря, этому рада».
Джон вообще-то очень не любил перебивать, но была уже почти половина шестого. «У меня проблема», — признался он.
«Ну фу, проблема у него, вот оно что. А я-то вообразила, мама, что он тоже решил просто так удостоить меня своим присутствием».
«Не смей так разговаривать!» — сказала миссис Лутц.
«Тут такое дело…» — начал было Джон.
«Как «так», мама? Ты о чём?»
«Погоди, дай я выключу», — сказала миссис Лутц, щёлкая правой кнопкой на телевизоре.
«Ну, мам, я же смотрела», — Тельма плюхнулась на стул, демонстрируя полуобнаженные ноги. Джон подумал, что не видел ничего аппетитней её надутых губок.
Миссис Лутц приготовилась слушать и сочувствовать, она расправила подол и сложила в него руки, ладонями вверх.
«Ну то есть не то чтобы прямо проблема, — заверил ее Джон. — Просто мы ждем гостей из Филадельфии. — Он посмотрел на Тельму и добавил. — Да, кстати, если вечером что-то намечается, то я не смогу».
«Ну что ж, жизнь полна разочарований», — сказала Тельма.
«А что, будет что-то, да?»
«Разочарование за разочарованием», — вздохнула Тельма.
Миссис Лутц стряхнула пепел с колен. «Ну, так что там с Филадельфией?»
Джон сказал: «Может, не стоило вас беспокоить… — Он замялся, но миссис Лутц слушала всё терпеливей и терпеливей, так что пришлось продолжить. — Мама хочет угощать их вином, папа ещё не пришёл с работы, сидит у себя в школе. Он может не успеть до закрытия магазина, там ведь в шесть закрывают, да? Мама делает уборку, так что пришлось мне идти».
«Бедный ребёнок, она заставила тебя идти пешком почти два километра? А ты что же, не водишь машину?» — спросила миссис Лутц.
«Вожу, конечно, но мне ещё нет шестнадцати».
«А выглядишь на все шестнадцать, даже старше».
Джон взглянул на Тельму, чтобы проверить, достаточное ли впечатление произвели на неё эти слова, но она притворилась, будто полностью поглощена каким-то романом, и уткнулась в библиотечную книжку в целлофановой обложке.
«Я пришел в магазин, — продолжал Джон. — А там какой-то новый продавец, и он без письменного разрешения не хочет мне продавать алкоголь».
«О, твоя печаль разбивает мне сердце», — сказала Тельма, изображая, что зачитывает строчку из книги.
«Не обращай на неё внимания, Джон. Фрэнк вернётся с минуты на минуты, дождись его, и вы тогда вместе сгоняете за бутылкой».
«Спасибо большущее».
Рука миссис Лутц вновь потянулась к кнопке телевизора. На экране какой-то улыбающийся человек играл на фортепьяно. Джон не знал, кто это, дома у них телевизора не было. Они молча смотрели на экран, пока за окном не послышалась тяжелая поступь мистера Лутца. Звякнули пустые бутылки из-под молока. «Не удивляйся, он может быть немного навеселе», — предупредила Джона миссис Лутц.
Но мистер Лутц вовсе не выглядел пьяным. Наоборот, он вел себя как образцовый отец семейства из кинофильмов. Он назвал Тельму своим маленьким пирожочком и чмокнул её лобик, а потом поцеловал в губы миссис Лутц, или, как он выразился, свое сладкое пирожное. Затем он торжественно пожал руку Джону, заверил его, что просто в восторге от того, что тот решил их навестить, и поинтересовался, как дела у его родителей. Потом он возмутился: «Как, этого придурка ещё показывают?»
«Папочка, не обращай внимания, — сказала Тельма, выключая телевизор. — Джэнни хотел тебе кое-что сказать».
«Да я и сам хотел перекинуться словечком с этим вашим Джонни», — сказал Тельмин отец и стал вдруг размахивать руками, сжимая и разжимая кулаки. Он был крупным мужчиной, с тщательно выбритыми седыми висками и крошечными ушами. Джон растерялся и не знал, с чего начать.
Миссис Лутц рассказала, в чём дело. Когда она замолчала, мистер Лутц сказал: «Ах, гости из Филадельфии? Скажи-ка, уж не зовут ли их Уильям Л. Трекслер, нет?»
«Не-а. Я не помню, как их зовут, но точно не так. Он инженер, а его жена училась в университете на одном курсе с мамой».
«В университе-е-ете… Да уж, тогда надо взять вино получше».
«Папочка, — сказала Тельма, — пожалуйста, поскорее, а то магазин закроется».
«Тесси, ты же слышала, что сказал Джон. Это люди ученые, с дипломами и всё такое. Магазин и вправду скоро закроется, но мы уже, считай, в пути». — Он положил руку на плечо Джонни, другой — взял Тельму за руку и направился к машине. - «Мы скоро, мамочка», — сказал он.
«Только не гони», — сказала миссис Лутц. Она стояла на крыльце, её не было видно, лишь сигарета светилась, словно маленькая оранжевая звёздочка.
Огромный синий «Бьюик» мистера Лутца ждал прямо перед домом. «Я вот ни в каких университетах не учился, а могу себе купить новую машину, когда захочу», — сказал он. В его тоне не слышалось злобы, одно лишь вкрадчивое недоумение.
«Папочка, только не начинай», — сказала Тельма, переглядываясь с Джоном, будто говоря: «Видишь, что мне приходится терпеть». Когда она посмотрела на него, Джон подумал, что было бы здорово впиться губами в её губы или даже укусить их до крови.
«Ты когда-нибудь водил такую машину, а, Джон?» — спросил мистер Лутц.
«Нет, я водил только родительский «Плимут», да и то не очень хорошо».
«А у вас какого года модель?»
«Я точно не помню, — сказал Джон, прекрасно знавший, что у родителей «Плимут» 1940 года. — Мы его купили после войны. Там механическая коробка передач. А это автомат, да?»
«Автомат, да, гидравлическое сцепление, дальний свет, все дела, — сказал мистер Лутц. — Скажи, ведь правда забавно получается: твой отец — образованный человек, всё такое, и у него старый «Плимут». И посмотри на меня, я за всю жизнь прочёл двадцать книжек, ну, от силы тридцать. Как-то нечестно выходит, согласись».
Он приоткрыл дверцу и собрался было уже сесть за руль, как вдруг выпрямился и спросил:
«Хочешь повести?»
Тельма воскликнула: «Эй, Джэнни, слышишь, что папа тебе предложил?»
«Я не сумею», — возразил Джон.
«Да это проще простого. Просто залезай и всё, скорей, а то магазин и вправду закроется».
Джон уселся на водительское сиденье и уставился сквозь лобовое стекло. Машина была намного больше, чем у родителей, широченный капот размером с палубу небольшого корабля.
Мистер Лутц велел ему подвигать небольшой рычаг рядом с рулем. «Вот так, просто тяни его на себя, ага, а теперь закрепи в одной из этих прорезей. Смотри: P — это парковка, в этом режиме надо заводиться, N — нейтральная передача (ну эту знаешь, это как у вашей машины), D — движение вперёд, просто ставишь на неё, и машина всё сделает за тебя. В основном её-то и используют. L — первая передача, очень медленная, для крутых спусков и подъёмов. А R что значит, угадай?»
«Не знаю, может, задний ход?»
«Ага, реверс, задний ход. Ну умник, Тесси, смотри-ка, какой умный парень. Значит, разъезжать ему всю жизнь на старых автомобилях. А если хочешь запомнить порядок букв, то можно вот такую штуку выучить: Пьяный Немец Доллар Лишний Разделит. Я это выдумал, когда старшенькую свою учил водить».
«Пьяный немец доллар лишний разделит», — повторил Джон.
«Вот и молодец. А теперь поехали».
У Джона засосало под ложечкой. «А как?» — спросил он у мистера Лутца.
Тот, должны быть, не расслышал вопроса, потому что просто повторил: «Поехали, трогай», барабаня пальцами по приборной панели. Пальцы у него были массивные, толстые и волосатые.
Тельма перегнулась к нему с заднего сиденья. «Ставь на парковку», — прошептала она, почти касаясь губами его уха.
Он последовал её совету и стал искать замок зажигания. «А как её заводить-то?» — спросил он Тельму.
«Не знаю. В старой машине была какая-то кнопка, а тут ее что-то нет».
«Просто жми на педаль, — запел вдруг мистер Лутц, глядя прямо перед собой и улыбаясь. — Просто жми на педаль, и мы умчим в серебристую даль».
«Дави на газ», — посоветовала Тельма. Джон с силой вжал ногу в педаль, чтобы не было видно, как нога дрожит. Мотор заревел. «Теперь D, вперёд», — сказала Тельма. Машина неожиданно резко тронулась. Однако проехав всего квартал, Джон почувствовал, что она неплохо его слушается.
«Рассекаем, будто корабль по затихшему морю», — обратился он к попутчикам, весьма довольный своим сравнением.
Мистер Лутц прищурился: «Как что́ мы там рассекаем?»
«Как корабль по затихшему морю».
«Не гони», — попросила Тельма.
«Мотор тихий, будто спящий котёнок, скорость не чувствуется», — объяснил Джон.
На перекрестке с Пёрл Стрит на них неожиданно вывернул грузовик. Мистер Лутц попытался затормозить, нажав ногой на пустое место перед собой. Джон с трудом удержался от смеха. «Всё в порядке, я его вижу, — сказал он, сбавляя скорость, чтобы пропустить грузовик. — Воображают, будто они одни на дороге. — Придерживая руль лишь одной рукой, он ловко обогнал автобус. — А на шоссе она до скольких разгоняется?»
«Хороший вопрос, Джон, хороший вопрос, — сказал мистер Лутц. — Не знаю, где-то восемьдесят, наверное».
«А зачем тогда на спидометре цифры до ста десяти?»
Повисла пауза, Джон прервал её: «Черт побери, да тут бы и младенец справился с управлением».
«Так и есть, ты неплохо справляешься», — сказала Тельма.
Перед магазином стояло столько машин, что Джону пришлось припарковать огромный «Бьюик», заперев одну из них. «Всё-всё, стоп, хорош!» — скомандовал мистер Лутц. Он выскочил из машины ещё до того, как Джон остановился. «Вы с Тесси ждите тут, я сам всё куплю».
«Мистер Лутц, а мистер Лутц»!
«Папочка!» — позвала Тельма.
Мистер Лутц обернулся: «Ну что там ещё, ребят?» Джон заметил, что он стал как-то суровей. «Наверное, проголодался», — решил Джон.
«Вот деньги, мне родители дали, — сказал он и достал из переднего кармана штанов две мятые долларовые бумажки. — Мама велела выбрать что-нибудь недорогое, но хорошее».
«Понял, недорогое, но хорошее», — повторил мистер Лутц.
«Она, кажется, упоминала калифорнийский херес».
«И что же именно она сказала? Покупать его или нет?»
«Мне кажется, она сказала покупать».
«Кажется ему. — Мистер Лутц, продолжал говорить, а сам уже пятился к магазину. — Сидите в машине, отсюда ни ногой, а то уже поздно. Я быстро».
Джон откинулся на сиденье и красивым движением положил руку на руль. «У тебя отличный отец».
«Ты просто не видел, как он обращается с мамой», — сказала Тельма.
Джон внимательно смотрел на изгиб руля под своим запястьем. Не убирая руки, он напряг её и стал любоваться маленькими аккуратными мышцами предплечья. «Знаешь, чего мне не хватает? Наручных часов».
«Слушай, Джэнни, хватит пялиться на свою руку. Это отвратно».
На его губах мелькнула тень улыбки, но его длинные, нервные пальцы остались там, где лежали. «Я б сейчас душу продал за сигаретку».
«У папы обычно валяется пачка в бардачке. — сказала Тельма. — Я бы поискала, но у меня ногти слишком длинные».
«Я сам поищу, — сказал Джон. Они выудили сигарету из мятой пачки «Олд Голдс» и стали по очереди затягиваться. — Ах, дым желанной сигареты, он пробирается тебе в гортань и раздирает её на части».
«Следи, чтобы папочка нас не застукал, родители очень не любят, когда я курю».
«Послушай, Тельма…»
«Что?» — она смотрела ему прямо в глаза, лицо её было в тени.
«Не выщипывай брови, ладно?»
«А мне кажется, выглядит ничего».
«Не, это всё равно, что имечко, которое которое ты мне выдумала». Они замолчали, что, впрочем, абсолютно устраивало обоих.
«Туши сигарету, Джэн. Папочка идёт».
Сходив за вином, мистер Лутц, кажется, несколько смягчился. «Вот, Джон, получите, — сказал он с видом заправского торговца и протянул Джону большую тёмно-красную бутыль с обёрнутым фольгой горлышком. — Пусти-ка меня за руль. Ты, конечно, бывалый водитель, но я хорошо знаю дорогу».
«Я могу и сам дойти от вашего дома, мистер Лутц, — сказал Джон, прекрасно понимая, что тот не позволит ему этого сделать. — Большущее спасибо за всё».
«Я тебя подброшу. Не хотим же мы, чтобы ваши важные гости из Филадельфии тебя заждались? И потом, не заставим же мы этого молодого человека чесать своим ходом, правда, Тесси?»
Такая постановка вопроса заставила детей притихнуть. Пока они выезжали из города, Тельма и Джон всю дорогу молчали, хотя последнему кое-что не давало покоя.
Когда они остановились около дома Джона, он всё-таки выдавил из себя : «Э-э-э, мистер Лутц, извините, а не осталось, случайно, сдачи?»
«Чего-чего? А, точно, хорошо что ты напомнил, а то твой папаша подумает ещё, что я какой-нибудь жулик». Он сунул руку в карман, не глядя, достал оттуда доллар, четвертак, монетку в один пенни и протянул Джону.
«Как-то это много», — сказал Джон. Наверное, вино было дешевое, подумал он. У него опять засосало под ложечкой, не зря ли он всё это затеял. Может, чем упрашивать маму, чтобы она разрешила ему сходить самому, стоило просто дать ей позвонить отцу?
«Это твоя сдача», — сказал мистер Лутц.
«Хорошо, спасибо большущее».
«Ну всё, пока», — попрощался мистер Лутц.
«Счастливо. — Джон хлопнул дверцей машины. — До свиданья, Тельма. Не забудь, о чём мы с тобой говорили», — подмигнул он ей.
Машина уехала, и Джон направился к дому. «Не забудь, о чём мы говорили», повторил он и ещё раз подмигнул сам себе. Прохладная бутыль приятно оттягивала руку. Он посмотрел на этикетку. Там было написано: Chateau Mouton-Rothschild 1937.
43 
