ISSN 1818-7447

об авторе

Андрей Сен-Сеньков родился в Душанбе в 1968 г. Окончил Ярославский медицинский институт. Жил в г.Борисоглебске Воронежской области, с 2001 г. в Москве. Работает врачом. Дипломант Тургеневского фестиваля малой прозы (1998). Книги стихов и визуальной поэзии «Деревце на склоне слезы» (1995), «Живопись молозивом» (1996), «Тайная жизнь игрушечного пианино» (1997), «Танец с женщиной, которая немного выше» (2001), «Дырочки сопротивляются» (2006). Публиковался также в журнале «Новое литературное обозрение», альманахе «Вавилон», антологиях «Самиздат века», «Современная литература народов России», «Нестоличная литература», «Девять измерений», «Очень короткие тексты», сборнике «Секреты и сокровища: 37 лучших рассказов 2005 года», и др., а также в переводах на итальянский, английский, немецкий, французский языки. Шорт-лист Премии Андрея Белого (2006).

Страница на сайте «Вавилон»

Дмитрий Дейч родился в 1969 г. в Донецке. Окончил Донецкий политехнический институт. С 1995 г. в Израиле. Малая проза Дейча печаталась в антологии «Очень короткие тексты», составленных Максом Фраем сборниках новой прозы «Русские инородные сказки — 2», «Русские инородные сказки — 3» и «Прозак», журналах «Воздух» (Москва), «Многоточие» (Донецк), «Двоеточие» и «Солнечное сплетение» (Иерусалим). Автор книг «Август непостижимый» (Донецк, 1995),  «Преимущество Гриффита» (Москва, 2007),  «Сказки для Марты» (Москва, 2008),  «Зима в Тель-Авиве» (Москва, 2011). Лауреат литературного конкурса «Дварим» (2005). Живет в Тель-Авиве.

Новая карта русской литературы

Предложный падеж

Владислав Поляковский о поэзии Данилы Давыдова ; Андрей Сен-Сеньков задаёт вопросы Дмитрию Дейчу

Андрей Сен-Сеньков, Дмитрий Дейч

Новая рубашка Гриффита Андрей Сен-Сеньков задаёт вопросы Дмитрию Дейчу

Андрей Сен-Сеньков: Самое имя Гриффит имеет отношение к режиссеру Гриффиту?

Дмитрий Дейч: Имя, безусловно, режиссёрское. Всякой, даже самой нелепой ситуации внутри текста это благородное имя придаёт некий — почти неуловимый — оттенок вдумчивой серьёзности. Мы чувствуем запах ВАТ (Великой Американской Традиции), даже если не распознаём все наличествующие ферменты. Важным является также чувство déjà vu, которое испытывает каждый из тех, кто знаком — хотя бы шапошно с историей кинематографа. DW Griffith — Великий Первопредок массмедиа, и в этом качестве он присутствует в тексте. В виде значка с портретом — на лацкане.

Андрей Сен-Сеньков: «Граффит», в окружении цветных нечужих рисунков?

Дмитрий Дейч: Граффити. Грифель. Мелки, цветные карандаши, гуашь. Всё это здесь имеется. Всё это происходит в тексте.

Андрей Сен-Сеньков: А в чем преимущество Гриффита перед, скажем, Орсоном Уэллсом?

Дмитрий Дейч: Для русского уха Уэллс прежде всего — писатель. Человек-невидимка. Тот самый, что к Ильичу ездил — зажигать лампы. И уже во вторую очередь — режиссёр. Шутник, который напугал американцев до смерти (вполне по-гриффитовски, кстати: щупальца истины…). Одного я бы Гриффиту не простил (простил бы, конечно, вру): писательских амбиций, писательской рефлексии, писательского прищура и позы.

Андрей Сен-Сеньков: Помнится был у него (у Герберта Уэллса. Кстати, Герберт-Гриффит, что-то и в этом есть) рассказ про человека, потерявшего вес. Меня это заставляет не принимать объяснение преимущества. Уэллсы круче))) Причина еще в том, что у Гриффита ни одного фильма, к стыду своему, не смотрел…

Дмитрий Дейч: Уэллсы молодцы, конечно (кстати, человека-невидимку звали Гриффин). Что до DW Griffith-а — он эпичен. Много пафоса — смешного, но и трогательного. Смотреть безусловно стоит.

Андрей Сен-Сеньков: В «Уроках Гриффита» (моя любимая глава) учитель обещает на следующем уроке разобрать понятие диффузии. Что он использует вместо соли? Или все его уроки химии построены на наглядном использовании кристаллов соли (это было бы интереснее)?

Дмитрий Дейч: Вообще говоря, этот текст изначально был написан о Шуберте. Там были немецкие имена и реалии начала 19-го века. Такова судьба многих «гриффитов»: я пишу о себе, о музыке, о погоде, о птичках, в итоге всё это попадает в книжку о Гриффите. Что до соли, то это — просто соль. Поваренная. Обыкновенная.

Андрей Сен-Сеньков: Шуберт был учителем или маленьким учеником?

Дмитрий Дейч: Шуберт был вынужден подрабатывать учителем в школе, принадлежавшей его отцу. Фигура отца также появляется в тексте, ближе к концу. Интересно, что Шуберт тайком от папеньки, в урочное время — пока ученики «гоняли балду», правил партитуры и писал свои Lieds. Это напомнило мою собственную ситуацию: большая часть этой книжки написана прямо на работе: в окошке программы Flash Professional между строками программного кода.

Андрей Сен-Сеньков: Все мы «шуберты» (( …

Дмитрий Дейч: И ты, Шуберт?..

Андрей Сен-Сеньков: А где я, по-твоему, пишу? Там же…

Дмитрий Дейч: Я думаю, это и есть то, что большевики называли «литературная ситуация» — когда вершки и корешки уже не хотят, а ботва всё ещё трепещет на ветру — как старое полковое знамя. 

Андрей Сен-Сеньков: «Стихотворение Гриффита». По причине единичности похоже на Жизнь Гриффита, Смерть Гриффита… Синоним?

Дмитрий Дейч: О «Стихотворении Гриффита» хорошо сказал Женя Сошкин. С филологической колокольни: «[…] Эта комбинация слов, объявляемая стихотворением, напоминает одуванчик, доказывающий ветру, что он — одуванчик. И если мы поверим, что перед нами — стихотворение, то нам покажется, что на свете есть только одно стихотворение, и оно — вот». И, кстати, о статусе Гриффита как персонажа Женя высказался также вполне убедительно: «[…]Мы о Гриффите почти ничего не знаем с определенностью, и на каком-то этапе эта неопределенность становится для нас дороже любого точного знания: только в ней и может удержаться образ Гриффита». Он прав: Гриффит может рождаться и умирать, сколько ему вздумается. Но стихотворение — одно-единственное. Других он не писал, и, видимо, уже не напишет.

Андрей Сен-Сеньков: Возможны предметы, с которыми Гриффит в принципе никак не может быть связан; ситуации, в которых он в принципе не может оказаться, города, в которых он не сможет никогда оказаться и т.п.?

Дмитрий Дейч: Я думаю, что в идеале тексты о Гриффите могли бы, подобно Книге Перемен, исследовать все ситуации, все жизненные начала и процессы, войти во все двери и быть — обо всём. Тогда эта книга могла бы стать Книгой Терапии Гриффита. А так…

Андрей Сен-Сеньков: Ты говоришь, что иногда пишешь о чем-то, а в итоге получается «про Гриффита». Я как-то еще до твоих признаний заподозрил в этом главу «Купание Гриффита». Сильно выбивается из общего ряда, оставаясь одной из самых ярких глав. Что это было изначально? О чем?

Дмитрий Дейч: Вот как раз «Купание Гриффита» с самого начала было текстом про Гриффита. Это — один из последних написанных текстов, когда художники уже рисовали и книжка была почти готова концептуально.

Андрей Сен-Сеньков: Забавно )… Этот кусок книги предельно размытый, в нем какая-то стыдная эротика… Этот текст меня сильно потревожил. Unhelmlich, да?  Я вот еще вспомнил обложку романа Спектора «Face-Control». Там взрослый человек сидит в ванной, в руках резиновая уточка. И у человека на лице прямоугольная нашлепка, скрывающая глаза… Жутко.

Дмитрий Дейч: Для меня этот текст как раз один из самых светлых и умиротворяющих. Это — даосский текст. Он утверждает неизбежность перемен и эманирует особого рода ПОКОЙ И АМБИВАЛЕНТНОСТЬ череды превращений. 

Андрей Сен-Сеньков: А вот я, может, ошибаюсь — есть влияние Кортасара? Про фамов и хронопов? Когда-то давно этот текст очень сильно лег внутрь. Боюсь, он там до сих. Такая без оглядки способность стать демиургом-light… Нет?

Дмитрий Дейч: Не только Кортасара. Здесь огромное количество прочитанной (и переваренной) литературы. С бору по сосенке. С каждой рубашки по нитке.

Андрей Сен-Сеньков: Так рубашка новой получилась. И это главное. А вот какой бы ты хотел вопрос задать писателю Дмитрию Дейчу после прочтения книги?

Дмитрий Дейч: Я бы спросил его: «Дейч, с каких это пор ты — писатель?». И я даже знаю что бы он, зараза, ответил…