Глава первая. ЗАВТРА
улёгся медведь в берлогу и ну спать. зима. пушисто, морозно, всё в белом, а он спит.
света не видя. или, допустим, суслик — какая разница? и берлога ли бела / не увидела. там то ноябрь, то январь, а тут покой и сон. нирвана на зиму, можно так сказать.
однако же, предположим: а тут суслик какой-то без норы куковать остался, типа бомж, ну, либо медведь-шатун. шляется по зиме, и ни сна ему, ни нирваны. отощал, шкура облезла — прям батальон морской пехоты об него ноги вытер, и пропадает животяра натурально. а — февраль. мороз, жрать не хрен, и т.д. Воздух хмурый и грязный, грузный… пустил тот первый суслик этого шатуна к себе, жалко, дескать, стало. ну, дак… в общем, через неделю-другую добросердечный тот хорёк сдох, как положено. то ли задохнулся, то ли совместной вонью отравился? — не важно. И выводов из всего этого никаких. А ему скажи ты бре… / пятипалую в норе…
вот ты говоришь, что красота спасёт мир… а! — это не ты, а все подряд говорят? ладно, допустим, Достоевский — попса. допустим! ну и что? вот он, этот спасённый мир, гармоничный, красочный, можно сказать, безупречный… и тут — ты — бабища, так сказать, дурища со своими хочу — не хочу. болтливая, тупая… и каково тебе на фоне этой красоты станет? …………так, признаю трижды, что был неправ! ты — самая-самая!!! — вся в чём-то нью-йоркском, изяяяяяящная и с этакой лукавинкой в пол-оборота. а — никакой разницы. и никому до твоей личной изумительности никакого хрена. потому что красота кругом, что хоть глаз коли, а то и хоть оба, не вынимая, так сказать, линз. покалывай показывай мне сны / двоя.
таким образом, в Венёве лето. август, поспевают яблоки. третьего дня был Медовый Спас. а теперь рань несусветная. явился юный раздолбай, незнамо где и с кем всю эту ночь проведший, и ну трезвонить. открываю — стоит, мило улыбается. добрый такой, что удавить не жалко. тем временем окно наливается лютым утренним светом.
Люди со спины / выглядят счастливей…
а почему-то во всей этой ситуации опять очень печально за Гоголя Николая Васильевича. и тем более, что есть мнение, будто бы если кто помер, то у него долго потом ещё волосы продолжают расти. а кому и зачем это надо — не знаешь?
и всего-то, да, / не проходит, рано, / с уха до хвоста, / нету, пустота.
Глава вторая. СВЕТ С ЗЕЛЁНЫМ ПРИВКУСОМ
осень. Екатеринбург. Три года тому назад (или два?)… трое в кафе «Шёпот». напишем так — «Шопот», ладно? …в середине, примерно, беседы наступает миг, когда В. В. разозляется и на весь «Шопот» почти орёт: — Лена, перестань болтать! или, примерно, как-то так… боковым зрением чувствую, как в её глазах замерзает, почти умирает взгляд, а в пространстве над… повисает неуспетая её фраза. её заставили замолчать, ну, практически, временно убили. Василий Владимирович, немного сумняшеся, спокойным тоном продолжает беседу, превозмогая вид знакомый / и до знакомого родной…
предполагаю, что стихи — это ещё и такой способ молчания, когда речь приобретает предостаточное ей число степеней свободы и когда её уже никто не в силах прервать.
вся эта повесть вовсе не написана впрямую в связи с рукописью «Голосов». Просто после каждого непонятно откуда взявшегося абзаца я с удивлением нахожу его отражение или там отголосок в стихах… например, про сусликов я писал, и не предполагая, что они тут окажутся… скорее, это комментарии наоборот…
Солнечный мальчик входит в мои полкомнаты имени Бродского и говорит: «У тебя здесь свет имеет зеленоватый привкус», — так что название этой главки я не придумывал. оно само пришло и осталось. при всём при этом и воспроизводится сей опус… и ведь вот что характерно — лепечет, шепчет ёлка, ёлка… …Я — до рождения младенец… …вели, как этот сад, казнить. свет становится совсем уж зелёным. блин! вот свет, а вот источник…
Глава третья. АФРИКА ИМЕНИ СЕРГЕЯ КУРЁХИНА (не знаю, почему)
в этих тех буквах больше судьбы, чем вещества… конвейер по производству бессмертных произведений искусства остановлен в связи с кризисом перепроизводства. жгут бесценные живописные полотна, рушат архитектурные шедевры, стихи вообще запрещены, а над Ф. Феллини издеваются даже на том свете. Дэвид Боуи застрелился. Смотри, как в этой темноте / мерцает время, удаляясь. и ещё раз: в тех этих буквах больше судьбы, чем вещества.
далее по тексту: зарабатывать деньги, чтобы жить, чтобы зарабатывать деньги, чтобы жить, чтобы зарабатывать……. Вор выпьет, что не на виду…
как говорила когда-то Наташка, люди делятся на Лен и Лёш… а тут люди не делятся ни на кого, поэтому все — одни. даже на Пасху едва ли встретишь хотя бы двоих любящих друг друга. потолок сознания ниже плинтуса следующего этажа. такова архитектура местного самоопределения. истина никогда не похожа на правду. а косинус альфа равняется одной целой тридцать две сотых пи. всё… и всего-то, да……..нету, пустота.
вот Наташка назвала сына Васей, а за что — спрашивается! а чтобы не Лёша, что ли? врёт ведь… беги, беги, и кроме нас… …ребёнок, прячущийся там… …пугливый бражника детёныш……
удивление и умиление. исчезающие свойства. благоговение уже вымерло, а стыда осталось несколько полудохлых особей. красная от слёз книга жалоб и безличных предложений.
нужно научиться забывать, чтобы не мучить совесть. а забывать приходится лишь себя. и безжалостная книга собственной памяти — всё что есть у себя своего. а самая первая страница в конце. букв почти не видно уже. звуков вовсе нет. их приходится придумывать извне. у каждого поколения свой Утёсов и свои Битлы. Манхеттен — репродукция с 237 страницы книги слов. пора — не пора… перелистывать? Смотри на небо этажей, / Как я на голое смотрю…
вёрст 160 к югу от Москвы. станция Настасьино. вокруг старинного зданьица вокзала обломки столетних лип, наверно, видевших Бунина, Зайцева, Пастернака даже… деревья видят?.. деревья видят! их только что спилили и безобразно разбросали вдоль посадочной платформы вперемешку с мусором. не в огонь, так оземь.
вдруг сквозь вполне млечный утренний туман к дизельному поезду выходят несколько негров. где-то около трёх. Зимбабве какое-то… они впрыгивают в тамбур, из которого сразу же слышится русский мат с ихним акцентом, как полон птичьего клохтания обрыв…
курс доллара начал падать… тешу себя враньём о том, что все добрые люди, которым я задолжал, скоро станут задолжать мне. и хотя ломиться в открытое зеркало вполне клятвопреступно, однако чувствовать себя Чингисидом не приходится ни по какому поводу, тем более, что Царит закат, и вот не вспоминаешь, / а видишь: за окном проводят лошадь…
Глава четвёртая. ГОЛОСА
бедная-бедная ты… недолюбленная, недотраханная, недопонятая!.. и не приведи тебе, чтобы эта приставка преставилась. тогда-то уж точно Хлестнёт — и успокоится язык, и Чужая жизнь врывается в окно… …и, что уж совсем смертельно, вот, послушна голосу, молчу…
утренняя Россия. роса, август, звёзды за ночь нападали где попало. листья валяются, и асфальт отволглый. от Волг. Волной родства тяжелый водоём… сколько их, этих Волг? куда ни пойди — Волга. а у тебя там сплошной Гудзон, и ноги — на ширину плеч. А Бродский умер. Твои слова, мои права / мне возвращённым силуэтом / овладевают… время имеет место, а не наоборот. у места свои сущности и вещества. ты нужна Богу, потому что он без тебя не имеет смысла. потому что — Слово, которое молчит, не существует. даже для глухонемых. которые — умеют видеть звук. ведь звук проникает сквозь — вакуум, космос, время(а?). Не прислониться, как укрыться, как повернуться и спастись.
а то вот ещё недопустительное предположение — будто бы жизнь стоит о трёх точках — секс — лень — секс. типа — первородный инстинкт: Я думала, огню не больно. эти противополо-положные начала сосу-ществуют в индивидуУме до поры, когда остаётся то, что остаётся… более или менее абсолютным выражением лени принято рассматривать смерть (?). упал, как падают во сне.
нужно уже признаться (себе), что поэзия сего дня проиграла себя в себя. Видишь слово, оканчивающееся на е? такая игра… обернёшься, увидишь — как: Великая русская поэзия выходит из пучины ХХ века с победительно задранной вверх мордой лица! и перехватывает горло… Она (Она) — выдержала всё — гонения, смертоубийства, запреты, восхваления недостойных, страх и обоюдный ужас бытия. и вот — никому, на букву херъ, она стала не нужна. боль и ненависть забыла, / а вспомнила тоску и стыд.
амбивалентно… провозглашено в ответ — творчество, это частное-де дело каждого… а остальные — пошли на… вот они и пошли. все. кто бы развязал этот узел никогоникомуненужности? Молчание? Любование? Упоение? Никто не прав и никто не виноват. всё молча написано у всех на жопе: вот этот дом, где нас не ждут…
или такая вот историйка: подмосковное утро, позднее — часов 11—12, но утро… река, туман меж двух высоченных берегов. Молчание? Любование? Упоение? / Питие? Пение? Удивление? / Неостановимые чтение и течение… рыбка метрах в ста отсюда плеснёт — слышно! вдруг — как из Вселенского небытия раздаётся нестерпимая бабья вопль. овопльженщинвсехвремён….. голос продирается сквозь безмолвие, улетает вдаль, не встречая возражений, длится в бесконечности без различия букв, слов, смысла… просодия чистой воды. и!!! — Набоковая ситуация вхождения в радугу — в отражение: вопль возвращается из оттуда — эхо сталкивается со своим первоисточником… вдвоём изобретённых слов; / прикосновений… вот она — абсолютная рифма. любовь можно рифмовать только с любовью. а сельский байкер, снявший глушитель со своего раздолбанного мыцицикла, изобразит потом в воздусях всенощные свои амфибрахии, и не хрен тогда туточки спать, Когда пытаешься за ним / угнаться, веря, что угнался…
И месяц розовый кружится / в водоёме.
Глава пятая. БЕРЕМЕННЫЕ ДОЛГО НЕ ЖИВУТ
странная странность во взаимоотношении полов. незабвенный Шкловский берёт за уши Тынянова, Катаева, Зощенку, кого попало… Толстого, и начинает выделывать из них себя.
а хто, собственно, учредил приоритеты и главнокомандования в сексе. ну, то есть — хто кого трахает? Адам Еву, либо наоборот: Наташа Ростова — Толстого???
вот тут-то и просыпается материнский инстинкт — материшься с утра и до упаду… и не хрен на фрейда пенять, коль рожа — кивая!.. тем более, что брошенный и неспокойный, / оправданный и смолкший за ночь, / вочеловечась ненадолго, / он вдоль разрушенной реки / идёт с утихшей слева болью, / земли касается не сам — он / в том шуме не расслышит толком, / кого лишился вопреки. дядька Гомер вообще трактует сию ситуацию прибл. так: К деве невинной мощный Арес проник и тайно с нею сопрягся… и опосля, шесть сезонов кряду эта невинная дева рожала от энтого Ареса. живут, и ещё как живут — беременные.
требуется сатисфакция и сексуально-платоническое опровержение! дык, вот оно: где б ни скитался, сколько б ни молчал, / ни делал больно, делал больно, / ни всхлипывал во сне. И по ночам / мы порознь да не вымолим друг друга… и далее — и после, в темноте, от слёз солёной, / развенчанная новая невеста.
какая скотина придумала, что современная русская поэзия всегда плохая, а? какие долбодятлы, рейно-евтухаи хоронят нашу Поэзию? а в морду не хо-хо??? педагогику гробят и, надо полагать, угробят, медицину сделали лютой и недостижимой, народонаселение довели до озверения… путиномедведевы со свойскими толстошеими абломовичами, жадною толпой стоящими у кормушки, гласно-безгласно квалифицирующие людей овощами, не дождутся! а вот херъ им!!! Русская поэзия сталино-ленина пережила!
и вот ещё фактик — что означает дата рождения? — если уже полвечности аукнулось? о какой-такой вечной жизни толк? поэтому-то и нет никаких поздравлениев! и если это будет ложь, / то не такая, что во грех: / ты с той секунды будешь нов / и откровенен.
всё же посторонние люди являются всегда невовремя, и каждого из них надо и даже желательно квалифицировать мудаком, под влиянием того самого детородного, то бишь материнского инстинкту. вот впёрся в жизненное пространство Кураков. чем бы его отматерить побольнее? хорошо было Гомеру — никаких путиных, медведевых и даже кураковых даже и в прожехтах не маячило. а Данила вот уверяет, что Сунцова работает на той, едва заметной грани, которая отделяет звук от смысла. врёт ведь, гад, но красиво, да? или не да? скажи да, потому как нет — высшая мера сексуального насилия (не помню — чьё?).
Глава шестая. КОНТРАЦЕПТИВ АНТИУТОПИИ
и опять-таки ноги… ходят, шляются, костыляют и хромают вдоль и пополам видимого сего бытия, то изголясь вразумительно, или утопая в самом, что ни на есть, подсознании по самое хочу-нехочу, со двора и по двору катят на велосипеде. и нет от… ни сна, ни похмелья. А как сообразишь — из какого на они растут, так скучно-то и не становится.
тем же самым бременем выползает верблюд, скажем так, из норы. натурально, драмадер (или как его там?). отряхивается, представим себе, по-собачьи, интенсивно и разносторонне размахивая всеми горбами, как бы сметая с себя вековую (с ударением на у) пыль, и говорит вкрадчиво эдак: тьфу… скажешь здесь полслова, / слово назовётся…
так сквозь меня просвечиваешь ты… предположим, при царе жили хво. без царя стали жить хво. при большевиках, сиречь, коммунистах, жили хво. без большевиков и коммунистов стали жить опять хво, и даже хвее, чем… потому тут и тотчас. …бесполая, беспамятная, ты…
а нельзя использовать веру в личных целях. и душа твоя — не твоя. и дар Божий — Божий.
…дождь, распахнувшийся не здесь…
…подумаешь об этом вскользь… однако, сразу же встаёт, извиняюсь, вопрос: ЗАЧЕМ? ответов нет, а спрашивать приходится. и кроме, как, опять-таки, с уха до хвоста, с себя спросить не с кого.
долго искать не приходится, и на тебе — тропу, на которую выходит за корнем корень… откуда, однако же, они, эти буквы? что ими движет — инстинкты, рефлексы-рудименты-атавизмы, сознание-подсознание, руки-ноги?.. ноги… почему они, эти бледные ноги, хватают за горло и жить не дают, пока не напишутся? Кто (Что) ими движет? разве это по-человечески, ежели слова командуют людьми? какими ими говоришь — такими ими и думаешь, какими ими думаешь — такими и живёшь. имя твоё похоже на тебя, или же наоборот. где (что?(кто?)) зеркало? у сердца в левом внутреннем кармане… …веществлённое воды сознание…
где ты? в каком Манхеттене (или на Манхеттене?) человек словарнее самого себя — разве да? кто кого сочиняет. что в Тютчеве человеческого — что порно-копытного? отдайте тютчеву стрекозу… отдайте! ведь же звери нюхают в загонах…
глаза, чтобы плакать ими… Изварина говорит, что они извне. а мы, верблюды трёхгорбые, ну, типа приёмопередатчики. золотари букварные. гордое имя им (нам-золотарям)! зато гонору — огурцов не напасёшься, и Нобелевскую премию вынь да воткни… вот такая книга, которая нас прочтёт…
Сидела у окна. / Читала интервью… сволочь-читатель. скотина. мразь. не было в России никогда никакой тирании, кроме одной. Малюта Скуратов, все Лжедимитрии от первого до теперешнего, Сталино-Ленины, Путино-Хрущёво-Горбачёво-Андропово-Брежневы — сопляки, выполнители воли единого владыки — народа! они канули, а Он тут как тут — всегда. сволочь. скотина. мразь. читатель. Его кредит кончается. / Сейчас он упадёт. и тут же: Это же самое блюдо зовут «оргазмо». почти смешно. Не ненавидь — ему это не поможет… …нету времени забыться… ибо все войны революции и войны — между человеком и человечеством. между ними и тобой. Обними и посмотри: / цеппелин поёт внутри. и далее: Гибнем, как выпавший в город снег…
Нам нравится игра / в рискованные прятки: здесь следует матерное слово из ста пятидесяти семи с половиной внематерных букв.
Глава седьмая. БОГ
Спасённая, представившая их, / оставившая их, живу их… как себе вообразить себя? бесполо. слепо. глухонемо. без обоняния и осязания. Безмозгло, этсетера — душой. ради кого-чего тщишься спасения? и опять… зачем? …вопрошенье, разум, тьма и голод… надысь является к тебе сусликоверблюдошатун и вещает: да, читатель суть скотина ленивая. но ведь он же и сволочь, равно как и тупой придурок. а вот ведь что предполагаемо — не один-одна-одно-одни они оформлены стрелочником на стезе душеспасения… и ты там трудишься. в энто скотство и твоя ложка мёда подмешана, приправой де, в развратительное пойло читательского общедушия, а? …их воплощенье, радость и борьба.
прародитель Адам был неверующим человеком. а агностицизм придуман в качестве (и количестве же) гугнявой забавы для дебилов какого-нть аглицко-венёвского клуба тех, кому за триста! спасайся — хто может. потому что умирать страшно. а умереть не страшно! мёртвые боятся умереть… оереть! еръ — это такая буква была. была-была, и — не стало… рудимент.
…толкнуло и шепнуло: ты не в них, / не в меченых и рвущихся предметах / стараешься воскреснуть… Однако и поэтому, пора уж идтить и любить своего врага — себя. других их нету, и не было. потому что все фашисты и все китайцы — кровная твоя родня. посмотри, послушай, Лена………….. неужели Ева была-таки негритянкой?
девочко-женщина с ребёнко-куклёнком на руках в больничном среднерусском коридоре. некрасивая кривоножка несёт лечить новую крохотную жизнь. Неодолимо, как «прощай», / оно лепечет: здравствуй, здравствуй… зажмуриваю изо всей силы глаза. одна слеза всё ж вытекает. падающий свет / зарево открыл… Бог, я Тебя видел. Выходи.
ЭПИЛОГ
ты разговариваешь безсонно 2/3 жизни. а когда уснёшь, словно стыдно или страшно от молчания, бормочешь невнятность, а то ещё и — храпишь. храпишь? какими буквами изобразить насморк сего предчувствия? о чём этот свет? если глядеть с той стороны, например, из Нью-Йорка? А если из — отсюда……Венев. 1+1=1, то бишь — бесконечность, совокупленная с бесконечностью, равна сама себе, за это — кол! как сказал Велемир… а единица равна тебе, а ты ей, потому что микромир вселенной зависит от себя и от Того, кто его сочинил. Уже вот-вот рассвет, ты почти засыпаешь — у тебя всё наоборот, как в водном отражении букв. звуков. за окном город, читаемый одинаково с любой из сторон света. дождь. холод. там… сновидение нащупывает… еле-еле… измождённые недосыпом рецепторы, то шепча безбуквенные сочетания, а то дыша в прокуренный взгляд мягким своим теплом. под холлофайбером фирмы Komadey вечное конец-мая-начало-августа. всё цветёт и одновременно плодоносит. как вожделенная несбыточная ты. во сне смерти не бывает. спи.
ПОСТЭПИГРАФ
Всё, что любил я у жизни, — книги и ноги.
такой вот Соснора…………………………
34 
