Пойти и не вернуться
Следующая остановка —
Блошиный рынок.
И ты лавируешь между
припаркованными велосипедами,
боясь задеть,
чтоб не сработала сигнализация,
покуда мелодия в наушниках
смешивается с посторонними звуками
в большом и малом кругах
кровообращения твоей музыки,
а твой внутренний гид
объявляет:
следующая остановка —
Блошиный рынок.
И местный левша
делает тебе условный знак:
то ли «победа»,
то ли «быстро гони два евро
за все, чего тебе не хватало
для полного кайфа»:
— трехструнная гитара;
— детские галстуки;
— электроштопоры;
— памперсы с рукавами;
— грабли с массажными насадками;
— коньки для близоруких;
— противотанковые галоши;
— светофоры для дома;
— настенный тостер с кукушкой;
— швейцарские часы с выкидным лезвием;
— печатная машинка «Зингер»,
пять пар штанов под копирку;
— бутылка патефонной водки,
78 оборотов в минуту;
— порнографические карты
секретных аэродромов…
И ты уже почти приехал,
трамваи останавливаются
прямо у дверей твоего сознания
и везут на другой этаж.
Круг замкнулся.
Выхода нет.
Следующая остановка —
Блошиный рынок.
Плакали, знаем!
Мальчик трех лет
шагает рядом с мамой,
а потом как свалится,
как трахнется об асфальт!
Коленка разбита в кровь,
но не плачет,
трехлетние мужчины не плачут,
подымается, отряхивается
и с независимым видом говорит:
«Чуть не упал!»
Мальчик четырех лет
лежит на операционном столе
и вот-вот заплачет,
потому что какой он уже мужчина,
когда тетя доктор копается
чем-то железным у него в писе,
спасибо, хоть родителей не пустили.
Мальчик пяти лет
дождался сладкой передачи
в своем загородном туберкулезном санатории,
и на радостях съел ее всю,
вот только ошибся шкафчиком,
и потом девочка что-то искала в нем,
ничего не нашла и заплакала,
и мальчик с ней за компанию,
потому что хрен с ними, с апельсинами,
в санатории карантин
и родителей снова не пустили,
вон они там, за окном,
машут ему руками,
пока он жрет чужую передачу…
Отец трехмесячной дочки
по дороге в лазерную клинику
подслушивает разговор.
Мальчик трех лет
шагает рядом с мамой.
«Мама, а знаешь, ты тоже умрешь!»
«Что ты несешь?!
Ты что, хочешь, чтоб твоя мама умерла?»
«Не, я не хочу. Я просто напоминаю».
Господи,
пусть врачиха с лазерной линзой не ошибется.
Береги в дороге всех Твоих раздолбаев,
всех слепых
и тех, кому сегодня закапали глаза.
* * *
Детка, я вышел из дому, затемно пообедав,
как раз начинался третий период хоккейного матча:
канадцы по полной программе пердолили шведов,
а может, и шведы канадцев — те тоже мачо.
А два с лишним года назад, забыв о других пацанах,
ты в койке меня обучала греко-римской и вольной
борьбе в поддавки, а потом свалила к первому встречному нах-
имовцу и, судя по мэйлам, шизанулась по полной.
Теперь ты тусишь в он-лайне, поешь частушки не к месту
на интернет-поминках в мертвом живом журнале,
и я даже рад, что расстояние между
нами больше, чем между периодами в финале.
Семь дней, как семь самураев, топчутся, как по минам,
по мозгам, и лишь на восьмой начинаю я понимать —
для того, чтоб забыть одну дуру, человеку нужна как минимум
еще одна дура, а где же такую взять?
И что там за голые ноги растут и учатся спамить?
Какой юзер-пиковой дамы улыбка в ночном трамвае?
А все потому, что время терактом идет на память,
терактом идет — и тикает, убивая.