ПРОЛОГ
Если войдешь во тьму этой Книги,
станешь ясностью.
Если захочешь вчитаться в стихи,
станешь прочитанным.
Если увидишь подле нее чужого,
укажи ему путь в глубину этого мира.
Не поворачивайся к нему спиной,
даже когда он заговорит
иным языком, чем говорит Танах
КАБАЛА
Развязываешь узлы бесчувственных слов
неясного знания,
в то время как они
непрестанно выпутываются
из мудрости Талмуда.
ХОЛОКОСТ
Сожжены их дома.
Втоптан их мир в землю.
Превращены в факелы
дети и жены.
И до сих пор
восстают из пепла.
СИНАГОГА
Умирает посреди растекшегося города.
Улицы стелются тенями
по ее усталым ногам.
Ицхок сшивает одеяла —
ночью пытается ими укрыть
ее окаменевшие раны.
ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Следы на каменной меноре заросли молчаньем.
Мы пришли окурить память,
чтоб не кусала совесть.
Стоим у стены недвижимо.
Кто-то разговаривает с тенью.
Умираем на площадях, оставляя их
себе.
ПОМЕШАННЫЙ
Он увидел во сне всю свою семью.
(Переходили они Иордан, не замочив ног).
А наяву он видит полосы тени,
что осыпаются
беззвучной пепельной пылью
на белизну страниц
ненаписанной Книги.
КАДИШ
Мама, приди ко мне во сне.
Отец, не забудь завить пейсы.
Маленькая Теме, бей в барабан стола.
Когда наконец достигнете
моего Ковчега Завета,
чтобы примириться с миром
живых и умерших?
СЕАНС БЕССОНИЦЫ
Когда опускается темнота, Шмуль превращается
в тонкую линию страха.
Освобождает пружины кровати, падая в глубину
собственной тени.
Только перед рассветом он выпускает родных
из памяти.
Он говорит им вслед, умоляет,
чтобы они остались с ним
до следующей бессонной ночи.
МОШЕ
Он скитался со швейной машиной
от пустыни Гоби до самого Синая.
Повсюду вышивал свои просьбы:
«Яхве, забери меня к себе,
возьми мой наперсток,
обрати против меня иглы
отдай мне только косу
моей Рахели».
ХЕДЕР
Сидят над Талмудом,
как над полотном.
За стеною шьют воздушные одеяния
пророкам.
Внешний мир сейчас похож
на одеяло.
Невнятное молчание сменяет
белизну полотна и страх иглы,
когда кончается нитка
и приближается конец ее света.
МЕНДЕЛЕ
Силится вспомнить, какая была
фата у его Эстер.
Отмеряет локтем изношенную материю,
вешает на окно.
Ждет, пока ветер развеет белизну,
а дым из каминов соткет
идущий следом парад теней.
Когда они шли на свадьбу, вокруг полыхал
мир.
МАЛЕНЬКАЯ ХАНЕ
памяти всех детей
У нее забрали семимильные сапоги
и она ходит в деревянных сандалиях.
Отобрали реку, лес и седьмую гору.
Даже гребень, который она хотела бросить через плечо.
Теперь она стоит у окна барака.
Со страхом прячет в полуприкрытых глазах
тень стеклянной горы.
ЭРСЕК
Не боится ни горящих домов,
ни кирпичных стен, отделяющих
гетто от города,
ни пепельных профилей своих близких,
трущихся о явь или сон.
Теперь он спит с открытыми глазами.
РОТ
Всю войну он укрывался
в погребе.
Потом уехал в Америку.
У него умница жена, прекрасные дети,
новый дом — десять комнат, бассейн
и две ванных.
Но он каждый вечер
возвращается в погреб.
ПУАНТИЛИЗМ
Неспешно покидают этот мир:
Ариэль, Йоханан, Либуш.
Вырастают на глазах, когда их тени
вытягиваются от окон до самых дверей.
Уходят, сливаясь в одно непроницаемое пламя
темноты.
Мириам пытается отодвинуть от них окна и двери.
Потом она будет кисточкой собирать
рассыпанные позвонки сумерек
в один круг, который можно прочесть,
круг запутанной пустоты.
МЕИР
Он снимает обувь перед синагогой,
возжигает менору, кружа
по темным каналам молитвы.
Освежает в памяти строки Талмуда
Вглядывается в безмолвный лик Яхве.
Сжимает губы, когда его тень дрожа
удлиняется. Он задерживает дыхание
и чувствует, как на спину
наваливается весь его до конца непонятный
мир.
Он выходит из святилища,
и на спине у него на один горб
больше.
СЧИТАЛКА
Он такой старый,
что забыл, когда родился.
Сейчас он считает тех, кто умер.
Ему уже не хватает пальцев на руках и ногах.
Изношенная память путает лица.
Но все равно он загибает пальцы, от первого до последнего.
Забывает лишь о Себе.
ШИЙЛЕ
Он опустошил свою сокровищницу знаний.
Ему уже столько лет,
что он променял веру на равнодушную мудрость.
Нынче он передает тайную силу
Добра и Зла своим сыновьям.
Видит, как они молятся, а в глазах их страх,
высматривают знак.
Улыбка озаряет его лицо,
когда они заковывают себя в цепи скрытых чувств.
Он мягко кивает в ответ на их ученический страх —
выйти за границы мысли.
Он знает, что величие и ничтожество
можно сыграть только
на одной струне.
ЦЕЙДБОМ
Примиренный с миром,
он стоит на стуле, пытаясь впервые за много лет открыть занавеску.
На секунду его поднимает ветер — он легок, как перышко.
Потом он соскальзывает к полу.
Хотел бы он забрать с собой
на тот свет эту разверстую тьму,
защитить разрыв, вокруг которого
сгрудился свет.
ХАИМ
В день его обрезания
раввин объявил миру о конце его детства.
Тогда он обрил голову
и уселся с Талмудом на коленях.
До сих пор сидит, ожидая
рождения откровения:
небесных истин и их земных последствий.
СТЕНЫ ИЕРИХОНА
Им надоело скитаться по небу.
Усталые, они ищут для себя места
на земле.
Израильтяне, трубя в трубы,
возвещают их возвращение.
АГАСФЕР
Я, вечный скиталец-жид, пустился в странствия,
когда ветер нагнал огня в оливковую рощу,
а гора Хеврон уже пресытилась кровью
жертвенных животных.
Затем вдруг все стихло, и было слышно,
как Кибела сзывает гостей отпраздновать примирение.
Голоса богов требовали от меня рассказа
о неизвестных им пророках.
Они не могли понять, что я сам
был этим сказанием, горящей рощей
и кровью жертвенных животных.
Я по край горизонта наполняю
ветер из четырех сторон света
эхом моих шагов.
НАХУМ
В шалаше я никого не нашел,
в палатке меня еще нет.
Где же я и был ли я вообще?
Яхве, скажи, когда наконец я вернусь?
Я так хотел бы выйти себе
навстречу!
РАВВИНЫ
Сидя на талитах,
читают кадиш по Морицу, Давиду, Йосефу —
а через минуту
будут спорить о вечности.
МЕНОРА
Я взбираюсь ей на плечо,
и проходит вечность
между одним взмахом руки и другим.
Я иду мимо семи свечей
и только одной жизни.
ЗАБОТА
Вся гмина говорит, Йохер
продал кому-то
одним махом весь мир?
Скажите, ребе, что же останется
мне?
КИДУШ
Боже, отдаю всю мою семью
Тебе.
Ей жертвую все, что я пережил.
Себе оставляю таинственную даль вселенной
и те огни свеч,
которых никто
не погасит.
РЕВЕККА
Вот она вышла из ритуальной купальни,
смыла с себя пот, страх и запах газа.
Возвращаясь домой,
увидела на чужой руке
свое обручальное кольцо.
РОТ — НОВЫЙ ЗАВЕТ
Боже, сделай так, чтобы я проснулся наутро живым,
чтобы мои Книги сохранили
свою предвечную мудрость.
Чтобы труба звучала чисто
и чтобы в синагоге никто не поставил
против меня черной свечи.
32 
